Курская Дана Рустамовна — поэт, издатель, культуртрегер. Родилась в Челябинске. C 2005 года живёт в Москве. Автор шести книг стихов. Основатель и главный редактор издательства «Стеклограф». Организатор Международного ежегодного фестиваля современной поэзии MyFest и премии MyPrize. Лауреат различных поэтических премий («Лицей», «Русский Гофман», «Эмигрантская лира», «Живая вода», «Вечерние стихи» и т. д.) Победитель Всероссийского конкурса имени И. Рождественского (2020 год). Публиковалась в журналах «Знамя», «Интерпоэзия», «Новая Юность», «Волга», «Юность», «Крещатик», «Дети Ра», «День и ночь», «Аврора», «Москва», «Эмигрантская лира», «Кольцо А» и т. д.

Сергей Шуба — поэт, прозаик, драматург. Родился в 1983 году в городе Курган-Тюбе (Таджикистан). В 2005 году окончил Ростовский государственный строительный университет. С 2007 года живёт в Новосибирске. Работал дорожным рабочим, начальником ПТО, дворником, кровельщиком, пекарем. Рассказы и стихи печатались в литературно-художественном альманахе «Артикуляция», журналах Реч#порт, «Волга», «Урал», Homo Legens, «Топос», «Плавучий мост», «TextOnly», сообществе «Полутона».

Пьеса «Деяния и разговоры» в первой редакции была опубликована в литературно-художественном альманахе «Артикуляция» (#9 февраль 2020), потом была выпущена отдельной книгой в 2023 году.

Знакомо ли вам ощущение последнего вздоха на краю обрыва? Случалось ли вам слышать в ночи белый шум, складывающийся в чей-то потусторонний разговор? Приходилось ли читать пьесу, наполненную аллюзиями на самые пред- и постапокалиптические произведения мировой литературы? За мной, читатель, я покажу тебе дивный новый мир!

Итак, перед нами пьеса «Деяния и разговоры» Сергея Шубы. Я бы охарактеризовала жанр, изобретённый Шубой, как поэму в пьесе, поскольку художественные приёмы, используемые им, и, собственно, мелькающая рифма, раздвигают и без того не узкие рамки возможного в драматургии. Впрочем, это дело вкуса.

Однако, коль скоро мы выводим жанр пьесы в качестве ключевого, предлагаю обратить внимание на перекличку «Деяний…» с другими пьесами. (Тут даже уместнее говорить не об «аллюзиях и перекличках», а об «эхе»; я позже объясню, почему).

Таким дальним эхом звучат в диалогах персонажей разговоры героев чеховского «Вишнёвого сада». Эта схожесть слышится, потому что в обеих пьесах диалоги по сути являются обрывочными монологами и фразами, которые обращены скорее в пространство, нежели к конкретному собеседнику. И тут и там почти не случается вопросов-ответов, то есть разговор-то происходит, но каждый стоящий на сцене словно бы смотрит не на партнёра, а на зрителя, — или просто в тёмный зал, где должен быть зритель.

Жаба. Я ведь доктор. (После паузы.) Так сподручнее места определять.

Конь. Так мы молчим или комара на месте уличим?

Жаба (облизывается). Уличать — не поедать, можно даже станцевать.

(Раздувает брюхо)

Конь. У кого во брюхе газ, тот, наверное, атаку на Ипре помнит.

Жаба. Мой племянник

в Швеции живёт на горе.

На зиму замерзает,

Смотрит ледяными глазами через пролив моонзундзкий.

Туманы и хляби над Копенгагеном, бедный Андерсен от сырости

дрожит, перо макает.

До сектора газа.

Я хотел сказать, что сектор приз на барабане такой скользкой.

Конь. Если в тумане, то комары с крыл друг у друга воду пьют, тяжелеют. Однажды в подворотне лягнул такого — с чемоданом. Он кувырк, брык, только тень на земле осталась, а в чемодане авоська. В авоське пакет с кефиром.

Пример эха из «Вишнёвого сада»:

Любовь Андреевна. Как это? Дай-ка вспомнить… Жёлтого в угол! Дуплет в середину!

Гаев. Когда-то мы с тобой, сестра, спали вот в этой самой комнате, а теперь мне уже пятьдесят один год, как это ни странно…

Лопахин. Время идёт.

Гаев. Кого?

Лопахин. Время идёт.

Гаев. А здесь пачулями пахнет.

Аня. Я спать пойду. Спокойной ночи, мама.

Кроме того, сами действующие лица пьесы Сергея Шубы — это те самые хтонические архетипы на краю мира, с прототипами которых мы уже отчасти знакомы по монологу Нины Заречной в чеховской «Чайке»:

»…львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звёзды и те, которых нельзя было видеть глазом, — словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли… Уже тысячи исков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь…»

То есть Чехов в пьесе Треплева рисует постапокалиптическую картину мира, где все души, свершив печальный круг, воплотились в итоге в одну мировую Душу, которой предстоит схватка с Дьяволом. У Шубы же после свершения печального круга души стали несколькими хтоническими сущностями, из которых только один открыто признаёт, что он Конь Апокалипсиса, остальные же души косят под Варана, Тюленя, Свинью, Никого и Жабу (но автор всё же сознаётся, что она является реинкарнацией Фрейда).

Вместо схватки с Дьяволом шубинские сущности охраняют край мира, на котором водится самое разное и незамысловатое — аптеки, «кабинетики», коньяк — и можно скачивать музыку.

Во имя чего даны краю мира такие лихие охраннички? Ответ на это кроется в аллюзийном эхе другой пьесы, и речь о «Вальпургиевой ночи, или Шагах Командора» Венедикта Ерофеева.

Герои пьесы Ерофеева — те же хтонические сущности, только в человеческом обличии, и находятся они на самом что ни на есть краю мира — в психиатрической больнице, — причём некоторые из них пытаются конспектировать свои мысли о бренности всего сущего.

То же, по сути, происходит и в «Деяниях…»:

Жаба. А мы? У меня таблетки просрочены, у тебя копыта в крови.

Конь. А мы во всём сущем растворимся со временем.

Жаба. Без остатка?

Конь. Без остатка.

Жаба. Запишу.

Конь. Запиши.

Но более всего эхо, раздающееся из пропасти, куда уже полетел первый робкий камешек с обрыва Края мира, но ещё (к счастью или к сожалению?) не полетели мы, отзывается в унисон с «Лестницей существ» Льва Рубинштейна, где души выстраиваются на лестнице, ведущей то ли вверх, то ли вниз.

Эти души уже оставили свою земную оболочку и приняли то, что им предстоит, но пока не в силах отпустить тяжеловесные человеческие мысли:

13

А когда начнём–то?

14

«Вот свет повсюду гаснет, но виден его след»

15

Чего это вдруг?

16

«Нет ничего ужасней, прекрасней — тоже нет»

17

Вы Илюху, кстати, не видели?

18

«Слюною кисло–сладкой подушку окропи»

19

Алёшка приехал, не знаешь?

20

«Вот коврик над кроваткой срывается с цепи»

21

У тебя билет на какое? Успеешь всё доделать?

22

«Вот медленная свинка колышется, поёт»

23

Катька так и не перезвонила? Вот сука!

24

«Картинки половинка пускается в полёт»

25

Когда начало–то?

26

«Другая половинка то тлеет, то горит»

27

А где это будет, если не секрет?

28

«И Африка, и свинка, и доктор Айболит»

29

Там сейчас который час примерно?

30

«И свет повсюду тухнет, и в горле ватный ком»

31

Что, правда? Это тебе действительно приснилось?

32

«И радио на кухне о чём–то о таком».

Я бы хотела обратить внимание театральных режиссёров или создателей мультфильмов для взрослых на невероятную пьесу Сергея Шубы, отвечающую всем самым светлым и самым тёмным запросам современного зрителя, стоящего на краю мира в прямом смысле, а самому автору в качестве напутствия — процитировать слова его же персонажа:

«Отличное повествование, так держать. Я вижу, призвание тебя не оставило».

Дана Курская