— Спрашивает ли иногда себя бесконечность: «А действительно ли я являюсь бесконечностью?»

— А что тут спрашивать? Понятно, что не является.

— А-а-а! Как так? Бесконечность не является бесконечностью?

— Все, что может собраться в «я» или во что-то (отдельное, определенное), бесконечностью не является. Всякое «вот оно», «вот это», «вот это вот» — не бесконечность.

— Проверяет ли иногда бесконечное: «А действительно ли я являюсь бесконечным?»

— Проверяют: «А по-прежнему ли оно при мне?» — то, что можно потерять или такое, что не составляет с тобой единства, что присовокуплено к тебе внешним, необязательным образом, такое, что при тебе может быть, а может и не быть. От бесконечного его бесконечность, разумеется, неотъемлема. Иными словами, проверять здесь нечего.

«А точно ли меня хорошо постригли?» — спросив себя об этом, мы устремляемся к зеркалу. В свою очередь, допуская возможность вопроса: «А точно ли я не имею границ?» — мы допускаем и то, что для ответа нужно всего лишь тоже окинуть себя взглядом со стороны. Однако со стороны может быть подтвержена лишь конечность.

— Что это? Бесконечное?

— Если бесконечное, то совершенно неважно, что это. Совершенно неважно, в чем его особость, отличительность, выделимость.

— Точно ли это — бесконечное?

— Точно нет.

— Знает ли бесконечное, что оно — бесконечное?

— Ответ на этот вопрос обязательным образом будет состоять из двух частей.

— Из двух, так из двух. Не тяните.

— Первое. Некому и нечему знать про себя, что он — бесконечность. Потому что бесконечность — это никто из кого-то, из кого бы то ни было. Равно как и ничто из чего-то, из чего бы то ни было. Ведь кто-то — это всегда кто-то отдельный, ограниченный. То же самое относится и к «чему-то». Неотдельного и безграничного «чего-то» не бывает.

Второе. Знать себя таким-то — значит знать себя выделяющимся тем-то и тем-то из чего-то большего. Иными словами, нельзя быть бесконечным и одновременно быть таким-то. Даже если под «быть таким-то» скрывается «быть бесконечным». Бесконечное — это ничто из чего-то. Бесконечное — это даже не бесконечное.

— У меня есть вопрос.

— О чем?

— О бесконечном.

— Находится ли бесконечное перед кем-либо, чтобы у того был о нем вопрос? Является ли бесконечным хоть что-то или хоть кто-то из могущего попасть тебе на глаза и вызвать вопрос?

— Мне надо разобраться.

— В чем?

— В бесконечном.

— Все–таки давай обратим внимание на то, что причина, по которой в чем-то нужно разобраться, заключается в том, что мы с ним разделены, что оно для нас чужое, незнакомое, иное. И чем больше между нами разрыв, тем важнее разобраться. Однако что есть бесконечное? То, что не является отдельностью. Мы никогда ему не противостоим. Когда оно, так сказать, актуализировано, мы всегда уже с ним заодно. А в отсутствие противостояния, соответственно, нет в чем и нет кому разбираться. Что есть бесконечное? Все, что есть. Иными словами, то, напротив чего никого нет — например, никакого мыслителя, рожденного разбираться с тем, наряду с чем он себя обнаружил.

— Странно, конечно, что бесконечное себя не знает.

— Чтобы себя знать, требуется собой быть, а чтобы быть собой, требуется от чего-нибудь отделяться. В случае же с бесконечным отделяться не от чего. Когда нет чужого, то нет и своего. В общем, раз никого и ничего отдельного по имени «бесконечное» не существует, в том, что оно — то, чего нет — себя не знает, никакой странности нет.

— Бесконечное даже не знает, насколько это великая штука — быть бесконечным?

— Имеете в виду, бесконечное не может оценить, как ему повезло, что оно — бесконечное? Однако оно бесконечно не в силу везения. Обрадоваться тому, что он — бесконечен, мог бы тот, кто бесконечному неравен, кому это досталось случайно, выпало извне — быть бесконечным. Иными словами, это была бы радость небесконечного — того, кому не бывать бесконечным, чтобы этому обстоятельству радоваться.

— Нормально ли, что бесконечное даже не знает, как это хорошо — быть бесконечным?

— А хорошо ли быть бесконечным?

— А плохо что ли?

— Чтобы быть чем-то хорошим, нужно находиться в поле зрения некоего наблюдателя. Мало того, еще и радовать его глаз. Быть ему угодным. Угождать ему. Возможно ли бесконечное в такой роли?

— Говоря о том, что быть бесконечным — хорошо, я имел в виду не внешнюю оценку, а то, что быть бесконечным — наиболее комфортная форма бытия с точки зрения внутреннего самочувствия.

— С чем себя сравнить бесконечному, чтобы сделать вывод, что его положение — наилучшее? Когда есть бесконечное, никаких других вариантов бытия просто нет. Нормально как раз не тогда, когда кто-то считает свое положение наиболее комфортным, а когда он не отделяется от своего положения, чтобы оценить его со стороны, как не отделяются от нормы или от само собой разумеющегося.

— Вот я соединился с бесконечным, и, занятый только им, игнорирую все остальное. Неплохо все–таки было бы знать, что я игнорирую остальное небеспричинно, а потому что мне открылось такое, что одно только и есть?

— Если ты соединился с бесконечным, то это уже не ты, а оно игнорирует все остальное. Однако сразу же следует признать, что бесконечное ничего не игнорирует, поскольку кроме него ничего нет.

— А вдруг кто-то считает себя бесконечностью, но ею не является?

— Ну, это навряд ли. Никто не считает себя бесконечностью.

— А вдруг кто-то считает.

— Ну и пусть.

— Не надо ли открыть ему глаза на правду?

— Открыть глаза на то, что он — не бесконечность, имело бы смысл тому, кто мог бы ею быть. Однако никто, в силу ограничений, наложенных на «ктойность», не в состоянии быть бесконечностью. «Ты не бесконечность, дружок. Исправься. Исправился? Молодец. Вот теперь ты — бесконечность». Это вы имели в виду?

Или, может быть, это? «Ты не бесконечность, дружок. Пойми, что ты не можешь ею быть. Понял? Молодец!» Однако открыть глаза на то, что он — не бесконечность, имело бы смысл тому, кто мог бы понимать, что она такое. Понимать, то есть, как минимум, обхватывать. Руками, мыслью, чем-то еще.

— И все–таки было бы неплохо, чтобы бесконечное, не предполагая ничего, кроме себя, знало, что не предполагает ничего, кроме себя, по праву — в силу того, что оно — бесконечно, то есть занимает собой все — все время, все пространство.

— Знать, что у тебя есть основания его не предполагать, требуется про что-то. В свою очередь на то, чтобы не предполагать того, чего и нет, причин иметь не нужно.

— Не имеющее границ даже не знает, что не имеет границ?

— По-настоящему не иметь границ — значит не позволять существовать им даже в виде идеи. Когда действительно не имеешь границ, их нет нигде, вообще нигде. Нет никаких границ. Их нет даже для того, чтобы знать, что их не имеешь. Зачем знать, что границ не имеешь, если их нет, причем совсем, полностью нет, если они — ничто?

— Быть всем и не знать, что ты — все?

— Быть всем — это не совсем… быть. Быть всем — это скорее быть никем и ничем, нежели кем-то или чем-то. Ну, да ладно. Зайду по-другому. Знать, что ты — все, означает, другими словами, знать, что нет другого, кроме тебя. Но для этого надо знать о другом. Хотя бы о гипотетическом другом. Однако коль скоро другой имеется хотя бы как гипотеза, тогда тот, у кого она имеется — уже не все. На самом деле, знать, что он — все, важно или интересно только самозванцу — тому, кто на все не тянет, поскольку имеет пределы, за которыми начинается другое — то самое, о котором он имеет представление, и которое, стало быть, имеется еще и как факт. Если ты — все, тогда то, что ты — все, не играет никакой роли.

— Бесконечность не предполагает своего…

— Стоп!

— … наблюдателя.

— Сказал же: стоп! Бесконечность не предполагает что? Только то, чего и нет. Однако не-предполагание того, чего и нет, не является не-предполаганием. Не-предполагание должно быть не-предполаганием чего-то. Нельзя утверждать, будто бесконечность чего-то там не предполагает. Поэтому дальше слушать не буду. Ошибка уже в первых трех словах. Прошу ее исправить, чтобы общаться дальше.

— …

— Говорят, что бесконечное — это то, чему себя отдаешь, что тебя собой замещает, что отменяет мир, расколотый на фрагменты. В этой связи было бы здорово, если бы за миг до вовлечения в бесконечное меня проинформировали о том, что сейчас произойдет.

— Уже через миг это будет неважно: проинформировали тебя или нет. Уже через миг окажется, что некого было информировать. Если нечто есть фикция, правильное отношение к нему может быть только одно — игнорировать, не видеть, не знать, быть занятым другим. Того, что обнаружилось как фикция, ни о чем не уведомляют и не предупреждают. Его же нет! А мы именно фикция в присутствии того, что едино и беспредельно.

— И все–таки, было бы неплохо, если бы за миг до «пропажи» в бесконечном меня проинформировали о том, что сейчас случится.

— Чтобы подготовиться? На самом деле, ни приуготовить свой конец, ни хотя бы настроиться на него — невозможно. Нашим концом — речь, как понимаешь, идет о преодолении, а не прекращении жизнедеятельности телесной структуры — может стать лишь такое, что нам недоступно. В том числе недоступно для нашего понимания. Только тогда нам конец, когда нас даже не известили о том, что он сейчас наступит. Ибо когда нас о чем-то извещают — знать, с нами считаются, мы еще востребованы, нам еще быть и мы пока на своем месте.

— Точно ли бесконечное меня в себе растворит?

— Если бы ты мог в этом удостовериться, бесконечность была бы тем, на что можно посмотреть со стороны, а ты был бы тем, кого следовало бы не растворять (в ней), а (наряду с ней) оставить.

— Эх, хотя бы знать, что именно в бесконечное я себя отпускаю. Ведь я же как раз не против, мне, наоборот, приятно бы было…

— По своей воле ты можешь отдать бесконечному лишь часть себя. Ведь тот, кто отдает сам, остается. Что бы он ни отдавал. Однако бесконечное либо занимает собой все (в том числе и в тебе), либо никак. Приходя, оно отменяет тебя без твоей на то санкции. И может ли быть иначе?

— И все же, преодолеваясь бесконечным, хотелось бы знать, что именно им, именно бесконечным я преодолеваюсь…

— Преодолеваемый бесконечным преодолевается тем, что не имеет пределов, чтобы его можно было объять и идентифицировать как бесконечное. Нет ничего, что было бы бесконечным.

— Точно ли бесконечное меня в себя вбирает? Хотел бы я знать.

— Вовлечение в бесконечное не имеет начала, середины и конца. Оно моментально. Только что ты ни в чем не исчезал и вот — уже исчез. Нет никого, кто находился бы в начале своего преодоления и хотел бы знать, что происходит… Нет, не так. Ты вобран в бесконечное изначально. Бесконечное было всегда, а тебя никогда и не было. Хотел бы он знать…

— Точно ли бесконечное меня в себе вбирает? Хотел бы я знать.

— Вообще, большая самонадеянность верить, будто имеешь отношение к бесконечному хотя бы в качестве того, кто в него вбирается. Кто и что в него вбирается, если бесконечным является то, что было всегда; что всегда было в качестве всего, что есть? Нет никакой замены одного на другого, растворения кого-то в чем-то. Бесконечное обнаруживает твою иллюзорность. А все, что «хотела бы знать» иллюзия — иллюзорно тоже.

— Исчезну в какой-нибудь ерунде. А хотелось бы исчезнуть в бесконечном…

— Вот именно в ерунде ты и хочешь исчезнуть. Ведь ты можешь хотеть исчезнуть только в том, что есть заодно с тобой, что тебя допускает, позволяет тебе быть. Ты не в бесконечном исчезнуть хочешь, да и вообще не собираешься исчезать.

— Не вобраться бы в какую-нибудь ерунду.

— Тебя преодолеет только то, что преодолевает конечное и конечность. «Ерунда» быстро вытолкнет тебя из себя, можешь быть на сей счет спокоен. С «ерундой» мы соседствует, вынуждены соседствовать.

— Прости, что перебиваю, но как же хочется сказать «спасибо»! Наконец-то я хоть что-то буду знать на интересующую меня тему. Я все–таки вытащил из тебя хоть какое-то понимание. А оно еще и покой дарует.

— Говоря: «Не беспокойся», — я имел в виду: «Не хлопочи, не думай, не занимайся этим, все это не твоя забота». Вовлечение в бесконечность — это не наших рук дел, это дело рук ее — бесконечности. Это не то, что ты или я можем выполнить, обеспечить, или хотя бы проконтролировать.

— Ах, так. Ну, в таком случае, хорошо, хоть совет дал.

— Не совет дал, а дал маху! Потому что как объяснить кому-то, что вот это — не его забота? Если это — не его забота, его по отношению к этому и быть не должно. Это не наша забота — не подпускать нас к тому, что не наша забота.

— Ага, вот оно как: не наша забота…

— Вообще-то, тебе здесь понимать нечего.

— Так это не ко мне обращена твоя реплика?

— Э… Нет, не к тебе.

— Вот как? Странно. Ведь рядом никого больше нет, только ты и я. И если ты говоришь вслух, но не для того, чтобы я на это отреагировал, то это… странно.

— Да, действительно. Похоже, настает очередь заняться мной. Дело, впрочем, столь же безнадежное. Да, что я об этом знаю?! И что я об этом знаю, говоря: «Да, что я об этом знаю»?!

— И все–таки, будучи бесконечностью, неплохо бы еще и знать о себе как о бесконечности.

— Бесконечность — вообще не из числа того, чему есть полученное извне, родившееся путем сравнения и выделения наречение или обозначение. Как обозначают, например, что вот это — круг, а это — квадрат. Никакой бесконечности среди подобного кругам и квадратам нет и в помине. Если хочешь знать о себе как о бесконечности, то хочешь знать о себе как о круге или квадрате, но никак не о бесконечности. Нет такой извне устанавливаемой характеристики как бесконечность. Поэтому и ненужно ее знать.

— Понятно. Вроде понятно. Да, вроде… Кстати, вы так убедительно говорите. Спасибо! Интересно, между прочим, сами-то понимаете хоть что-нибудь из вами же сказанного? С трудом? Выходит, мы влипли оба…

— Не имеющее границ даже не знает, что не имеет границ?

— Не имеет границ не что-то, не кто-то. Всякое что-то или всякий кто-то границы имеет. Разве является проблемой то, что никто не знает, что не имеет границ, если никого, кто не имел бы границ, и нет вовсе?

— О, я, кажется, понимаю!

— А я вот, признаться, не очень. Н-да.

— Опыт реальной встречи с бесконечностью сделает больше, чем любое из пониманий.

— Хочешь сказать, что пока его нет, все напрасно? В смысле напрасно пытаться выполнить то, что сделает встреча с бесконечностью, хотя бы на один процент?

— Да!

— Ты только что признался в бессмысленности понимания, согласно которому «опыт реальной встречи с бесконечностью сделает больше, чем любое из размышлений».

— И все–таки про бесконечность хочется хоть что-нибудь, но знать.

— На самом деле, в реальном опыте, а не умозрительно, такой потребности не возникает. Не возникнет она и у тебя, когда бесконечность заберет тебя в себя без остатка.

— Здесь понятно — она меня в себе растворила, и мне уже ничего не надо. Но пока не растворила, могу ведь я что-то про нее понять?

— Пока она тебя в себе не растворила, ее нет. Как можно про нее что-то понять, если ее нет? А едва лишь она есть, ты уже в ней растворен.

-Но могу же я предположить бесконечность теоретически? И пока ее нет, пока она меня не поглотила, немножко ее осмыслить?

— Во-первых, ты можешь предположить только конечное бесконечное, то есть как бы, якобы бесконечное. Во-вторых, в осмыслении бесконечности тем, для кого ею не предусмотрено места, тем, кому рядом, заодно с бесконечностью не быть никогда, нет никакого смысла.

— А вот я не прочь вобраться в бесконечность.

— Прочь ты или не прочь — не имеет никакого значения. Потому в бесконечность и вбираются, что она не есть объект, который можно иметь перед натуральным или умственным взором, прилаживая его к себе, а себя к нему так и сяк. Бесконечность вовсе не есть объект, чтобы ты решал: «Да, в нее можно вобраться». Или: «А нужно ли мне в нее вбираться?» Ее для тебя нет, как нет для тебя субъект-объектного единства. Ты, субъект, не можешь быть от субъект-объектного единства в стороне. А бесконечность есть именно такое единство: она больше, чем что-то одно, в частности, больше, чем объект или чем субъект.

— И что, я даже не пойму, что про бесконечность нечего понимать?

— В том, что кто-то не поймет, что про бесконечность понимать нечего, нет ничего страшного — понимать-то не про что. Про не-объект не надо знать, что это не-объект. Не-объект — это почти то же, что и то, чего нет. А про того, чего нет, понимать ничего не надо; когда чего-то нет — не про что что-либо понимать.

— Неужели про бесконечность совсем нечего знать?

— Если бы про бесконечность было, что знать, мы бы в нее не вовлекались. Бесконечность потому и вовлекает в себя, что, коль скоро она есть, понимать уже нечего. Мы растворяемся в ней именно как в беспроблемности, от которой нельзя отгородиться, да и незачем это делать. Когда все хорошо, нет резона быть начеку, зато есть резон отдаться этому «все хорошо», впустить его в себя. Тогда, кстати, и действительно хорошо будет всё. Похожим образом нельзя остаться кем-то по отношению к ничему, к ничто. Там — на месте объекта — ничего нет, соответственно, и там — на месте субъекта — никого не должно быть тоже. К тому, про что знать — нечего, не приставляется дознаватель, как к пленнику прикрепляют стражника. Только, в отличие от ничто, не являющаяся чем-то и в силу своей необъектности ликвидирующая своего субъекта бесконечность, подтверждая отсутствие своих границ, занимает при этом его место, как занимают пустующую, свободную территорию.

Впрочем, понимать все эти сложные вещи, нам, в общем-то, незачем. Наше стремление что-то знать про бесконечность является недоразумением. И мы можем очень долго и кропотливо пытаться устранить это и ему подобные недоразумения, но для чего? Встречу с бесконечностью наши потуги не организуют. Она придет или не придет сама. А в случае реальной встречи с бесконечностью, при всей двусмысленности словосочетания «встреча с бесконечностью», это обстоятельство — разрешили мы недоразумения или не разрешили — не сыграет никакой роли: все произойдет так, как надо, без вариантов, без сучка и задоринки. Никаких недоразумений не будет и в помине.

Даже если бы мы разобрались, что бесконечность — не из числа того, о чем что-то знают, все равно наш вывод касался бы бесконечности умозрительной — бесконечности с приставкой «псевдо». Касательно бесконечности реальной нас железным образом нет. Нет самое нас — какое уж тут дело до наших мыслей! Напрасное занятие — бороться со своими ошибочными представлениями, когда главная ошибка — ты сам. Для разоблачения выявленного нами недоразумения нужно, чтобы бесконечность стала не умозрительной, а реальной. Но это уже не в нашей власти. Мы за бесконечность не отвечаем, за нее никто не отвечает. Случится она — я имею в виду в нашей жизни — недоразумение исчезнет без следа. Это, правда, не выразится в коррекции наших представлений, но ведь недоразумением являются не те или иные наши взгляды, а мы сами; нас нужно не перекроить, а отправить в отставку. В реальной ситуации мы просто не возникнем там, где нам не место. Например, по отношению к бесконечному. Не возникнет и бесконечное по отношению к нам. Только знать нам ни к чему даже об этом. И вот на это обстоятельство я хотел бы особо обратить твое внимание. Слышишь?

— Слышу, внимаю. Несмотря на пространность и интенсивность прозвучавшего монолога, это обстоятельство все же от меня не ускользнуло.

— Насколько не ускользнуло?

 — Ну, настолько, что… Что если знать нам ни к чему даже об этом, тогда, наверное, ни к чему нам знать и том, что даже об этом нам знать ни к чему.

— Да, все это лишнее. Поскольку это не в нашем ведении — устранить недоразумение, мы-то, в таком случае, что суетимся? Если только встреченная бесконечность устранит недоразумения, зачем тогда мы вообще занимаемся этим вопросом — как быть с возникшими недоразумениями? Если недоразумение связано именно с тем, что мы есть там, где мы не нужны, то есть убрать-то надо не какие-то наши мысли или идеи, а полностью нас, тогда мы-то куда суемся? Все это лишнее. Фиксируя, что нам не возникнуть там, где нам не место, или что такая-то задача — задача не нашего уровня, или открывая, что вот туда-то нам лучше не соваться, мы снова бродим, ошиваемся там, где нам бы не быть. И это поистине тошнотворно. Все это совершенно лишнее. Ведь, наконец, реальная встреча с бесконечностью, про которую мы говорим, что она устранит все недоразумения, прежде всего (или — ладно — в том числе) устранит недоразумение, согласно которому она что-то там устраняет.

— И лишнее, стало быть, говорить об этом, знать, что это лишнее — знать все это.

— Да.

— Что да? Это тоже сейчас было лишнее.

— Ах, да. Точно.

— Что: ах, да? Ты что?

— Ой, и правда, что это я!

— Эх, он все туда же.

 — Куда туда же?

-А туда, что все это лишнее. Вот это: «Ой, и правда, что это я!»

— Да, да! Все так, ты верно улавливаешь. Лишнее!

— И сейчас лишнее!

— Да, понимаю.

— И это лишнее, что понимаешь. Прости, конечно, что перехватил инициативу.

-…