Create post
Поэзия и революция

Михаил Куртов. Подзалипание

Sonya Sup
Из серии перформансов «Путешествия маленького поэтария»
Из серии перформансов «Путешествия маленького поэтария»

Москва — город глубин и высот (высота как перевёрнутая глубина): «семь холмов», сталинские высотки, подземные правительственные бункеры и коммуникации (Метро-2 и пр.)… Петербург — город сложных поверхностей: плоскость дельты Невы, расчерченная длинными прямыми улицами и ризоматической сетью каналов… Эти ландшафтно-урбанистические особенности, как кажется, во многом определяют особенности московской и петербургской творческих стратегий.

Так называемые московские концептуалисты называли свою стратегию «невлипанием» или «незалипанием». Д.А. Пригов писал: «…Этика художнического поведения как незадействованность, невлипание ни в один конкретный дискурс, но просто явление его в соседстве с любым другим или другими, то есть актуализируясь в текстовом пространстве в виде швов и границ…» («Мы так близки, что слов не нужно», 1993). Ср. также у И. Кабакова: «незалипание» есть «двойственное отношение к своему “Я”, своему месту в мире, своему занятию, которое лучше всего определить как своеобразное “мерцание”: происходит постоянно, в одном и том же ритме — то ты сохраняешь свой «идентитет», то теряешь его; то совмещаешь себя со своей профессией или делом, то — в следующее мгновение — оставляешь их («Словарь московского концептуализма», 1993).

Перформанс «Рожденный Революцией»
Перформанс «Рожденный Революцией»

В Москве, городе глубин и высот, легко залипнуть — провалиться в пору земли или смысла. Но залипать там опасно: в московских глубинах таится безумие власти, «центра мира». Образцовым «глубинным» автором-москвичом является, пожалуй, А. Монастырский, которому удалось спутешествовать «туда», т.е. залипнуть, и чудом вернуться к «консенсусной реальности» (см. «Каширское шоссе»). Пригов, ясно ощущая эту опасность, предпочёл держаться у края: «Это постоянное ощущение катастрофы, стояния на краю пропасти, отчего возникает желание эту пропасть срочно чем-то заполнить, закидать, не важно, чем — домашним скарбом, чугунными болванками (с производства), — нужно беспрерывно и монотонно что-то кидать в эту пропасть. И вот оказывается, что реактивной силой этого кидания ты только и удерживаешься от падения вниз» («Мерцание между телом и словом. Интервью Владимира Сальникова с Дмитрием Александровичем Приговым», 1998). Ничего подобного мы, меж тем, не находим у петербургских авторов того же поколения: образцовым петербуржцем в этом смысле является А.Т. Драгомощенко, создававший сложнейшие текстовые поверхности, как будто не нуждающиеся ни в какой глубинной герменевтике, а его друг С. Курёхин постоянно скользил с одного острова смысла на другой, легко влипая во что угодно и так же легко отлипая.

Перформанс «Рожденный Революцией»
Перформанс «Рожденный Революцией»

Р.С. Осминкин, петербургский автор следующего поколения, уникален тем, что унаследовал и совместил в своём творчестве оба эти качества — «глубинность» и «поверхностность». Исследователь М. Липовецкий указывает на двойной генез поэтики Осминкина: московский концептуализм и Фронт левого искусства (ЛЕФ) («A Dilemma for the Contemporary Artist: “Revolutionary Pessimism” of Roman Osminkin», 2017). Оба этих влияния географически московские, однако же Осминкин — автор подчёркнуто петербуржский, типичный житель петроградских коммуналок (см. цикл «Коммуналка на Петроградской»). Родившись с разницей в пару дней с Приговым (5 и 7 ноября), Осминкин также обычно занимает ироническую (или постироническую, или метаироническую) дистанцию по отношению к своим героям или к своей теме. И в то же время Осминкин отличается от москвичей и, в частности, от Пригова (которому иногда метаиронически подражает) тем, что не боится залипнуть: он постоянно как бы подзалипает — и объектом этого подзалипания для него в большинстве случаев выступает ЛЕФ и вообще культура советского авангарда.

Перформанс «Рожденный Революцией»
Перформанс «Рожденный Революцией»

Залипать в Петербурге безопасно: здесь нет ландшафтной глубины или высоты, которая могла бы затянуть и погубить залипшего. Сильный морской ветер и течение рассеянных каналов вынесут, вымоют залипшего из любой земной поры на поверхность. Но именно поэтому и залипнуть на чём-то всерьёз здесь не получится — разве что подзалипнуть. В Петербурге часто на чём-то подзалипали (причём без всякого риска для разума и для жизни): И. Бродский — на «нормальном классицизме», Драгомощенко — на первом снеге (иногда липком, иногда пушистом), Д. Голынко-Вольфсон и более молодые поэты — на «вечном петербургском барокко»… Осминкин подзалип на революционном Петрограде («Коммунизм не идеал», «Поэма товарного фатишизма», «Левые художники унылые говно» и пр.). В Москве эта страсть к 1920-м годам давно бы, наверное, повела Осминкина дорогой зверски-серьёзного активизма и прямого противостояния системе (что в России обычно заканчивается для всех более-менее одинаково). Тем интересней Петербург как пространство, делающее напряжение между внешне несовместимыми стратегиями влипания и невлипания стабильным и плодотворным (другой пример такого напряжения — творческая стратегия переехавшего из Москвы в Петербург Романа Михайлова, которую можно было бы на ориентальный манер окрестить «влипанием без влипания»).


Статья опубликована в сборнике «ПОЭЗИЯ И РЕВОЛЮЦИЯ» (1-е Осминкинские чтения), собранном по итогам междисциплинарного круглого стола и поэтических чтений, приуроченных к годовщине Великой российской революции 1917 г., опосредованной годовщиной дня рождения поэта Романа Сергеевича Осминкина.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Sonya Sup

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About