Donate
Роман Осминкин статьи, эссе

«Пять пьесок для маленького Германа»*

(написано: весна-лето 2023)

первая публикация в сборнике «Humans and Demons: Dissecting Evil in Evil Times», Steirischer herbst '23 (Reader). Juli 2024. (englisch)

* Герман — имя нашего с художником Анастасией Вепревой сына. Мы дали имя сыну еще до начала Большой Войны и нашей эмиграции в Германию. Это можно назвать судьбой или привести цитату из старого советского мультфильма «Приключения капитана Врунгеля»: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет». Но есть и другой момент: переехав в Германию, мы поняли всю амбивалентность этого имени. Когда в Германии нас обычно спрашивают, как зовут нашего сына, и мы отвечаем — Герман, то многие сначала думают, что мы имеем ввиду его национальность — «немец» и удивляются, почему у русских по паспорту родителей сын — немец. Люди (а мы пока общаемся больше с чиновниками и социальными работниками) кивают и переспрашивают нас: Sehr gut, ваш сын немец, а как его зовут?

1.

Мы — политические эмигранты из Петербурга. В марте 2023 года Германия выдала нам гуманитарную визу. Нас распределили в земле Саксонии, регион Лейпцига, деревня Трэна (Thräna) неподалеку от городка Борна (Borna). Живем мы хорошо, нам, можно сказать, даже повезло. Из-за того что у нас маленький ребенок, немцы распределили нас не в хайм (Heim) — общежитие, лагерь или даже контейнер для беженцев, а дали отдельную студию, пусть на отшибе со сложной транспортной доступностью. Поэтому, здесь не будет никаких камланий о русских в изгнании, потере дома и прежней жизни. Как не будет и экзистенциальных притч о общечеловеческой вброшенности в мир, всеобщей бездомности и беззащитности (Хайдеггер), о трансцендентальной бесприютности (Лукач). Украинские, афганские, сирийские и другие беженцы, которых мы встречаем тут или видим в масс-медиа — лучшее средство от подобного рода притч и камланий. «Сверху ничего не падает, в двери никто не долбится» — базовый уровень безопасности, с которого можно начинать новую жизнь на новой земле.

2.

О чем писать, если ты не жертва структурного неравенства, если ты не принадлежишь к угнетаемой расе и нации, если ты не афроамериканец из трущоб Гаити, не черная лесбиянка с тремя детьми и ограниченными возможностями? О чем писать, если ты представитель гегемонной маскулинности, цисгендерная особь гетеросексуальной ориентации? Господи, о чем писать, если тебя не насиловали гантелей как поэта Артема Камардина и даже не ебали в жопу большими черными хуями как лирического героя Эдуарда Лимонова Эдичку? О чем писать, если ты не участвовал в войне, не прятался в бомбоубежищах с детьми от вражеских ракет, не работал на оккупированной террористами атомной станции? О чем писать, если ты не великий политик, не селебритис, не случайно попавший в большую Историю маленький человек? О чем писать, если ты даже не маленький человек, то есть не настолько маленький, чтобы это могло хоть кого-то заинтересовать, дескать ой, смотрите, какой маленький, надо бы его пожалеть и дать его голоску быть услышанным. О чем писать, если ты не обладаешь уникальными навыками и знанием, о чем писать если ты живешь по средствам и посредственно? О чем писать, если твоя жизнь — жалкая пародия на жизнь, биологический круговорот метаболизма по траектории от рождения к смерти без воли на поступок?

Спустя месяц после этого абзаца после обысков у коллег из ДК Розы и инсайдерских утечек о заведении дел на участников Партии Мертвых случился наш скоропалительный побег из Петербурга в Стамбул с двумя чемоданами и коляской. 36 часов без сна, адовая дорога с младенцем, которому закладывало ушки, пересадки, истерики, ожидания. В найденном для нас временном шелтере мы оказались на грани срыва от криков полугодовалого Германа и собственной усталости. Спасибо «Золотому Ключику» и ребятам из «Вывожук» за безупречную логистику и продуманную пошагово систему безопасности, порой даже казавшуюся избыточной и превращавшей наш побег в сцену из шпионского сериала. Но скрупулезное соблюдение этих протоколов помогло хоть как-то структурировать собственные действия в распадающемся хаосе. Перестраховывайтесь и будете спасены. Долгое восстановление паролей и данных — это не самая высокая цена. Итак, мы наконец-то в шелтере. Шелтер — комнатка с двумя софами, общей кухней и соседкой трансженщиной С. из Крыма, где ее хотели убить, она еле унесла ноги, но теперь ее нигде не принимают из-за «токсичного» паспорта. Спустя неделю нашего побега, в РФ объявили частичную мобилизацию, цены на билеты взлетели на порядок. Мы наблюдали за многотысячными очередями российских мужчин на границах и понимали, что нам снова в каком-то смысле «повезло».

Надо сказать, в Петербурге (особенно последние годы) мы жили все больше в режиме внутренней эмиграции, обходились малым, не работали ни в каких государственных институциях, имели узкий круг дружеских связей, прозванный в народной социологии "пузырем". Мы родили малыша Германа за месяц до Большой Войны, а когда Война началась, то наша внутренняя эмиграция начала превращаться в шизофренический раскол сознания. Другая = все более агрессивная и репрессивная реальность сжималась вокруг нас, люди, лица, обрывки фраз, пропагандистские рекламные баннеры — время слетело с петель, и мы были более не в силах справляться с тем спектром сместившихся, окуклившихся, стянутых, стреноженных и просто вблеванных слов и чувств, которые прошивали нас.

3.

После недели в стамбульском шелтере мы переехали в Измир, где поселились в доме творческих эмигрантов, благодаря помощи от «Artist at Risk» и Гёте института. Потом были полгода ожидания немецкой гуманитарной визы. Спасибо Бригитте Обермайер, Хенрике Шталь, Екатерине Деготь, Сьюзан Франк, Алексею Юрчаку и многим другим, кто помогал и заботился о нас в это время. В феврале 2023 года нам одобрили гуманитарную визу в Германию и 1-го марта 2023 года мы прилетели в Германию.

Если будете эмигрировать в Германию, делайте это весной. Тогда вам въяве раскроется метафора «весна новой жизни». На улице с каждым днем все теплее, цветут магнолии, рапсовые поля на горизонте сходятся с небом, образуя жовто-блакитний прапор. Весна несет с собой обещание будущего лета, и пускай большая часть обещаний потом не сбудутся, но вы навсегда запомните эту весну надежд. Одним словом, весной эмигрируется куда обнадеживающей, чем зимой и уж, тем более, чем осенью.

О где вы, железные мужчины второй половины ХХ века, мужчины с недельной щетиной, курящие «Родопи» в постели, завтракающие жареной яичницей на сливочном масле, слушающие «вальс-бастон» Александра Розенбаума, трясясь в красной шестерке по дороге в садоводство «Синявино 1»? Железные мужчины, никогда не испытывающие никакой депрессии, ведь ее еще не придумали. Ах да, вы остались лежать в советской малогабаритной однушке на полу со взорвавшейся печенью. Вас найдут на третий день в луже собственной крови, танатопрактик откажется восстанавливать ваше лицо и предложит закрытый гроб.

Лафатер утверждал, что тот, кто «не искренен с самим собой, не может стать другом Бога и добродетели», и подчеркивал, что человек не может быть искренним, когда за ним наблюдают другие, и, наоборот, «всегда бывает искренен, когда сам наблюдает за собственным сердцем».

Будет преувеличением сказать, что мне хочется интегрироваться, социализироваться и вот это вот все… Нет, мне хочется свернуться колючим ёжиком и ощетиниться на весь мир вокруг, нанизать на себя кусочек яблочка и изредка принюхиваться к реальности — все ли она также враждебна или уже можно перебежать дорожку и не быть раздавленным гусеницей танка. Спасибо немецкому Ausländeramt и Jobcenter, социальным работникам, переводчикам и многим другим за помощь на первых и вторых парах. Спасибо немецким налогоплательщикам за Bürgergeld и Kindergeld. Аминь.

4.

Вот я и полюбил наши с Герочкой походы в ближайший продуктовый магазин, что находится в четырех километрах пешего ходу от нашей деревни. У Насти начались занятия в Академии Лейпцига и три раза в неделю мы с Германом одни с утра до вечера. Настя красит мне брови в черный цвет, так как они за последний год заметно утратили унаследованную от житомирской мамы чернобровость. Мне так нравятся наши походы в магазин раз в неделю еще и потому что это единственный наш публичный выход в так называемые «люди». Мы идем с Германом по полям Саксонии, справа пасутся овечки, слева белые лебеди щиплют травку, мы растворяемся в политике пейзажа. Для Герочки времени еще не существует — оно бесконечно, для меня время как Хронос — уже не существует, оно стало внутренне-преображенным «временем конца», переопределившим все прежние повседневные дела и вещи в эсхатологической перспективе.

Ветер в поле дует всегда, иногда он упоен ароматами полевых цветов, иногда свежепривезенным навозом, иногда влажным предвкушением скорого дождя. Погода в поле может меняться несколько раз в течении часа нашего путешествия, облака над головой плывут очень быстро, отбрасывая причудливые тени на плоскость земли. Когда начинает накрапывать дождик, мы с Герочкой просим, чтобы он перестал и если у дождика хорошее настроение, то он быстро прекращается. Леша Гринбаум как-то написал мне, что мы почувствуем себя своими на этой земле, когда Герман произнесет по-немецки свое первое слово. Но логопеды пишут, что дети билингвы долго запрягают свои первые слова.

Мимо нас навстречу часто проезжают местные Ханны Арендт и сдержанно улыбаются нам, говоря hallo. Чуть реже проезжает Хайдеггер на велосипеде, поджав тонкие губы, он чуть заметно кивает, а иногда и вовсе отводит взгляд, будто зная, что мы знаем, что он так и не извинился перед Паулем Целаном во время их единственной встречи. Недавно мы проходили мимо лихо орудующего бензопилой на своем участке немца. Накачанный зататуированный красавец 40+ нарезает целую гору стволов на короткие кругляши (вариант энергозамещения российских углеводородов?), будучи в наушниках. Не иначе дровосек Ролана Барта, который не только рубит дерево, но имеет что-то сказать по его поводу, вернее наверняка он слушает лекции Шеллинга по натурфилософии, осознавая свое единство с деревом, будто он одно из его ветвий, вставшее на ноги и пробудившее дремлющее в нем сознание на очередном витке диалектического развития природы.

В Германии отец с ребенком в коляске не то чтобы редкость, но все же социальное одобрение имеет свою ауру. В супермаркете продавщицы уже узнают Герочку и улыбаются, подмигивая мне. Однако никакой тактильности как у турецких людей, скорее такое немецкое в меру лучистое тепло на дистанции, а у особо пожилых бабушек, так просто умиление и несколько лишних минут в жизни. Девочки тинейджерки любят пить разные напитки в предбаннике супермаркета и каждый раз корчат Герману смешные рожи, а я делаю вид, что контролирую ситуацию, катя перед собой тележку с продуктами и коляску Германа.

В супермаркете Герочка ведет себя очень неприлично. Как будто в него вселяется маленький дьявол-шопоголик, Герман пытается ухватить с полки любую вещь в зоне досягаемости его ручонок, при этом он истошно вопит и экзальтированно смеется. То ли количество разноцветных и разномастных аттракторов превышают критическую массу, то ли ему становится скучно из-за медленного моего продвижения, ведь  я вынужден часто направлять смартфон на тот или иной товар для перевода его названия и состава с помощью Google-переводчика. Один раз Герман тужился до покраснения на весь супермаркет. Я испугался, думая, что он какает, а я не беру с собой в супермаркет памперсы и салфетки для подтирания, так как сидя младенцы какают очень редко, вернее почти не какают. Но тут Герман тужился так громко, что немцы — надо отдать должное их учтивости — понимающе отводили глаза. 

Нашу жизнь делит на до и после не так много вещей, почти все они описаны как лиминальное или переходное становление другим через некий ритуал инициации. Есть вещи, связанные с внешними историческими событиями, как-то война и эмиграция. Но рождение ребенка делит вашу жизнь на до и после не только в плане социальных практик, это некий внутренний опыт, перелопачивающий вас изнутри и никогда больше не возвращающий обратно к прежнему «себе». Теперь вы никогда не один, ваша жизнь не принадлежит только вам. Вот прошел год и три месяца, но я не могу даже гуляя без Германа не думать о нем, как он там. Будто маленький другой теперь навсегда поселился в вашем сердце и не метафорически, а буквально живет в вашем теле и вы в ответе за него. Не знаю, сколько это продлится, но главное это научиться поддерживать хрупкий баланс между постоянной тревогой за это маленькое создание внутри вас и радостью от этой сопричастности друг другу.

На обратном пути я подкармливаю Герочку кукурузными палками без сахара и соли, чтобы он не капризничал. По возвращении, я снимаю мокрую футболку и падаю на матрас в ожидании, когда мои ноги перестанут гореть, а Герочка начинает ползать по мне и смешно утыкаться подмышку, будто понимая, что папочка устал и должен полежать пять минуточек. В эти минуты я почти счастлив. Почему почти объяснять не буду, так как эта зарисовка не для того, чтобы сделать ваше настроение еще хуевей.

Заботясь о малыше, ты переживаешь неповторимые минуты, которые в современном — ориентированном на профессиональный успех и карьеру — обществе принято считать потраченным вхолостую временем. Но разве можно называть пустым время участия в становлении нового человека, время воспитания личности, время второго — сознательного — перепроживания собственного детства? Разве это время не является наиболее полным воплощением ценности жизни как таковой и ее победы над смертью? Увы, но это ощущение пустоты потраченного времени неустранимо, пока существуют иерархии и границы между феминным трудом социального воспроизводства и маскулинным, креативным и (ах если бы) созидательным трудом.

Ниже вы можете прочитать несколько коротких пьес о нашем совместном с Анастасией Вепревой опыте родительства в эмиграции или эмиграции в родительстве. Пьесы разыгрывались устно, а потом записывались в смартфон в виде заметок. Редактура была проделана в более спокойной обстановке, когда Герман мирно посапывал, а я вытягивал себя за уши из думскроллинга новостной ленты перманентного апокалипсиса.

 

1. не все так однозначно

 

Младенец покакал, проверь

Не все так однозначно

Говорю тебе, пахнет говном

Не уверен, у меня нет достаточных оснований так думать.

А ты понюхай!

Я сомневаюсь, что это можно выяснить опытным путем

Нет, ну смотри — точно говно

Это позитивизм, но где пахнет говном — пахнет жизнью…

Вытри жопу

Только давай без императивов

Где спринцовка, у младенца сопли.

Может это просто слюни или иные выделения, не представляющие угрозы и не требующие насильственных мер по экстрадиции?

Ты издеваешься, а он плачет и не может дышать носом

Ох да, но все сложнее — соска и памперс, ложка и одеяло, умывание и пуговицы, — в тысячах бытовых мелочей отражается мир младенца

Блядь у него желтая слизь в носу

Да цвет странный, я бы сказал между канареечным и оливковым

Надо срочно высосать, где спринцовка?

Почему ты меня спрашиваешь, моя отцовская идентичность не тождественна мне как личности на сто процентов

Так, младенцу пора есть, он уже просит есть

Ты уверена? можно по разному интерпретировать его просьбу, да и просьба ли это, а не простой экстралингвистический паравербальный жест чистого наслаждения существа еще не вошедшего в язык и общающегося с миром всей своей психосоматической машинкой?

Смотри какой он голодный, как жадно ест

Да пожалуй ест он действительно охотно, но это еще ничего не значит, так как хороший аппетит может иметь под собой разные причины, вплоть до возвращения вытесненных потребностей.

Это ты сейчас пукнул или Герман?

Я бы не позволил себе пукнуть вслух

Вслух, ты шутишь?

Конечно нет, ведь если бы я пукнул вслух, то это означало бы, что мой телесный низ взял верх над духовным верхом, фюзис разорвал логос неконтролируемым образом и в следующий раз я уже не пукну, а…

Младенец хочет спать, трет глаза и падает, укачаешь?

Укачивание — это не просто поступательно-вращательные движения, а вечное возвращение того же самого на новом витке, ведь колыбельная ритурнель — это игра бытия в становлении

Ну все, у него истерика!

Я бы не спешил с выводами…

(и так далее)

 

2.  Живут же и ничего. (в соавторстве с А. Вепревой)


Выходит Р. и говорит: вот смотрю я на сирийских женщин, сидящих на улице босыми с младенцами, ничего у них нету, а они улыбаются… и тут же возникает мысль — живут же и ничего.

Вбегает хор бабушек: а вот в наше то время никаких антибиотиков не было, памперсов не было, стиральных машин не было и вообще в поле рожали и не жаловались, а сейчас посмотри-ка зажрались совсем — за них итак все техника делает, а они бесстыжие ещё имеют советь возмущаться.

Затем вбегает хор прабабушек: ой дитятко им жалко, посмотри-ка — бог дал, бог и отнял безо всяких там абортов и контрацепции, вот рожали бы сразу с дюжину, тогда б и не мучались, глядишь поди парочка и выживет, а на остальное воля божья…

Затем вбегают татаро-монголы: ой посмотрите-ка сколько славян расплодилось, щас мы вас поработим, жен ваших в полон уведем, да ваших детушек малых истребим, покоритесь нам, подклоните выю свою под ярмо и будете живы

А потом вбегают динозавры: шлеп шлеп шлеп. мммм аааа… шлеп шлеп шлеп… мммм…

После всего этого снова выходит Р. и говорит: нет ну правда, вот сколько человеку в этой жизни надо, живут же и ничего.

Выходит А и говорит: перед вами только что была разыграна пьеса, иллюстрирующая типичный прием анахронизма, когда наши чувства и действия намеренно проецируются в другой исторический период, отчего мы должны испытывать вину и стыд за собственную психологическую неустойчивость.

 

3. Штраф в почтовый ящик.


Ой, смотри на наш почтовый ящик приклеили наши фамилии, это так мило!

Это чтобы было удобнее присылать штрафы в наш почтовый ящик.

Герочка так смешно ползает, громыхая коленками об пол.

Если соседи снизу услышат то, штраф придет в потовый ящик.

Ой, кажется я перепутал контейнер с waste и food waste.

Ну все, теперь нам штраф придет в почтовый ящик.

Я забыл отключить торрент, что теперь будет?

Штраф придет в почтовый ящик.

Ой, какие лебеди, как они щиплют травку, интересно — их можно фотографировать?

Штраф придет в почтовый ящик.

Смотри какой подснежник красивый, давай подкопаем и посадим дома в тетрапаке из-под молока!

Штраф придет в почтовый ящик.

Смотри на тропинке к озеру на трех языках, включая русский, написано, что нельзя удить рыбу, а иначе…

Иначе штраф придет в почтовый ящик.

Ой, переведи пожалуйста с немецкого, что тут на плакате с какающей собакой написано.

Написано: убирайте kacken от вашей собакен или…

Штраф придет в почтовый ящик?

Не совсем так: или пусть ваш собакен делает kacken у вас дома.

Ох, это какой-то passive aggression.

Нет, нет, немцы очень вежливые, особенно в маленьких городках, тут все здороваются друг с другом, но если не поздороваешься то…

Штраф придет в почтовый ящик?

Нет, но тебя сочтут невежливым и плохим человеком.

Ох, я кажется забыл поздороваться с котом, который сидел в окне.

Ну ты даешь, а я то думаю, почему кот посмотрел на нас как на говно.

Может быть он просто сноб?

А может быть он уже знает, что в нашем почтовом ящике лежит штраф?

 

4. Выпори себя.


Ох, я порезал морковку не треугольничками, а квадратиками и у Германа истерика.

Выпори себя.

А ты знаешь как мы называемся?

Эмигранты? Релоканты? Беженцы?

Нет, настоящие беженцы страдают и живут в палатках, а мы просто people in exile.

Выпори себя.

Я думаю мы делаем недостаточно для победы добра над злом. Почему другие волонтерят с утра до ночи, а мы нет?

Выпори себя.

Мы бросили наш дом, хотя его никто не бомбил. Может мы смалодушничали и надо было сесть в тюрьму как Навальный и Скочиленко?

Выпори себя.

Мне кажется мы плохие родители, потому что мало уделяем времени воспитанию нашего сына.

Мало это 23 часа, а не 24 в сутки? Выпори себя.

Не утрируй, ты же понимаешь, о чем я говорю: книжки по педиатрии от Комаровского и Катасонова, развивающие игры, расчет калорий и микроэлементов в рационе, медицинские чек-апы и прививки…

Выпори себя, выпори себя, выпори себя…

Говори потише, а то немцы услышат нашу речь и поймут, что мы приехали из России.

И выпорют нас.

Порой я не понимаю, то ли это у меня гипертрофированное чувство вины, то ли самовиктимизация. Какие-то биполярные качели.

А ты просто выпори себя и поймешь.

Как унтер офицерская вдова?

Почти. Как вдова участника СВО.

Вот ем я этот чизкейк и…

Порешь себя, порешь…

Мне кажется мы недостаточно weird.

Выпори себя.

Вообще-то порка — распространенная практика в БДСМ, а БДСМ — это уже ближе к weird.

Ну вот видишь.

Почему я всегда играю роль хорошего полицейского, а ты плохого?

Потому что ты любишь себя пороть.

А ты любишь пороть других?

Нет, просто я знаю, что хороших полицейских не бывает.

 

5. Small talks


А: Я написала заявки в три детских сада, а потом мне стало грустно, потому что я не хочу отдавать Германа в детсад.

Р: Ох да, мы же так привыкли за год с лишним к нашему Герочке, а он к нам, и как он без нас будет…

А: Но потом он отказался жрать и я передумала.

А: Книжка про утку прожила полтора часа

Р: Ой, ну как же так, что же теперь делать.

А: Теперь это три книжки про утку.

А: Сегодня в Германии перевели время на час вперед.

Р: Это значит, что теперь разрыв с Россией сократился на час?

А: Нет, Рома, твой разрыв с Россией будет только увеличиваться.

Р: Ты не слушала классическую музыку когда была беременной и наш сын теперь тревожный.

А: Не факт. Вот в местной газете «Sächsische Zeitung» был опубликован опрос среди читателей: нужно ли переписывать оперы? Ведь по нынешним меркам почти все оперы в репертуаре сексистские, расистские, шовинистические или все вместе.

А: Нам выдали баночки для сбора кала и мочи и на младенца тоже, кал можно отскрести от подгузника, но как ему собирать мочу? В гугле пишут, что для этого существует некий мочесборник.

Р: Слово мочесборник звучит поэтично. Вспоминаю, что Кривулин называл котельные, где работали неподцензурные поэты и художники Ленинграда теплотворные подвалы. Подвалы, где творят тепло.

А: Мочесборник — это такой специальный пакетик, который приклеивается к ребёнку в строго определенном месте. И моча собирается в него без тру-да.

Р: Без труда труда труда … туда… Ты знаешь, я просто помассировал ему простату и он написал в баночку.

А: Молодец, но нам только что звонила чиновница и сказала, что наш переводчик ошибся и вместо мочи нам нужно было собрать две баночки кала.

А: Я постоянно хочу новые игрушки как бы Герману, но как будто себе. Мечтала в детстве о Лего, но был только советский конструктор. Хотя он был тоже классный — железный такой.

Р: Да в СССР все было железное, даже зубы у моего отца после двух тюремных сроков. До сих пор помню как они клацали, когда он открывал ими пиво.

А (монолог): Инстаграмм все чаще выдает мне видео в духе: я встала в пять утра, сделала себе завтрак, мейкап, побежала на пробежку, потом прибиралась, потом приготовила завтрак обед и сразу ужин мужу и семерым детям, потом занималась фитнесом и танцевала, потом проснулся муж и дети, я всех накормила, всем все поменяла, потом пошла с детьми в спортзал, потом рисовала и медитировала, потом снова кормила, потом играла в развивающие игры… в общем, я устала только от одного просмотра этого видео.


Gasp Magazine
Роман Осминкин
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About