Автор: Денис Хромый

Пришло время преодолеть эти противоречия, преодолеть убежденность в том, что это [индивидуализм и коммунизм] взаимоисключающие вещи: индивидуалист — это непременно буржуазный богемный человек, которому наплевать на всех, а коммунист — человек, мечтающий о казарменном обществе. Понятно, что и то, и другое по сути анархизму чуждо.

— Петр Рябов

Призыв Петра Рябова актуален. Концептуальную связь между ценностными парадигмами индивидуализма и коммунизма необходимо проартикулировать более чётко и ясно, поскольку до сих пор каких-либо обобщающих и систематизирующих сочинений, реализовывающих подобное стремление, не было. Были только небольшие эссе, излагающие верные, но не исчерпывающие тезисы, и множество раскиданных по разрозненным произведениям мысли.

В связи с этим я постараюсь тезисно и без излишне обременительных своей длиной размышлений воплотить постулирование идейно-концептуального синтеза индивидуализма и коммунизма на уровне их ценностей. Несомненно, что и это эссе не исчерпает полностью всей глубины вопроса и необходимости в дальнейшем развивать этот синтез. Тем не менее я считаю, что оно по крайней мере заложит некоторый фундамент, послужив прологом к будущему более разлогому и системному философскому трактату.

****

1. Эмманюэль Мунье писал: «Мы называем персоналистской всякую доктрину и любую цивилизацию, утверждающие примат личности над материальной необходимостью и коллективистскими аппаратами… Персонализм для нас — общее обозначение различных учений. Мы должны говорить не об одном персонализме, а о персонализмах»^[1]. Исходя из такой посылки, анархо-индивидуализм может быть определён как персоналистическое учение, поскольку эта интеллектуально-философская традиция тоже делает акцент на личности.

Однако, что же такое сам «индивидуализм»? Индивидуализм — это этическое мировоззрение, которое провозглашает главной ценностью своей практики и рефлексии личность и ее микрокосм. Конкретный праксис этики индивидуализма подразумевает защиту и отстаивание интересов, предпочтений, благополучия, счастья, самопринадлежности (свободы), чести, достоинства, сознательности, любви, убеждений, нравственных императивов, желаний, смыслов, выбора, стремлений, способностей, творчества, дружбы, довольства личности и так далее. Личность и ее внутренний мир (своеобразие, отличность) — отправная и конечная точка персоналистической (индивидуалистической) социальной, экономической, политической и нравственной теории и практики. Однако, в отличие от либерально-буржуазного варианта индивидуализма, индивидуализм как персонализм проявляет заботу и признает ценность всего вышеперечисленного не за одной какой-либо личностью или меньшинством, а за каждым человеком. Индивидуализм, в его персоналистическом варианте, есть всесторонняя забота о личностях и их микрокосмах; поощрение развития личности в каждом человеке. Таким образом персонализм отстаивает самоопределение и право на довольство всех людей, всех личностей, утверждая принцип, что свобода и довольство каждого есть условие свободы и довольства всех, то есть что свобода и довольство одних дополняется, воспроизводится и сохраняется благодаря вниманию и уважению к довольству и самоопределению всех — к своеобразию и личности всех. Посягательства на чужую автономию и довольство неприемлемы. Как писал Михаил Бакунин: «В самом деле, я свободен лишь тогда, когда все человеческие существа, окружающие меня, мужчины и женщины, равно свободны. Свобода других не только не является ограничением или отрицанием моей свободы, но, напротив, есть необходимое условие и утверждение ее. Я становлюсь истинно свободным лишь благодаря свободе других, так что, чем больше количество свободных людей, окружающих меня, чем глубже и шире их свобода, тем распространеннее, глубже и шире становится моя свобода»^[2]. Именно поэтому Иван Франко писал: «Девизом высшей исторической эволюции будет: солидарность и свобода»^[3].

Самопринадлежность (свободу, самоопределение) же я понимаю как фундаментальную способность быть собой, то есть искренним, осмысленным, рефлексирующим и ответственными творческим бытием, которое самостоятельно определяет смыслы, свой внутренний мир и отношения с окружающим миром; это «самоуправление» в масштабах одной личности и её внутреннего мира, вовлечённого в более широкий контекст взаимодействия с миром внешним. Как писал Макс Штирнер: «… быть лично свободным значит быть только настолько свободным, чтобы никакая другая личность не могла распоряжаться мною, или чтобы то, что я могу делать или чего не смею, не зависело от личного определения другого»^[4].

2. Что такое коммунизм? Коммунизм — это социально-экономическая система, предполагающая всестороннее развитие творческих способностей личностей с помощью вовлечения этих личностей в управление производством и потреблением согласно индивидуальным потребностям каждого. Для достижения этой цели коммунизм подразумевает передачу всех материальных и духовных благ в совместное пользование личностями. Совместный равный доступ к благам обеспечивает равную возможность каждой личности удовлетворять свои индивидуальные потребности без искусственных иерархических ограничений («естественными» препятствиями к такому удовлетворению являются лишь экология и степень развития производительных сил).

Общая собственность коммунизма — это межличностная собственность, где каждая личность вместе с другими применяет свои способности для созидания благ и затем закономерного потребляет эти блага согласно личным потребностям. Таким образом общественная собственность не есть отрицание личности и её автономии, а фундаментальное условие её самопринадлежности, поскольку равный доступ к благам исключает их монополизацию, а значит и вероятность воссоздания классовой иерархии, неравных позиций и возможностей, когда монопольный владелец из-за того, что он владеет ресурсами, имеет возможность навязывать свою волю другим, воплощая отчуждающие, порабощающие и унижающие достоинство и автономию личности отношения на основе существования управляющих и управляемых, эксплуатирующих и эксплуатируемых. Каждая личность пользуется ресурсами совместно с другими, а потому ни одна из них не исключена из общего пользования, благодаря чему ни одна из них не находится в более уязвимом положении, чем другие. Как писал Александр Беркман: «Подлинное анархическое равенство означает свободное пользование, а не одинаковое количество. Оно не требует, чтобы все ели и пили одно и то же, носили одинаковую одежду, выполняли одну и ту же работу и вели один и тот же образ жизни. Отнюдь, в действительности совсем наоборот. Потребности и предпочтения отдельных людей столь же сильно отличаются друг от друга, как и их аппетит. Подлинное равенство состоит в равной возможности удовлетворять их»^[5].

Следовательно общественная собственность не противоречит индивидуализму, поскольку эта форма собственности передает ресурсы под управление многочисленных федераций вольных ассоциаций личностей ради того, чтобы они совместно, помогая друг другу, удовлетворяли свои духовные и материальные потребности. Эта собственность служит конкретным потребностям каждой личности и исключительно им; конечная цель всякого производства при коммунизме является непосредственное удовлетворение разнородных потребностей реальных и конкретных личностей, а не выгода какого-либо меньшинства и прибыль эксплуататора. Общественная, то есть межличностная собственность подчинена исключительно индивидуальным потребностям уникального своеобразия, ставя своей главной задачей довольство каждой личности.

Поскольку принцип довольства всех ставит своей целью прямое удовлетворение потребностей конкретных и своеобразных личностей, постольку в основе этического целеполагания коммунистической организации производства и распределения, подчиняющего себе весь смысл общественного производства, лежит глубоко индивидуалистический принцип отношения к человеку не как к средству, а как к цели. При коммунизме экономика служит личностям, а не личности экономике (как сегодня при капитализме, где личность лишь объект эксплуатации, который нужен для перманентного самовозрастания капитала ради капитала, из которого наибольшее довольствие имеет немногочисленное привилегированное меньшинство).

3. Коммунизм — это горизонтальная и динамическая адаптивная сеть саморегулирующихся и самоуправляемых симбиотических сообществ, то есть совокупное собрание личностей, которые совместной гармонией труда помогают удовлетворять нужды друг друга. Взаимная помощь, солидарность и равное довольство означает, что потребностей всех удовлетворены, поскольку вклад каждой личности в конечном итоге оборачивается совместным взаимно выгодным обменом, поскольку все одновременно и потребители, и производители. К примеру, я работаю 5-6 часов и произвожу хлеб как для себя, так и для других, в то время как эти другие, не производящие хлеб, но тоже его потребляющие, обеспечивают меня электричеством, учат моих детей, создают для меня музыку, лечат меня и снабжают водой; точно так же другие обеспечивают их домами, учат их детей или шьют одежду — воплощается всеобщий симбиоз, взаимовыгодный обмен. Следовательно коммунизм соответствует индивидуалистической ценности заботе о потребностях и выгоде личности тем, что представляет из себя перманентное удовлетворение пересекающихся разнородных интересов, гармония между которыми достигается за счёт приверженности этическому принципу взаимной помощи, равной свободы и довольства всех. Как писал анархо-индивидуалист Этребилал Авив: «Мы хотим быть свободными вместе, опираясь на взаимопомощь как на основополагающий принцип нашей деятельности»^[6].

Коммунизм против того, чтобы личность жертвовала собой и была эксплуатируемой, то есть действовала постоянно в ущерб собственным интересам. Вместо этого он отстаивает взаимный симбиоз личностей, чья деятельность и вклад по способности в созидание общих благ удовлетворяет как меня, так и других. Жертвенность и труд в ущерб самому себе — характерный признак капитализма, при котором личность трудится ради обогащения привилегированного меньшинства эксплуататоров. Коммунизм же прямо противоположен капитализму, поскольку предполагает взаимное и совместное пользование ресурсами всем человечеством ради довольства всех, то есть каждой личности: он привержен принципу взаимовыгодности и взаимопомощи — симбиозу, а не паразитизму; паразитизм же один из ключевых признаков капитализма, при котором тот, кто ничего не производит, лишь наживается на других. При коммунизме же все вносят свой вклад в созидание благ по способности, получая по индивидуальной потребности, что прямо исключает паразитизм и утверждает принцип взаимной помощи друг другу в удовлетворении потребностей каждого своеобразного микрокосма. Из этого следует, что коммунистическая экономика есть конкретное этическое воплощение индивидуалистической заботы личностей друг о друге, что противоречит либерально-буржуазному, но не эгалитарному и либертарному индивидуализму — персонализму. Именно к созданию симбиотических федеративных сообществ призывал как Кропоткин, так и Штирнер, поскольку они оба писали, что «союз эгоистов» или коммуна должны быть добровольными и служить интересам входящих в нее людей.

4. Способность личности управлять собой, то есть самостоятельно определять свой микрокосм, в рамках постоянного взаимодействия с внешним миром заключается в вариативности и степени развитости ее способностей. Если личность лишена тех или иных умений, то она неспособна применить те или иные навыки, чтобы воздействовать на мир в своих интересах, что закономерно ведёт её к отчуждению от мира, а значит и от неё самой, потому что она является неотъемлемой частью этого мира. Следовательно свобода личности, ее самопринадлежность напрямую зависит от набора и постоянного развития способностей, обеспечивающих и расширяющих поле ее возможностей удовлетворять свои стремления и желания. Анархо-индивидуалист Альберт Либертад прямо связывал развитие способностей личности с её свободой: «При стремлении к свободе развитие индивидуальности в нас самих становится особенно необходимым. Когда я говорю о стремлении к свободе, то я подразумеваю под этим именно стремление каждого из нас к наиболее полному развитию [способностей] своего “Я”»^[7]. Такую же взаимосвязь между развитием способностей и свободой личности постулировал Кропоткин, который писал, что коммунизм ставит себе целью всестороннее развитие творческих способностей человека: «Коммунизм представляет собой… лучшую основу для развития личности — не того индивидуализма, который толкает людей на борьбу друг с другом…, а того, который представляет собою полный расцвет всех способностей человека, высшее развитие всего, что в нем есть оригинального, наибольшую деятельность его ума, чувств и воли»^[8].

Таким образом коммунизм ценностно стремится к созданию таких условий, которые обеспечивали бы свободу личности и развивали её самопринадлежность — это ключевая цель и смысл коммунизма как системы по Кропоткину и его последователям, что означает, что они были коммунистическими индивидуалистами (персоналистами). Как можно увидеть, в этом аспекте Кропоткин в прямом согласии с классиком анархо-индивидуализма Альбертом Либертадом.

Главную надежду на воплощение всестороннего развития личности, помимо равного доступа к общественным благам и расширенному досугу, Кропоткин также возлагал на расцвет множества различных сообществ по разнородным уникальным интересам, в которых участвуют личности, обретая обогащающий их внутренний мир социальный и духовный опыт: «Возникнут также федерации общин между собою и потребительных общин с производительными союзами. И, наконец, возникнут еще более широкие союзы, покрывающие всю страну или несколько стран, члены которых будут соединяться для удовлетворения экономических, умственных, художественных и нравственных потребностей, не ограничивающихся одною только страною. Все эти союзы и общины будут соединяться по свободному соглашению между собою»^[9]. В этом Кропоткин прямо сходился с другим классиком анархо-индивидуализма Э. Арманом, писавшем подобные же мысли о важности всестороннего развития личности: «Прожить полноценную и сложную жизнь не так-то просто. Можно по пальцам пересчитать людей, действительно способных на по-настоящему насыщенную и трудную жизнь, то есть на жизнь, предполагающую одновременное проживание различных существований без посягательств на свободу окружающих тебя людей. Сколько возможностей имели бы те, кто способен развивать себя как многогранную личность посредством индивидуальной вовлечённости в разнообразные виды деятельности, которые гармонично сосуществуют друг с другом, а не генерируют бесконечные конфликты! Сколько духовного богатства и красоты в подобном накоплении творческого опыта! Крайне вероятно, что человек завтрашнего дня будет не специализированным человеком — человеком одной цели, — а человеком множества возможностей и воззрений, который обладает достаточной волей и энергией, чтобы одновременно и параллельно проживать различные жизни. Мне хочется верить, что люди смогут насладиться подобным жизненным многообразием с помощью создания множества добровольных ассоциаций, ставящих своей целью, в зависимости от специфики своей направленности, максимально развить всесторонность личности через познание ею тех разнообразных сфер человеческого знания, исследование и практика которых доставит ей подлинное удовольствие»^[10].

5. Вышеприведенная цитата Э. Армана побуждает меня затронуть также тему преодоления узкого дисгармоничного разделения физического и умственного труда. Как известно, анархо-коммунисты (Кропоткин, Малатеста и прочие) развивали и популяризировали необходимость такой организации труда и образовательного процесса, при котором личность могла бы развиваться гармонично и многостороннее без узкой специализации и разделения на физический и умственный труд, поскольку одностороннее развитие губительно для личности по той причине, что обедняет её внутренний мир и сковывает в самореализации, ибо, как я писал выше, расширение поля способностей является весомым условием свободы — самопринадлежности личности.

Проницательно и по-простому эту идею изложил Эррико Малатеста: «… все будут работать головой и руками. Эти два рода труда, далекие от того, чтобы вредить друг другу, будут оказывать друг другу помощь, ибо для хорошего самочувствия человеку необходимо упражнение всех его способностей, как мозга, так и мускулов. Человек, развитой умственно, лучше успевает в ручном труде, и тот, кто пользуется хорошим здоровьем, имеет также живой и проницательный ум. Наконец так как оба необходимы и умственный труд выгодней и приятнее ручного, то несправедливо, чтобы одна часть человечества одурманивалась исключительно мускульной работой, доставляя немногим людям знания и, следовательно, власть. Итак, повторяю это, все должны трудиться как руками, так и головой»^[11].

Сходятся ли в этом аспекте анархо-коммунисты с каким-либо анархо-индивидуалистом? Безусловно, да. Анархо-индивидуалист не был бы индивидуалистом, если бы отстаивал одностороннее развитие личности и ее прикованность лишь к одном виду деятельности, что неизбежно обедняло бы внутренний мир личности и делало бы ее менее уникальной и свободной.

Именно поэтому я нахожу у Э. Армана столь глубокие и чудесные идеи относительно проживания различных существований и формирования себя многогранной гармоничной личностью. В своём другом сочинении он прямо призывал личностью не быть узкой и ограниченной и развиваться разностороннее: «“Я человек одной цели”, — но зачем? Почему бы не иметь несколько целей, если ты чувствуешь, что у тебя достаточно для этого сил? Я редко занимался более чем одним делом в одно и то же время, и поэтому глубоко сожалею, что не могу заниматься одновременно несколькими вещами. Не будь человеком одного направления, одной цели, одной деятельности, если ты можешь быть более разношёрстной личностью. Стремись быть человеком всех целей, всех замыслов, всех направлений и всех идеалов, которые ты только можешь себе вообразить»^[12].

Таким образом мы можем увидеть, что и в этом аспекте классики анархо-коммунизма и анархо-индивидуализма соглашаются и сходятся, поскольку Кропоткин, Малатеста и Э. Арман разделяют общий базовый ценностный ориентир — личность. Они предлагают концепции, которые обеспечивали бы ей возможность обрести свободу, довольство и развитие как творческий и уникальный микрокосм.

Безусловно, они расходятся в видении конкретной практической экономической модели (Кропоткин и Малатеста — сторонники коммунизма, а Э. Арман — мютюэлизма), которая служила бы реальной основой для воплощения в жизнь их ценностных стремлений. Однако это означает лишь, что противоположность между ними возникает не как между индивидуалистом и не-индивидуалистами, а как между индивидуалистами, видящих несколько разный путь для достижения одних и тех же индивидуалистических желаний и идей (как вот, например, идея о гармоническом развитии личности).

Узкое разделение труда фрагментирует бытие личности, раскалывая ее на множество несвязанных между собой сфер сознания и деятельности. Такое состояние губительно для самопознания и самопонимания личности, поскольку то, что фрагментировано, неспособно познать себя, а значит познавать полноценно мир и действовать в нём более сознательно, от чего напрямую зависит способность личности управлять собой и строить качественные отношения с другими на основе конструктивного и созидательного диалога, влияния, вовлеченности и рефлексии. Несомненно, любой последовательный либертарный индивидуалист персоналистического толка или спорадичной тенденции должен быть против такой фрагментации и радо принимать исцеляющие идеи как Кропоткина, так и Армана относительно перспектив и возможностей преодоления узкой специализации и разрыва между различными видами деятельности посредством многогранного вовлечения в вариативный жизненный опыт, обогащающий внутренний мир личности своим многообразием.

6. Немало анархистов, считающих себя коммунистами, сходились с индивидуалистами в признании того, что общество — это в первую очередь собрание личностей, то есть что личность первичнее общества.

Эррико Малатеста: «Для анархистов является неоспоримым то, что реальным, конкретным созданием, обладающим сознанием и которое чувствует, страдает и радуется, является личность и что Общество, будучи далеко не первостепенным по отношению к личности, является инструментом и её слугой; общество должно быть не более чем союзом объединенных мужчин и женщин для всеобщего блага. И с этой точки зрения можно сказать, что все мы индивидуалисты»^[13].

Петр Кропоткин: «Анархический коммунизм стремится к победе наиболее ценной для всех — свободе индивида. Он расширяет её и даёт ей свободную базу — свободу экономическую, без которой политическая свобода остаётся пустым звуком. Отрешившись от бога-господина вселенной, бога-Цезаря и бога-Парламента, анархический коммунизм не требует от индивида, чтоб он поставил над собой ещё более чудовищного бога-общество, чтоб он сложил у его престола свою независимость, волю, свои вкусы и дал обет аскетизма, как это делалось когда-то перед распятым богом. Наоборот, он говорит ему: “Нет свободного общества, пока не свободен индивид!”»^[14].

Эмма Гольдман: «Нет, даже “общество” невозможно без человека. Это индивид, который живёт, дышит и страждет»^[15].

Подобной точки зрения придерживались и индивидуалисты: «Только личность первостепенна. Лишь она чувствует, меняется и страдает. Всё остальное вторично относительно неё»^[16].

Таким образом либертарные коммунисты персоналистического толка признавали, что сердцевиной общества являются личности, а главная цель такого общества — взаимное благополучие, творческое развитие и радость всех составляющих это общество.

Коллективный труд, солидарность и взаимную помощь друг другу эти либертарные коммунисты тоже оправдывали с индивидуалистических позиций, утверждая, что с помощью коллективного труда личностям будет легче жить и удовлетворять свои потребности. То есть они не были сторонниками «казармы» или принудительной коллективизации, а апеллировали к коллективной взаимопомощи на основе рациональных аргументов о том, что личностям самим выгодно сотрудничество друг с другом, поскольку так им будет легче созидать блага и наслаждаться довольствием и досугом. Вместе можно выполнить необходимое количество труда легче и быстрее. Именно поэтому личности, исходя из своего собственного интереса, выгоднее быть социальной и жить в обществе. Она выбирает существование с другими и практику взаимной помощи не из-за авторитарного принуждения, а из-за того, что это элементарно упрощает ей жизнь и удовлетворение своих потребностей без больших препятствий. Именно такое обоснование коллективного труда приводит Малатеста: «Анархисты, называющие себя коммунистами (и я отношусь к их числу), являются коммунистами не потому, что хотят навязать свой личный взгляд на мир или считают его единственным средством спасения, а потому, что они убеждены и будут убеждаться дальше, если не появятся доказательства обратного, что чем больше мужчин и женщин объединено в товарищества и чем теснее их сотрудничество друг с другом, тем большим будет благосостояние и свобода их всех. Они считают, что даже там, где люди освободились от человеческого гнёта, они по-прежнему подвержены воздействию враждебных сил природы, которые они не могут преодолеть самостоятельно, но которые они могут контролировать и превратить в средства своего благополучия с помощью сотрудничества с другими людьми. Человек, желающий удовлетворить свои материальные потребности собственным трудом, становится в конце концов его рабом. Так, например, крестьянин, желающий в одиночку обрабатывать участок земли, отказывается от всех преимуществ кооперации и тем самым обрекает себя на жалкую жизнь: он не знает ни отдыха, ни путешествий, ни учёбы, ни общения с внешним миром… ни возможности всегда утолить свой голод»^[17].

Подобное постулирование первичности личности относительно общества и пользы коллективного труда для удовлетворения её потребностей излагает и анархо-коммунист Жан Грав: «В самом деле, анархисты, заявляющие себя коммунистами, первые готовы признать, что не личность создана для общества, а наоборот общество имеет целью доставить личности наиболее благоприятные условия для её развития. Когда несколько человек соединяются вместе и соединяют свои усилия, то они очевидно делают это для того, чтобы получить возможно большую сумму наслаждений при наименьшей трате сил. Они вовсе не имеют намерения принести свою инициативу, свою волю, свою личность в жертву какой-то отвлечённости, которая не существовала перед тем, как они соединились и перестанет существовать, как только они разойдутся. Сберечь свои силы и вместе с тем добиться от природы предметов необходимых для существования, получить которые можно только соединенными усилиями, такова была, несомненно, цель первых начавших группироваться человеческих существ; во всяком случае, эта цель, если и не была сознана, то молчаливо подразумевалась в первых человеческих обществах, которые, может быть, даже были временными и распадались как только намеченное дело было выполнено. Итак, никто из анархистов не собирается подчинить существование личности потребностям общества. Полная свобода личности во всех проявлениях её деятельности — таково наше общее требование»^[18].

Здравость этой аргументации относительно пользы кооперации признавал и французский анархо-индивидуалист Пьер Шардо: «Для того, чтобы пользоваться нашими способностями и приобрести необходимый минимум физического здоровья и силы, без которых невозможно счастье, мы считаем, что должны обмениваться услугами и продуктами так, как мы обмениваемся идеями и чувствами. Никто не способен жить в полном одиночестве или обеспечивать себя лишь собственными усилиями. Отнюдь небесполезно напоминать об этих первостепенных истинах, поскольку некоторые преуменьшают их значение. В своём существовании человек предстаёт как сочувствующее создание, которое полно различных чувств и мыслей, но которому, однако, не достаёт их для того, чтобы полностью удовлетворить потребности всей своей психической деятельности. Будучи самодостаточным в определённой степени, человек способен вполне удовлетворить свои собственные потребности, но тем не менее он не способен удовлетворить и произвести всё необходимое в чём он нуждается. Никакая теория никогда не отменит эти факты. Разумнее ценить и следовать природе, чем вступать с ней в борьбу. Лучше управлять и использовать свои стремления, чем подавлять их»^[19].

Как можно увидеть, аргументация коммунистов Грава и Малатесты и индивидуалиста Шардо в пользу взаимной помощи и социального труда (взаимовыгодной кооперации) одинакова. И такой взгляд на оправданность коллективных форм организаций является фундаментальным для либертарных коммунистов, и, как мы видим, с этой фундаментальной посылкой соглашается анархо-индивидуалист Пьер Шардо.

Кроме того, отшельничество и изоляция от общества прямо вредны для психики личности и обогащения её внутреннего мира, поскольку так она отчуждает себя от возможности обмениваться мыслями, чувствами, смыслами и идеями со множеством различных и уникальных микрокосмов, живущих с ней в одном обществе. Перманентное взаимное обогащение личностями друг друга посредством со-творчества, диалога, конструктивного труда, приятных бесед и иных форм социального взаимодействия составляют важнейший аспект в развитии микрокосма личности, который постоянно обогащается и углубляется за счёт вовлечения в переживание своеобразного и различного интерсубъективного опыта. Личности общаются друг с другом и за счёт этого постоянно обогащают друг друга. Одиночество и изоляция же означают отрыв от удивительного и вариативного коллективного — межличностного непрерывного творчества, созидания и обмена, который бурлит в рамках собрания многочисленных личностей — общества.

Таким образом, с точки зрения персоналистов, мы выбираем жить в обществе, то есть в межличностном, интерсубъективном пространстве перманентного со-творчества множества личностей, поскольку это соответствует нашим интересам; нам лично выгодно такое общежитие, поскольку оно позволяет нам углублять и обогащать нас смыслами, идеями, влияниями, чувствами и способностями, а потому главная революционная задача персоналистов-коммунистов-анархистов это такая организация общества, которая была бы наиболее приятной, творческой, инклюзивной, эмпатичной, справедливой, доверительной, уважительной и поощряющей защиту достоинства, самопринадлежности, благополучия, здоровья и инаковости всех членов этого общества; его главная задача заключается в постоянном стремлении к гармонизации разнородных переплетающихся интересов. Общество должно быть организовано внутри так, чтобы в нём действительно хотелось жить как можно большему числу своеобразных микрокосмов… Оно должно быть всеобщей заботой и уважением к мультимикровселенной личностей.

Стоит здесь уточнить, что гармонизация отношений личностей в рамках общества не означает достижения и удержания тотального согласия всех людей друг с другом и отсутствия всяких противоречий и конфликтов. Подобное ознаменовало бы конец личности как творческого микрокосма и деградацию человеческой культуры, поскольку именно новаторство и творчество, кидающие вызов устоявшимся смысловым парадигмам, диалектически двигают исторический прогресс этой самой культуры. Такая гармония прямо противоречит базовым анархистским ценностям о свободе дискуссий, выражения самобытности личностей и развития культуры. Противоречия, конфликты, нонконформизм, созидание нового и иного останутся и даже преумножатся в условиях анархистского общества, поощряющего и обеспечивающего почву для творческих свершений. Однако чтобы общество в конце концов не было разорвано и не пало под тяжестью накопившихся противоречий, оно должно на культурном и институциональном уровне выработать общественные механизмы по разрешению противоречий и конфликтов, извлекая из них и применяя новые смыслы в разнородных областях человеческой деятельности. Противоречия неизбежны и необходимы, но нужно уметь их разрешать, чтобы сохранить общее базовое единство сообществ и обогатить человеческую культуру смыслами и идеями, вдохновляясь конструктивным началом новых идей, чья важность и право на существование должны доказываться в ходе исследований, полемик и экспериментов, чей исход поставит точку в конфликте, знаменуя его конец (временный или полный). Таким образом общественная динамика акратического общества будет перманентно балансировать между взрывными порывами творческих сил, давая поле для самовыражения до конца невыразимых творческих личностей, и общественными механизмами разрешения конфликтов, сдерживающих эти силы от чрезмерности, потенциально опасной для сохранения и поддержания базовых столпов, на котором держится это общество. Людям нужно стремиться не к тотальной гармонии, а к выработке работающих механизмов гармонизации отношений.

Несомненно, либертарные коммунисты не оправдывали удержание кого-либо насильно в обществе, поэтому, следуя принципу уважения к чужому выбору, утверждали, что необходимо создать для «отшельников» такие условия, которые не вынуждали бы их возвращать жить обратно туда, куда они не желают. Вот, что писал анархо-коммунист под псевдонимом «Морфеус»: «Никто не должен быть принужден к участию в какой-либо организации. Любому, кто предпочитает не участвовать в самоуправляемых конфедерациях рабочих собраний, будет позволено уйти по своему желанию и жить как отшельники или формировать любые альтернативные социальные инициативы, которые они пожелают, до тех пор, пока такие инициативы будут полностью добровольными и неиерархическими. Таким людям также должен быть предоставлен доступ к достаточному количеству средств производства, чтобы они могли поддерживать своё существование (неспособность сделать это, по сути, вынудила бы их участвовать в собраниях рабочих)»^[20]. Другой анархо-коммунист, Д. Ферри Руис, писал, что «… таким людям оставят во владении лишь такое количество земли и благ, которые понадобятся им для производства того, что им необходимо, и небольшого излишка для общества. Логично предположить, что нестабильность условий и социальная изолированность, в которой они станут жить, приведут к тому, что лишь очень немногие люди захотят вести такую жизнь. Но, полагаю, что следует с уважением отнестись к таким людям, которые по тем или иным причинам (религиозным, из мизантропии и т. д.) предпочтут жить как отшельники»^[21].

Нетрудно заметить, что в приведённых выше строках анархо-коммунистических авторов нет пренебрежения к отказу людей жить в обществе. Кроме того, благородство их мысли утверждает категорическим императивом помочь таким людям ресурсами, чтобы объективное неравенство в благах не вынуждало их жить в том обществе, в котором подобные «отшельники-индивидуалисты» не хотят.

Не эта ли позиция либертарных коммунистов является откровенно индивидуалистической, поскольку прямо постулирует заботу о личном выборе и способе жизни людей, отличных от их жизни и выбора? Несомненно, в этой позиции коммунистов нет абсолютно никакого противоречия индивидуализму.

Стоит, однако, упомянуть, что индивидуалисты тоже разные бывают, и тот же Этребилал Авив выступает против отшельничества: «Тем не менее антагонизм, существующий между обществом и личностью, не делает индивидуалистов ни отшельниками, ни проповедниками одиночества, ни абсолютно нелюдимыми… потому что индивидуалистический анархизм ставит на второе место (после, естественно, утверждения уникальности личности) свободную ассоциацию. Личность не есть “одинокое” существо — мой индивидуализм может быть выражен только с помощью одного: сначала признания моей собственной уникальности, а затем уникальности других»^[22]. Такова одна из главных персоналистических тенденций некоторых антиавторитарных индивидуалистов: они осознают важность социальности и ее положительное влияние на личность, но мыслят и воспринимают концепт социальности фундаментально отличным образом, который прямо противоположен множеству других вариаций концепции социальности авторитарных идеологий и философий.

Подытожить стоит цитатой Андрея Андреева, поскольку она хорошо передает наше воззрение по данной проблеме: «Я полагаю, да и для каждого “коммуниста” известным должно быть, что великое общество будущего — коммуна — предполагает первым и главным своим условием индивидуума. Его воля, его индивидуальность, со всеми своими оттенками, прежде всего, а потом уже общество, или иначе, существует личность и коммуна — союз этих личностей, [которая] должна помочь удовлетворению его нужд всякого рода. Значит, не индивидуум для коммуны, а она для него. Коммуна ставит своей целью абсолютно-полное освобождение личности, и в интересах человека она и создается. Вторым условием образования коммун есть ассоциация личностей сознательных, дающих себе отчет в целях ее — в противном случае будет просто сообщество, но не коммуна. Свободное соглашение, требуемое в коммуне, заранее предполагает, что она ассоциирует не всех встречных и поперечных, а только индивидуалистов… Индивидуализм предшествует коммунизму»^[23].

7. Анархо-индивидуализм персоналистического толка предполагает и постулирует практической ценностью такую форму социальности, при которой воплощается максимальное вовлечение личностей в совместное и самостоятельное со-определение своих социальных, культурных, экономических и политических форм существования. Однако социальность в его понимании не исчерпывается только этим аспектом. Поскольку, как я выяснил выше, общество — это собрание личностей, постольку такое общество есть перманентный поток ризоматических взаимных, полувзаимных и невзаимных влияний и обменов смыслами между множествами микрокосмов личностей и личностями-в-становлении. Это же значит, что анархо-индивидуализм персоналистического толка взывает так же к высокому уровню социальной ответственности каждой личности, поскольку если личности, как общая совокупность, являются источниками того или иного влияния друг на друга, значит именно от них зависит в той или иной степени то, каково будет это влияние друг на друга по тенденции — позитивным или негативным; конструктивным или деструктивным. Таким образом персонализм напоминает и проблематизирует для нас, что именно мы — конкретный я и конкретный ты — должны в своих отношениях разной степени взаимности стараться оказывать такое влияние, которое несло бы максимально возможный созидательный, гуманистический и благородный смысл; мы включены в постоянное взаимодействие с другими, а потому, если мы хотим создать общество воистину духовно богатых и возвышенных людей, в нашей повседневной этической практике мы должны опираться и утверждать высшие смыслы и высшую доброту; высшую личностность, высшее благородство и добродетель, которые отвечают базовым принципам либертарной этики. Именно в утверждении такого благородства анархо-индивидуалист Манюэль Девальд видел сущность либертарного индивидуализма, что становится ясно из следующих строк: «В то время как либертарный индивидуализм, подлинный индивидуализм, даёт слабым силу (но не для того, чтобы личности, когда они стали сильными, начали, в свою очередь, угнетать других личностей, которые остались слабее, чем они, но для того, чтобы они больше не позволяли себя угнетать сильным), так называемый буржуазный или авторитарный индивидуализм же, в свою очередь, стремиться лишь только обосновать и оправдать существующий порядок торжествующего насилия и хитрости с помощью изощрённых софизмов и ложных интерпретаций законов природы» (курсив мой)^[24].

Мы пересекаемся и влияем друг на друга, поэтому именно в наших интересах осознать наличие этой связи и наполнять её содержание нашим упорством в утверждении благородных ценностей, творчества, сострадания, взаимопонимания, уважения к достоинству каждого, своеобразию, самоопределению, довольству, любви, дружбы, взаимопомощи, радости, взаимности, диалогичности, товарищества, доверия, искренности, аутентичности, добровольности, праведной борьбы против несправедливости и унижения кого-либо, честности, открытости и много другого, поскольку именно от этого осознания и нравственного принципиального упорства в подобном этическом праксисе зависит качество и благополучие наших жизней.

8. Одно из главных интеллектуальных и этических стремлений анархо-индивидуализма как персонализма является созидательная разработка таких конструктивных форм бытия, которые наиболее полно углубляют и расширяют самопринадлежность личностей посредством совместного их вовлечения в управление и принятие решений относительно тех аспектов экономического и социокультурного бытия, которые касаются их непосредственно или опосредованно. Такое повсеместное вовлечение на практике ведет к созданию общества на основе самоуправления, при котором автономия каждого есть необходимое условие автономии всех.

Таково базовое стремление всякого либертарного персоналиста. Но противоречит ли это вольному коммунизму? Ни в коем случае. Одним из ключевых аспектов коммунизма является планирование. Но что же такое планирование в его философском значении? Планирование или план — это непосредственное вовлечение субъектности множества личностей в организацию и определение различных общественных процессов, от которых зависит реализация интересов и желаний всех тех, кого эти процессы затрагивают, и чьи горизонты бытия они очерчивают. Следовательно персоналист-коммунист не может считать государственное, то есть централизованное планирование желательным и приемлемым, поскольку такое планирование означает ни что иное, как отчуждение субъектности большинства и сохранение этой субъектности за привилегированным меньшинством, представляющим собой нависший над обществом иерархический бюрократическо-военный аппарат господства и эксплуатации человека над человеком. Такое централизованное планирование самопротиворечиво, поскольку этическое содержание планирования, как продукта социалистической мысли, которая в свою очередь опирается на ценность равенства (эгалитаризм), заключается в утверждении равного вовлечения субъектности — самоопределения личностей как таковых. Централизованное планирование же нарушает принцип ценностного утверждения равного вовлечения субъектности людей как их самоопределения в собственных интересах тем, что практическое воплощение такого планирования сопровождается нарушением этих принципов, когда субъектность и доступ к регуляции (определению) оставляется лишь за немногими, что порождает неизбежно неравенство в виде классового деления общества на управляющих и управляемых, эксплуатирующих и эксплуатируемых (элитаризм), что прямо отрицает принцип эгалитаризма ­– равенства социальных возможностей, являющегося базовым принципом социализма. Подлинная последовательная принципиальность — это утверждение принципов везде и во всех контекстах относительно всех людей, а не только ради себя или какого-то меньшинства. Не может тот, кто ценит субъектность, желать ее лишь в ограниченном количестве; если он ее действительно ценит, то желает ее повсеместного проявления во всех сферах жизни. Принцип желает своего полного утверждения и не терпит ограничений, поскольку такое ограничение не утверждает, а предает его.

Таким образом централизованное планирование несостоятельно с точки зрения этического содержания концепции планирования в контексте социалистической мысли. Децентрализованное планирование же осуществляется при равном участии задействованных в деятельности групп личностей, объединённых общими интересами, что делает его гораздо более эффективным, чем централизованное планирование, реализуемое некими оторванными от локальных контекстов экспертами и бюрократами, пренебрегающими двусторонней коммуникацией.

Децентрализованное планирование анархо-коммунизма же действительно полноценно соответствует анархо-индивидуализму персоналистического толка, поскольку утверждает в теории и на практике всеобщее и максимальное вовлечение каждой личности, к какой бы ассоциации или коммуне она ни принадлежала, в регулирование и определение тех общественных процессов, в которых они непосредственно существуют. Воплощая повсеместное планирование, личности реализуют на практике этическое стремления анархо-индивидуализма — самоопределение: личности принимают решение, планируют, рассуждают, прогнозируют, предлагают, созидают и воплощают те или иные предложения и проекты относительно улучшения и воспроизводства их духовного и материального благосостояния, что подразумевает, что их субъектность вовлечена и самопринадлежность становится конкретным общественным фактом. В таком обществе, построенном на самоуправлении и децентрализованном планировании (вместе с взаимной поддержкой и уважением к достоинству друг друга), само это общество перестаёт быть относительно личности чуждой и довлеющей над ней гетерономией, посторонней силой, отчуждающей личность от самой себя принуждением, жестокостью, бесчувственностью и объективацией.

Взяв под контроль свои жизни, личности преодолеют историческую форму общества, при которой личность является субъектом или объектом эксплуатации и отчуждения, создав своими межличностными творческими силами такую форму общественности, при которой нет ни рабов, ни господ, ни управляющих, ни управляемых, поскольку всеобщее самоуправление преобразует социальность таким образом, что личность совместно с другими личностями станет не средством, а отправной точкой и конечной целью такого общества. Такая форма общественности будет для личности, как писал Алесей Боровой, «… средство[м] в осуществлении личностью её творческих целей»^[25].

По-простому говоря, планирование — это когда общество, как совокупность своеобразных личностей, опосредующих и способствующих взаимному удовлетворению разнородных и переплетающихся интересов с помощью конструктивного созидания самоуправляемых экономических и социокультурных институтов, берет под контроль это общество, то есть самих себя — свои жизни, — воплощая тем самым индивидуалистическую ценность и стремление к самоопределению личности. И анархо-коммунизм абсолютно никак не противоречит, а, наоборот, перманентно разделяет это стремление, предлагая конструктивную модель для удовлетворения этого стремления и воплощения этой ценности.

Как мы выше выяснили, анархо-коммунизм не заставляет никого жить в обществе, поскольку каждому, кто не желает в нём жить, анархо-коммунисты предоставляют доступ к ресурсам, чтобы они могли сами, пользуясь этими ресурсами, создать свою «автономную зону» и жить в соответствии со своими желаниями. Но если личность сама видит, что в обществе ей жить легче и лучше, то она сама добровольно к нему присоединяется ­– лишь такой вариант образования общества поддерживают анархо-коммунисты вроде Кропоткина или Малатесты. Кроме того, анархо-коммунисты никогда не стремились построить статичное и «чудовищно громадное общество», поскольку они признают, что появление и размеры добровольных ассоциаций определяются исключительно потребностями и количеством личностей. Если вопрос затрагивает интересы множества личностей, то естественно и добровольная ассоциация будет масштабной, поскольку если бы она не была таковой, то неизбежно не все личности были бы вовлечены, а значит не все имели бы доступ к определению своей жизни, что неизбежно порождало бы отчуждение личностей от себя и вырождение такой «добровольной ассоциации» в иерархический институт, стоящий над невовлечёнными личностями и не удовлетворяющий их никоим образом; организации должны быть максимально инклюзивны. Длительность существования таких организаций зависит исключительно от естественной потребности личностей, составляющих ту или иную ассоциацию, занимающуюся планированием и регулированием того или иного общественного процесса. Если нужда такова, что личности нуждаются в постоянном регулировании и контроле какого-то общественного процесса (например, обеспечение регионов электричеством), то такая организация существует постоянно, поскольку динамика ее такова, что потребность личностей в электричестве перманентно возобновляется. Однако если со временем нужда удовлетворяется, и личности больше не видят смысла в существовании той или иной ассоциации, тогда они распускают и расформировывают ее. Всё, опять же, определяется исключительно своеобразием личностей, их интересами и желаниями. Именно об этом и писал Джордж Баррэт: «Итак, строй будущего общества не должен быть централизованным. Наоборот, он должен всё теснее и теснее связываться между собой свободными взаимными соглашениями; и он станет тогда, впервые в истории человечества, обществом представительных организаций, из коих каждая рождается и существует, или же умирает, по мере прямой нужды в ней. То будет общество, чуткое к нуждам народа. Оно будет удовлетворять одинаково, как его будничные потребности, так и его высшие стремления» (курсив мой)^[26].

Если мы оставляем определенные процессы протекать стихийно и совсем отчужденно от личностей, мы рискуем возродить гетерономных форм общественных явлений, которые неподконтрольны, а значит потенциально опасны для личностей, что неизбежно негативно скажется на благополучии людей. Конечно, мы не должны стремиться невротично всё контролировать. Наш контроль должен подразумевать взаимное и искреннее, живое и творческое вовлечение, степень педантичности и щепетильности которого зависит от степени серьёзности и весомости тех процессов, в которых мы участвуем.

Исходя из вышеприведенных размышлений, можно увидеть, что и здесь анархо-индивидуалисты персоналистического толка не противоречат анархо-коммунистам, поскольку сам по себе концепт планирования — это концепция практического вовлечения личностей в определение своих жизней, что прямо соответствует базовым ценностям персонализма.

9. Анархо-индивидуалисты персоналистического толка, безусловно, не принимают и признают ценностно оправданной борьбу против авторитарной организации общества и авторитарных явлений: стадности, охлократии, растворения субъектности личности в общей массе, тирании семейных связей и прочего, что обусловлено невежеством, атомизацией, отсутствием диалога, сопереживания, уважения к достоинству, бедностью, униженностью, объективацией и бесчувственностью людей. Эти явления необходимо преодолевать и предотвращать с помощью развитию либертарных институтов и культуры диалога, утверждающих высшие ценности. Общество само по себе динамично и диалектично, поэтому если личности, влияя как на надстройку, так и на базис, будут сознательно и систематически развивать антиавторитарную и персоналистическую тенденцию в организации общественной жизни, то и само общество будет преображаться в таком направлении; если же авторитарная и деспотическая тенденция будет ими так или иначе утверждаться (сознательно или несознательно, пассивно или активно — не столь важно), то и само общество будет авторитарным и отрицающим всякое достоинство, человечность и внутренний мир личности.

Такое изложение позиции необходимо в контексте понимания одного отличия. В анархо-индивидуализме как течении исторически так сложилось, что, если взять всех его представителей в совокупности, в нём присутствуют и определённым образом конфликтуют две тенденции: персоналистическая (Пётр Рябов, Ибсен, Эмманюэль Мунье, Алексей Боровой, Оскар Уайльд) и буржуазно-либеральная (Джо Пикотт, Жорж Палант и подобные им).

Анархо-индивидуалисты второй тенденции, оставаясь под влиянием либеральной традиции, склонны манипулятивно разделять «общество» и «личность», словно это две неизбежно противоречащие друг другу и непохожие сущности. Такая позиция отдаёт нелепым эссенциализмом, где «личностность», способность быть «личностью» предписывается лишь меньшинству, в то время как «общество» — большинство — деиндивидуализируется и неизбежно отождествляется с серой несознательной и отчуждённой субпассионарной массой, лишённой всякого своеобразия и уникальности. Такое деление на «личность» и «общество» весьма ожидаемо в рамках традиции либеральной мысли, если вспомнить, что либерализм, как писал Алексей Боровой, «… есть философия привилегированных классов»^[27]. Будучи продуктом классового общества и его идеологической опорой, либеральное разделение на «общество» и «личность» воспроизводит в таком разделении классовое деление, где только за «правящим классом», «элитой» или «буржуазией» признаётся личность, субъектность, уникальность, изысканность, «духовность», свободолюбивость, способность к творчеству и следованию высшим идеалам, в то время как «все остальные», «пролетариат», «чернь», «массы» — это субпассионарная, бессознательная, грубая, ограниченная, примитивная и неспособная к духовности, творчеству и служению высшим идеям масса.

Такое деление удобно для правящего класса, чтобы оправдывать своё господство и эксплуатацию трудящегося большинства, игнорируя при этом, что именно существование классового общества и буржуазии как класса и сделала во многом эту «чернь» чернью из-за нищеты, плохих условий труда, отсутствия доступа к хорошему образованию или ориентированности образования на формирование исключительно покладистого и исполнительного вьючного скота, которого будет легко эксплуатировать в интересах перманентного стремления капиталистов к сверхприбылям. В рамках либерализма такое деление эссенциалистское и статичное, поскольку служит реакционным целям: консервация господствующих классовых отношений, обеспечивающих привилегированным «личностям» господство и богатство. Однако такая консервация откровенно идёт во вред личностному развитию большинства других трудящихся людей, что вскрывает очевидное лицемерие и ложь «либерального индивидуализма», который обеспечивает развитие своеобразия лишь для меньшинства, пренебрегая развитием этого своеобразия у большинства. Эту непоследовательность и двуличность либерального «индивидуализма» отмечал ещё анархо-индивидуалист Альберт Либертад в своей критике либерализма: «От антимеркантилистов до Спенсера, затрагивая мимоходом и представителей английской моральной школы, Мальтуса и его теории народонаселения, теории ренты Рикардо и Дюнойе с его абсолютным либерализмом до ортодоксальной школы Бастиа, исторической школы Тэна и христианского либерального течения во главе с Ле Пле. Всё это лишь только различные формы либерально-буржуазной мысли — и именно именующей себя “либеральной”, что не лишено своей доли иронии. Либеральное прославление личности, её апология и история различных учений представлены автором друг за другом как-то, что лучше всего препятствует большинству людей в достижении свободного развития их индивидуальности. Верно, что это индивидуализм… Но индивидуализм для “успешных”. Эти разные индивидуалистические учения, не желающие признавать господства, законов или каких-либо ограничений, которые могут посягнуть на волю личности, принимают в то же время существование земельной собственности и промышленного богатства как данность и священный факт. Эти теоретики индивидуализма потакают лишь имущим и их лакеям. А потому в таком случае возможность человека утверждать свою волю зависит от того родился ли он в семье собственника или нет. Во имя величия одной личности, другие вынуждены работать на то, чтобы первые могли наращивать и утверждать собственное могущество. Одни должны сделать всё возможное, чтобы обеспечить неприкосновенность своего состояния, другие же сколотить своё собственное, но не посягая при этом на сами основы собственности, поскольку они священны! Либерализм, таким образом, скрываясь под маской индивидуализма, отрицает возможность развития большинства личностей ради выгоды меньшинства. Наш индивидуализм не имеет никакого отношения к этому недоиндивидуализму, специально препарированному для использования в сегодняшнем капиталистическом обществе. Это “Я”, “личность”, которую мы хотим освободить от других людей, должна пользоваться и располагать теми же средствами, что и другие “Я”. Было бы крайне нелогично стремится сохранить современные механизмы перераспределения “духовных” благ и материальной прибыли и говорить в то же время о “развитых” или “неразвитых” личностях, потому что мы видим, что суть заключается лишь в том, кто более или менее привилегирован. Не желая, чтобы все люди были одинаковыми, мы в то же время хотим, чтобы все они были равны экономически и социально. Именно поэтому мы стремимся положить конец неравенству между богатыми и бедными, поскольку оно способствует увеличению могущества не отдельных личностей, а власти богатых»^[28].

Несомненно, многие анархо-индивидуалисты отрицают частную собственность и не оправдывают капитализм. Однако они сохраняют это эссенциалистское деление на «личность» и «общество», перенимая эту реакционную концепцию от либерализма, корни которой лежат в существовании классовых отношений буржуазного общества и необходимости богатых оправдать идеологически свои привилегии.

В противовес таким антиавторитарным индивидуалистам, как Жорж Палант, я, как персоналист, отвергаю эссенциалистскую оптику деления на «личность» и «общество» и перенимаю оптику диалектическую. Я не считаю, что несознательность, стадность, грубость, узкий эгоизм, цинизм, жестокость, безответственность, двуличность, подлость, субпассионарность, безыдейность и ограниченность — «массовость» — являются неизменным атрибутами «общества», поскольку человек находится под существенным влиянием общественно-экономических условий и институтов, в рамках которых разворачивается его деятельность. По этой причине «массовость», «стадность» и сама «чернь» не являются неизбежной характеристикой «общества», поскольку само общество — это, как я уже выше писал, совокупность людей, опосредующих своё взаимодействие на основе конкретных институтов и культуре, чей характер по преобладающей тенденции может быть как авторитарным, так и либертарным, а потому и само общество может быть по тенденции как либертарным и чутким к личности и благополучию, так и авторитарным и утверждающим пренебрежение к достоинству и творческому развитию множества людей.

Следовательно наша задача, как анархо-индивидуалистов персоналистического толка, не воспринимать мир эссенциалистски и отношения в рамках него статически и эссенциалистски, а применять наше конструктивное мышление и творческое следование высшим идеалам с целью более качественного преобразования окружающих нас общественно-экономических отношений и институтов, чтобы субпассионарность, массовость и стадность как общественные явления исчезли или существенно минимизировались, а вместо них утвердились как постоянный праксис поощрение могущества, достоинства, взаимопомощи, сострадания, уважение к самопринадлежности и довольство всех. Именно такое диалектическое, а не эссенциалистское, отношение к «несознательным массам» постулировали некоторые анархо-индивидуалисты, желающие преобразовать людей к лучшему и не воспринимающие их стадность и массовость как нечто неизбежное и вечное: «Поскольку у нас вообще нет примеров, которые не противоречили бы нашим принципам, постольку мифы вроде Тони Монтаны из “Лица со шрамом” будут появляться и появляться. Потому что там, где последний, преследуя желание покинуть стадо, истребляет его и устраивает холокост, мы, наоборот, стремимся покончить со стадом, превратив его “овец” в личностей» (курсив мой)^[29]. Подобное писал и Пьер Шардо: «Мы не относимся к тем, кто стремится сделать “из слабости каждого — силу всех” (Жорес). Слабость толпы… Какая ничтожная сила из неё получилась бы! Нашей главной целью является пробуждение в индивидах собственного могущества — могущества, глубоко затаившегося в них, а потому и вполне реального»^[30].

Таким образом персонализм отбрасывает реакционное эссенциалистское деление на «личность» и «общество», служащее интересам правящего класса и отрицающее право других людей на то, чтобы быть личностью, и следует диалектической оптике перманентного стремления к критике и преодолению всех материальных условий и институтов, которые своим влиянием отчуждают у большинства людей равные возможности развивать собственное своеобразие и творческий внутренний мир, порождая «массовость», «стадность», «охлократию» и авторитарность вообще как социальные явления. Преодолевая их, персонализм стремится утвердить такую организацию общества и его институтов, где такое творческое развитие и своеобразие обретёт реальную экономическую основу и действительную культурную опору.

Не существует каких-то неизбежно «благих» личностей в вакууме, как и не существует неизбежно «плохого» общества в вакууме. Суть заключается в утонченном и нюансированном исследовании динамики межличностных взаимных, полувзаимных и невзаимных влияний множества личностей, индивидов и масс, которые ризоматически растекаются по многовариативному социальному полю деятельности людей и ежесекундно проникают, обуславливая качественные преобразования друг друга. Возможность осознания и взятия под контроль этих влияний зависит от способности и умения рефлексировать над ними, классифицировать, проблематизировать, понимать их природу и первопричины. Лишь проделав такую работу над осмыслением этих процессов, они будут протекать для личностей менее стихийно, а значит, менее отчуждённо, что откроет для личностей более широкое поле для вовлечения в определение этих процессов. Либерально-буржуазная оптика же не желает этого вовлечения, поскольку оно неизбежно, как это, собственно говоря и случилось в истории, приведёт к осмыслению доминирующих классовых отношений господства, за чем вероятно последует бунт личностей против повторяющихся процессов классового и духовного угнетения, во время которого личности радикально вмешаются в эти процессы, чтобы их кардинально качественно преобразовать и прекратить, учредив новые отношения — гуманные и бесклассовые.

***

Таковы мои общие соображения и тезисы. Надеюсь, что для кого-то они послужат началом плодотворной рефлексии.

Оформление: кадры из фильма «Жена анархиста». Реж. М. Ноэль, П. Зер. 2008. Германия, Испания, Франция.

Примечания

1. Цитата приводится из книги Вдовиной И. С. «Французский персонализм (1932–1982)». С. 16.

2. Бакунин Михаил Александрович. Избранные философские сочинения и письма. Издательство «Мысль», 1987. С. 501-502.

3. Іван Франко. Зібрання творів у п’ятидесяти томах. Наукові праці. Томи 44-47. Том 45. Філософські праці. Видавництво «Наукова думка», Київ — 1986. Ст. 452.

4. Макс Штирнер. «Единственный и его собственность». Харьков: Основа, 1994. С. 101.

5. Александр Беркман. «Азбука анархизма». URL: https://ru.anarchistlibraries.net/library/aleksandr-berkman-azbuka-anarhizma.

6. Этребилал Авив. «Наш индивидуализм». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/nash_individualism.

7. Альберт Либертад. «Свобода». URL: https://telegra.ph/Albert-Libertad-Svoboda-06-04.

8. Кропоткин П. А. Анархия, ее философия, ее идеал // Кропоткин П. А. Анархия, ее философия, ее идеал: Сочинения. М. 1999. С. 243.

9. Кропоткин П.А. «Записки революционера». Часть 2, «Западная Европа». URL: http://surl.li/tcsdi.

10. Emile Armand, Anarchist Individualism and Amorous Comradeship. URL: https://theanarchistlibrary.org/library/emile-armand-anarchist-individualism-and-amorous-comradeship#toc30.

11. Эррико Малатеста. «Крестьянские речи». URL: https://ru.anarchistlibraries.net/library/erriko-malatesta-krestyanskie-rechi.

12. Emile Armand, La Vie comme expérience. URL: https://fr.wikisource.org/wiki/La_Vie_comme_exp%C3%A9rience.

13. Эррико Малатеста. «Коммунизм и индивидуализм». URL: https://syg.ma/@dobrodiy/erriko-malatiesta-ob-individualizmie-i-kommunizmie-dvie-stati.

14. Пётр Кропоткин. «Анархия и ее место в социалистической эволюции». URL: https://ru.anarchistlibraries.net/library/anarkhiia-i-ee-mesto-v-sotsialisticheskoi-evoliutsii.

15. Эмма Гольдман. «Индивид, общество и государство». URL: https://ru.theanarchistlibrary.org/library/emma-goldman-individ-obschestvo-i-gosudarstvo.

16. Манифест парижской группы Reveil De L’Eschlave «Чего хотят индивидуалисты». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/chego_hotyat_individualisti.

17. Эррико Малатеста, там же.

18. Жан Грав. «Умирающее общество и Анархия». URL: https://ru.anarchistlibraries.net/library/zhan-grav-umiraiushchee-obshchestvo-i-anarkhiia-1#toc10.

19. Пьер Шардо «Индивидуальность и социальность». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/Individuality_and_sociality.

20. Morpheus, Tyranny of the Invisible Hand. URL: https://theanarchistlibrary.org/library/morpheus-tyranny-of-the-invisible-hand.

21. Д. Ферри Руис. «Введение в экономику либертарного коммунизма». URL: https://aitrus.info/node/3871.

22. Этребилал Авив, там же.

23. Андреев А.Н. «Неонигилизм». М., 1922. С. 44.

24. Манюэль Девальд. «Размышления об индивидуализме». Из главы «Либертарный индивидуализм и авторитарный индивидуализм». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/-d5-fOxvjwV.

25. Алексей Боровой. «Личность и общество в анархистском мировоззрении». — М.: РИПОЛ классик, 2022. — 384 с. — (Librarium). С. 141.

26. Джордж Баррэт. «Анархическая революция». Книгоиздательство «Голос труда», Петербург-Москва, 1920. Ст. 16.

27. Алексей Боровой. «Общественные идеалы современного человечества. Либерализм. Социализм. Анархизм». URL: https://ru.anarchistlibraries.net/library/aleksej-alekseevich-borovoj-obschestvennye-idealy-sovremennogo-chelovechestva.

28. Альберт Либертад «Индивидуализм», URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/kUxjEQBd6nz.

29. Этребилал Авив, там же.

30. Пьер Шардо. «Наш индивидуализм». URL: https://teletype.in/@editorial_egalite/rrK0Y6dzPnR.