Я не знаю, с какого момента начать рассказ. С одной из жизней? Беда в том, что я не ощущаю свои воспоминания, как череду реинкарнаций или череду воспоминаний из ниоткуда и нигде (или из везде). Более того, я не ощущаю их как воспоминания о прошлой жизни. Я не была мальчиком креольцем, бабочкой, козой, я не была огненной рыжей ведьмой или брутальным мачо, не была магом или баобабом, котом в сапогах или Гэндальфом. Увы. Я везде помню себя как себя. Я отчетливо женское существо. У меня примерно одна и та же внешность, различающаяся от воспоминания к воспоминанию  так, как отличается человек сам от себя — с разной прической, в разном настроении и в разном возрасте.  Я не знаю, в каком порядке расположить эти воспоминания — но и в этой жизни я не всегда помню, что было раньше — встреча с А. или поездка в Грецию. Более того, я не готова отчетливо и точно отделить свои видения от того, что, как мне кажется, происходило со мной. Упс. В этой жизни, от которой уже осталось много музыки, видео, аудио и фото — я тоже не готова отчетливо их разделить. Видения, сны и реальность. Я везде женское существо с каштановыми или белыми волосами (да, на фотографиях тоже так). Я не особо понимаю свой рост — он то небольшой, то высокий. Но и сейчас, я часто не ощущаю свои 183 см. Мне часто кажется, что я намного ниже и я бьюсь головой о верхние поручни в вагоне метро.  Мне кажется, что я помню свою же жизнь. Хотя она проходила в странных порой местах и условия. Ну так и задокументированное мое существование порой происходило странно и в разных местах. Я помню эти условные жизни как воспоминания ранней юности, например, студенческие или школьные. То, что они довольно странные — нет, меня не смущает. У меня нет понимания, одна это жизнь или много, но оно ощущается, как одна непрерывная жизнь, в которой я — это я. Но бэкграунд порой причудлив.

Я худая, смешливая, люблю общаться, я очень эмоциональна, у меня много ощущений и чувств и я не люблю точные науки. Я люблю сметяься и болтать, я много чувствую, эмпатична,  любопытна, легко вписываюсь в разные истории и легко знакомлюсь, обожаю море и путешествия. У мня много способностей, но я не считаю их особым Даром, скорее, я считаю их чем-то обычным для меня, для моего типа личности. Чем-то естественным. Возможно, поэтому мне не приходит в голову изучать науки или магию. Я не люблю ритуалы, но люблю ощущение волшебства. Но волшебство и есть — я. Я люблю петь или напевать. Люблю ходить вдоль берега. Я дружу со стихиями и ужасно не люблю ссоры. Не люблю высокомерие и вранье, не люблю тех, кто ходит в чужом образе, как в маске.  Люблю искренность и радость, смех и пение птиц. И никогда не знаю как я выгляжу со стороны и надо ли соблюдать приличия и что такое — приличия. Я доверчива. Это нечто неизменное.

Для удобства, я буду называть и считать себя эльфом.  Но мы так себя, конечно, не называли. Среди нас были те, у кого более развиты были волшебные способности и те, у кого они были развиты менее. Мы знали все примерно одно и то же. Иерархия вызывала смех, как удачная шутка. Мы могли общаться со стихиями и мы могли быть метаморфами. Да, я могла принимать разный облик, но мне соответствовал женский. Но я могла быть драконом. Не спрашивайте, как я выглядела, я не видела себя со стороны. Зеркала у меня не было. (Зачем?) Я могла быть порывом ветра и струей воды в море. Течением, сформированным в выделенную в морской воде струю, внутри которой был тонкий красный стержень, гибкий как стебель листа. От него расходились как кровеносные сосуды или прожилки листа — другие красные сосудики. Они управляли моим движением. Да, это тоже была я. Я не превращалась в Дракона, я была им в воде. Иногда, можно было выскочить из воды, как удачная шалость, промчаться по небу эдаким фонтанчиком и упасть обратно в море. Огромный драйв. Можно было упасть на землю и за пару сантиметров до земли дракон преобразовывался в темноволосую девушку — это тоже шалость. Очень весело.

Несколько раз я умирала. Я помню один раз, но явно было несколько. Забавно, но я не ощущала ЭТО смертью. Но я и не ощущала ЭТО реинкарнацией —  просто провал в памяти.  Зато как смерть, я ощутила тот момент на берегу моря, когда на меня направили свет из рубина. Из красного камня в перстне. В этот момент умерла моя душа. А тело так и не смогло умереть. Помню себя девочкой разведчицей с короткой стрижкой. Помню себя, живущей в лесу, судьей справедливым между разумными волками и неразумными человеками. Помню себя в том пространстве, что похоже на Валинор, но мы его ТАК не называли. Помню себя на острове с косой, уходящей в море. Помню себя в мире, где я оказалась в видениях и долго лечилась, но даже во сне я была слишком плотной для ТОГО мира. Помню историю драконов, их приход и падение их вселенной.  Помню как управлять живыми кораблями. Помню разумные деревья. Помню тебя, а ты меня не помнишь. Помню, как в том мире проходил обряд обручения, от слова обруч — это венец — венчание, наверное. Но это другой венец. Совсем другой, дающий паре возможность ощущать все, что ощущает второй человек и связывавший двоих навеки, во всех жизнях. А сам обряд очень красивый и даже уютный. Помню камни, лежащие в ручьях. Но у этого нет истории и сюжета. Как рассказывать?

Когда мы пытаемся рассказать о ТОМ, нашем мире, то мы пытаемся говорить ЭТИМИ словами. Да, это старая отговорка — «у меня нет слов, чтобы поведать вам об этом». В моем случае все хуже — у меня нет даже картинок, чтобы вам их нарисовать или передать из головы в голову. Все картинки буду неизбежно сводиться если не к изображению людей непосредственно, то к изображению антропоморфных существ, действующих (все равно) как люди, со всеми их ограничениями. Если я пытаюсь рассказать о том, как мы путешествовали, то в голове слушателя возникает образ космического корабля, в который входят более или менее странные существа. Но мы путешествовали не так. Я постоянно натыкаюсь на то, что нас представляют теми же людьми, но со сверх способностями — те же люди, но немного более усовершенствованные,  с какими-то внедренными умениями или чуть ли не крыльями.  Дальнейшее все равно сводится к обсуждению из недр человеческой унылой логики, унылых одномерных наук и унылой физической реальности по таким же скучным физическим законам. Но начинать надо с того, что мы говорим НЕ о людях. Не о тех, кто имеет человеческую основу и поверх нее, грим или накладные крылья. Сама основа — иная. Все то, что мы делаем — исходит сразу из ДРУГОЙ основы. Поэтому не особо обьяснимо с точки зрения основы человеческой. Другая крайность — представлять то, о чем мы рассказываем, как фантазии, грезы, визионерские или астральные путешествия. Опять же, заметим,  в основе — лежит материальное (физическое, толстое) тело человека (антропоморфного существа, устроенного по тем же законам, что человек) и его тонкое (астральное, тело сновидений, ментальное… еще какие там бывают?) тела путешествуют не пойми где. Но у нас нет этого разделения на толстое и тонкое, материальное и нематериальное, духовное и физическое. Мы можем быть и тем и тем. И не обязательно разделять эти два. Но тогда непонятно как рассказывать. Если только из ощущений.  Когда я говорю о наших кораблях, при помощи которых мы путешествуем — это нечто, что _может выглядеть_ как корабль или лодка или птица. Но это та видимость, которая просто не противоречит способу путешествия. Они, эти условные корабли, конечно, живые. Более того, они — часть нас. Каждый из нас (ну почти каждый) может создать такой корабль, практически — стать таким кораблем. Но мы можем взять на борт этого корабля и других. Этот корабль — возможность отправиться в путешествие, овеществленная (но не совсем материальная — ага, запутались?) — энергия желания, уже отделившаяся от создателя и капитана корабля. Отделившаяся, но остающаяся единым целым с капитаном-создателем. Это как управлять своим дублем, не теряя ни на секунду его из виду и ощущая его все же как нечто отдельное, но себя. Этот способ путешествия мы и называем — живые корабли. В это путешествие можно пригласить друзей, тогда они присоединяют свою волю к воле капитана, корабль становится больше и быстрее. Но, впрочем, остается по своему характеру сходным с капитаном. Не знаю, как это можно увидеть, но мой корабль был очень легким и веселым, он очень быстро и изящно обходил любые препоны и часто принимал самостоятельные решения, зная куда я хочу и…куда я захочу в следующую секунду. Управлять кораблем только мыслью и намерением — не только тяжело, но и скучно. Многие из нас  пели и по звуку корабль летел точнее и ярче, острее и стремительней. Звук прокладывал путь, но прокладывал лишь там, где в пространстве был проход. Можно, конечно, пробивать насильственные проходы в пространстве, но от этого портится все — корабль, звук, я. Нащупать звуком голоса дорога, легкими вибрациями раскачать корабль и покачиваясь в этом вибрато — он несется по протоке в пространстве. Усиление звука — быстрее. Ниже и выше — соответствует. Долга громкая раскачка, вибрирующий усиливающийся звук — это прохождение между Сциллой и Харибдой, утверждение сложной дороги, как возможной, нахождение нового пути, которым еще никто не ходил. Это я очень любила. Петь громче и на этой волне качающихся звуков поймать момент, когда вибрация звука дает возможность нового пути и этот путь открывается. Между мирами путешествовать — как между лепестками розы Парацельса. Представьте себе огромную розу с множеством лепестков и то, как вы мысленно огибаете ее лепестки, путешествую МЕЖДУ лепестками, иногда лепестки сжаты плотно, иногда между ними много пространства, иногда они разорваны, иногда в них дыры. Надо нащупывать путь. Надо не бояться головокружительных виражей и не терять скорость. Тогда можно легко пройти в любое пространство. Нет, мое тело в эту минуту не лежит мертвенной тушкой на диване. Я путешествую вместе с телом и вместе с мыслью, вместе со звуком и сознанием, вместе со своими друзьями. Это путешествие ВСЕЙ меня. А управляется корабль — из сердца. Нельзя не любить свой корабль, нежно любить, как самый трепетный и нежный цветок в мире, восхищающий тебя своей красотой и сложностью и тем, что этот цветок — волшебство. Из сердца идет звук и управляется корабль эльфов — любовью. Нет любви — нет звука — нет кораблей. Возможно, поэтому люди не смогли управлять нашими кораблями, вернее, не поняли КАК.

Я не могу идти по хронологии этой прошлой жизни (жизней) в иных мирах. Отношения со временем у нас были принципиально другие. Прошлое и будущее мерцало тогда в моих глазах одинаково прозрачным дробным светом. Более того, я не могу утверждать, что мои воспоминания о разных фрагментах реальности относятся к разным моим воплощениям. Вполне возможно, что это разные вероятности, как сказали бы сейчас. Разные дороги — как говорили тогда мы. Но некоторые события были ключевыми для осознания меня. Возможно, они если уже произошли, не оставили мне выбор ни в одной реальности. Как, например, та встреча с ассирийской внешности мужчиной, имени которого я не вспомню сейчас. Он прибыл на корабле на наш остров. Мы были знакомы когда-то, давно. Он был тогда молод, весел и собирал своих друзей, поклонников и влюбленных в него существ всех гендеров — на набережной. Мне всегда казалось, что он унижает их и высмеивает. Не скрою, я вела себя с ним дерзко и, пожалуй, резко. И, нет, мне он не нравился. Высокомерный красавец с слегка искривленной лиией губ. Даже улыбался он криво. В его шутках всегда был яд издевки, даже тогда, когда этот яд не был виден. Он и выжег мою душу много лет спустя. Не ядом, а ярким кроваво-темным лучом из ограненного рубина в его темного золота кольце. Да, он был удивлен, что я осталась в живых. Хотя жизнь без волшебства — очень условная жизнь. Для меня. Но об этом эпизоде — потом. Итак, жизнь без волшебства…. У меня остались навыки, много навыков. Умения. После этого фрагмента с нападением на наш остров, в котором погибла Библиотека и ее хранитель, что был мне дороже жизни и волшебства вместе взятых… Не было смысла жить, но и умереть у меня просто не получилось. Я обрезала волосы совсем коротко, мой рост стал ниже, я стала встрепанной девочкой-подростком, прожившим в этом мире много столетий, если не тысячелетий. Нет, я не считала годы, прожитые сразу в разных реальностях. Я носила легкие обтягивающие штаны до середины икры, легкую коричневую рубашку с коротким рукавом и кожаный пояс с дротиками. Я была разведчиком. Я всегда была одна, если честно, просто потому, что все время ждала смерти и не хотела чтобы эту смерть кто-то увидел кроме меня. Тонкие дротики были уложены стрелами вниз. Их толщина была около пары миллиметров, длина — около десяти сантиметров, они были абсолютно легкие и абсолютно острые. Бросать такие дротики надо было не силой мышц, а силой намерения. Легко и сосредоточенно, вложив всю силу намерения в бросок. Сам материал их уже был смертельно ядовитым для любого существа, если оно не было эльфом. Да и эльфам эти дротики приносили мучения, но не убивали.  Абсолютно легкий серебристый материал, похожий на серебро, но нет… Легче. Я легко пряталась, бесшумно ходила над землей, бесшумно дышала и бесшумно бросала дротики, если была в опасности. Я жила в развалинах белой крепости, резной крепости на краю мыса. От нее осталась одна обугленная стена, да и та — не до самого верха. Трава там всегда была пожухшей и никогда не зеленела. Я бежала смотреть где наши враги, поселившиеся на острове после того самого вторжения. Я рассказывала тем, кто успел спрятаться — о планах наших врагов и их замыслах. Все остальные жили, конечно, в глубине острова. Там были горы и пещера и леса. А я не могла уйти ни от башни ни от моря. К счастью, я умела, это умение не пропало, замедлять свое падение с самого края башни. Поэтому, при любой опасности, я просто прыгала с отвесной стены башни и медленно опускалась на землю в заросли, в которых меня уже невозможно было найти, в тои крохотный пятачок, который нельзя было увидеть ни сверху, ни с земли — если не знать где он.  Я просто медленнее падала, одновременно делая воздух более густым, а себя более невесомой. Разбиться я не могла по своей воле — самоубийство не для нас. Оно невозможно — по своей воле. Но потом приходит час, когда просто отказывает та самая способность — да, я прыгнула и не смогла ни стать легче, ни сделать воздух и пространство тягучим и плотным. Эта единственная смерть, которую я помню.  Перед этим я еще немного была судьей у Волков. В лесах. Но не смогла остаться в лесу и перебралась в Башню снова.  А после той смерти — я вернулась в инореальность. Туда, где я была невесомой всегда. Но не душа моя бесплотная, а плоть моя невесомая.

Не помню, кому из нас пришла в голову мысль — пройти Обряд. К тому времени, мы были вместе уже довольно давно. Я жила чуть повыше, на той же извилистой улочке, спускающейся к морю, что и ты. В моем круглом небольшом домике не было ворот и жила я довольно аскетично. А у тебя, кроме палисадника, были деревянные ворота и даже огромный ключ, который эти ворота запирал. Когда я заходила за тобой, на наши традиционные вечерние морские прогулки, ты запирал эти ворота большим ключом, и каждый раз ключ немного застревал в замке. Это было очень мило и невероятно меня смешило. Возможно, во время одной из таких прогулок, мы и договорились пройти Обряд. Он был слишком красив, чтобы пропустить такое дивное приключение. Обряд проходили многие, но он случался не со всеми. Дело в том, что Обряд не создавал ничего нового. Он удостоверял, свидетельствовал, усиливал и проявлял то, что УЖЕ было. Слияние душ. Да и Обряд — никто не проводил. Свидетельствовал — Лунный свет. Юные влюбленные часто рвались пройти обряд, но их души были слишком далеко друг от друга и не хотели становиться единым. Пожилые пары хотели удостовериться в том, что они едины, но их связь была иной, совсем иной. Ничего нового, как мне кажется, Обряд не давал — слияние душ либо уже было, либо оно так и не происходило. Но то, что происходило — было волшебным приключением и мы не могли пройти мимо него. Мы дождались полной Луны. Шли перед полуночью на окраину острова, от улочек и белых округлых домов. Свет Луны падал на тебя и я любовалась тем, как твой ритуальный костюм светился в темноте. Мужская одежда состояла из очень простого покроя свободных мягких брюк и свободной мягкой рубахи с длинным рукавом и воротником стоечкой. У тебя на воротнике была темная геометрическая вышивка — небольшое отклонение от стандарта, но совсем небольшое. Женское платье в пол — было на мне, с таким же воротником и длинными рукавами, слегка трапециевидное. Такого же серебристого оттенка и такой же тонкой мягкой ткани. Как будто, тончайшая шерсть. Мы подошли к круглому храму, вокруг которого был только луг. Невысокий древний каменный храм высотой чуть больше чем два моих роста. В его куполе — круглое отверстие, сквозь которое лунный свет сейчас начнет заполнять внутреннее пространство храма. Дверей нет — прямоугольная дыра вырублена прямо в каменной стене. Мы сняли обувь и вошли внутрь. Внутри места еле хватает для двоих. А больше и не надо — этот Обряд никто не проводит, кроме Лунного света. Да и он — не проводит Обряд, он либо проявляет то, что есть, либо проявлять нечего. По бокам, друг напротив друга — две каменных скамьи, вырублены в стене храма. Непонятно зачем — возможно, тут были и другие обряды, нам неведомые. На скамьях ветхие цветастые коврики. На такой скамье можно вытянуться во весь рост и заснуть, камни мягкие и теплые. Мы встаем на колени, под острым углом друг к другу. Наши колени не должны соприкасаться. Садимся на пятки. Через несколько секунд Лунный свет зальет все пространство внутри, и потом нам нельзя будет переговариваться (да и сейчас уже не хочется), нельзя будет смотреть друг на друга — только вперед или вверх, нельзя будет даже думать друг о друге или просто думать о чем-то. Я смотрю на тебя — ты неожиданно нервничаешь. Почему? Мысленно говорю тебе, что все хорошо. Мы просто пришли посмотреть на красоту Луны в древнем храме. И тут же Лунный свет заливает всю внутренность храма. Проникает в меня так, как будто я пью его — густой, заполняющий меня изнутри полностью, теплый и душистый. Как вино пьянящий. На моих глазах выступают слезы. Я дышу ртом и боюсь задохнуться. Задохнуться этим светом. Никогда ничего подобного я не ощущала. И тут я ощущаю как над моей головой возникает тонкий серебристый (я это вижу — как будто вижу себя со стороны) обруч, парящий над головой, полый внутри и покрытый удивительно тонкой резьбой — листики, веточки, орнамент — резные орнаменты, а внутри сияет все тот же Лунный свет. Сквозь отверстие в потолке бьет слепящий теплый свет — он конусом расходится вокруг нас и мы сидим в этом конусе. В свете появляются более плотные тончайшие нити и пронизывают все пространство конуса, сплетая узор по всему внутреннему пространству Лунного света. Они же, эти нити, потом сплетают паутинкой обручи над нашими головами. Я медленно ощущаю, как твои ощущения и чувства проявляются во мне — как мои. А вот этого я и правда не ожидала. Я перестаю различать — где в этой густой лунной субстанции ты, а где я. Да и само ощущение —  Ты и Я — полностью тает. Необычное счастье. А потом, та паутинка, что сплетает наши обручи, да и сами обручи — тают и вливаются в Лунный свет и уходят по конусу вверх, к Луне. Обряд состоялся. Луна понемногу покидает храм. Мы еще долго долго сидим внутри. В какой-то момент, я ложусь на скамью и вытягиваюсь на ней, я тут же засыпаю, успев удивиться тому, насколько мягким и обволакивающим ощущается камень. Я не успеваю понять, что делал ты — то ли заснул, то ли так и сидел на полу. Это намного сильнее, чем мы ожидали. Странно, но потом, при попытке рассказать о том, что мы испытали — мы так и не смогли находить слова.

Уже потом я поняла, что слияние душ ощущается не только в жизни, но и в смерти. Души сливаются во всех мирах и всех временах, всех пространствах, но и в момент смерти одного — другой ощущает обе смерти. Не одну. Это я успела понять. После того, как я ЭТО поняла на своей шкуре, я ушла к Волкам. Судьей справедливым между Волками и Не Волками. Я не уверена, что это было в лесу, на том же острове. Возможно, это было в другом пространстве. На другой дороге, как говорили мы. Как ни удивительно, но я работала на Волков.  Волки были разумными, а те, кто по строению тела напоминал людей, были лишены разума, они были как звери. Волки были намного больше, чем те волки, которые остались в живых и пережили века. Обычный Волк на четырех лапах был лишь немного ниже меня. А я тогда была высокой. Очень высокой. Но голова стоящего на четырех лапах Волка была на уровне моей груди. Волки говорили со мной мысленно, на общем языке, они не пользовались словами, они передавали огромные образы, включающие историю вопроса, их чувства по поводу, их ощущения, запахи, звуки и эмоции. И даже идеи. Все это проявлялось у меня в голове сияющим шаром и медленно проявлялось в моих чувствах, обонянии, осязании, вкусе и пр. Волки были справедливы и спокойны. Их симбионты, соседи — были невысокими, коренастыми черноволосыми антропоморфами. Черные жесткие очень густые волосы. Крупные головы, круглый овал лица, немного приплюснутый нос и черные круглые глаза,  всегда испуганные и встревоженные. Они прикрывали бедра, ходили с деревянными копьями. Питались рыбой, жаждали мяса и всегда были в страхе. Часто ссорились. Речь их состояла из отрывистых гортанных звуков. Волки хотели, чтобы я смотрела в головах этих существ, что произошло, что они пытаются сказать — и передавала им картинками. Понять эти нечленораздельные звуки своих соседей Волки не могли. А я умела говорить мысленно с Волками и смотреть воспоминания и чувства Не Волков. Поэтому я жила в лесу, недалеко от Волков. Питалась огромными плодами, мягкими, сочными, похожими по виду на яблоки, со вкусом земляники. Непонятно, зачем Не Волки так жаждали это мясо и пахнущую рыбу… Вокруг было очень много плодов. Я носила темные одежды, юбки, кофты. Волосы я не стригла и мне нравилось, то что за волосами почти не видно моего лица. Волки приходили ко мне тогда, когда было нужно побыть переводчиком и Судьей. Когда я ощущала Волка, я выходила на открытое место и тут же видела огромные глаза и встречала спокойный мудрый взгляд зеленовато желтых глаз. В эти глаза можно было погружаться. В моей голове начинали медленно проявляться ощущения. Вот и сейчас. Волк был сероватый, довольно светлый. Он стоял поодаль и ждал, пока я «прочитаю» послание. Детеныш Не Волка играл с детенышем Волка. Детеныш Волка был совсем маленький и его почти придушили, кажется, он выживет. Но нужно понять, было ли деяние детеныша Не Волка преднамеренным, хотел ли он убить. Если хотел — он должен уйти. Хорошо. Я иду вслед за Волком. На поляне собрались вечно испуганные грязные Не Волки и спокойные молчаливые Волки. В кругу сидел подросток мальчик и лежал, задыхаясь, Волчонок. Я подошла к подростку, положила руку ему на голову и смотрела в его затравленные бегающие глаза. Я видела картинки и слышала сбивчивые мысли подростка. Нет. Он возился с Волчонком и лег на него сверху, неудачно придавив шею Волчонка. Он не понимал, что Волчонок намного младше его. Крупные размеры Волчат кого угодно введут в заблуждение. Этот крупный зверь был почти младенцем, неуклюжим младенцем. Я повернулась к Волку, который привел меня в круг. Глядя ему в глаза, я медленно и аккуратно передала все, что я увидела, включая мысли подростка — его нежелание причинить вред и его страх от случившегося. Невиновен — произнесла я отчетливо в голове. Мои решения были окончательными не потому, что я принимала решение, а потому, что я просто пересказывала полную картинку произошедшего.  Потом я повернулась к подростку и почти насильно вытащила его за руку из круга. Очень сложно им что-то объяснять, но Не Волки поняли, что подросток свободен и на нем нет вины. Я подошла к Волчонку. Мысленно обратилась к нему. Малыш не был поврежден, он задыхался больше от испуга. Села рядом с ним и запела низким голосом, положив руку ему на голову, что-то урчала Волчонку, успокаивая его своими ощущениями и ощущая как его дыхание становится спокойным. Малыш открыл глаза и посмотрел на меня с изумлением. Неужели, все хорошо? Люблю Волчат. Я встала и ушла. Волки никогда не благодарят. Я знаю, что они ценят мое присутствие. Я знаю, что если им нужна моя помощь, то они придут. Если я заболею, они постараются найти способ помочь. Волки не благодарят.

Там я ушла из жизни. Окончательно, в те эпохи. Я устала. Тело мое было уставшим и душа тоже. Была поздняя осень. Была куча листьев под огромным деревом. Я попросила моего друга Белого волка сомкнуть челюсти на моей шее, мягко удушить меня. Он был безукоризненным. Я ничего не ощутила от его мягкого теплого прикосновения, просто уснула на куче листьев. А он остался лежать рядом, долго, очень долго. Лежал с открытыми глазами. Если бы я знала, как долго он будет лежать, то… Я никогда не попросила бы его об этой услуге.

Я не помню, о чем мы могли спорить с тем, кто выжег меня лучом из рубина в кольце. Кольцо было на правой руке, на среднем пальце, темного золота, старинный артефакт. Рубин огранен острой пирамидкой, так обычно эта пирамидка внизу, а у него рубин смотрел вверх этой огранкой. «Ты, кажется, всегда любила камушки?» — спросил он перед тем, как направить на меня луч из этого рубина. Не камушки, а живые камни. А потом был луч в центр моей груди.  Он выжег мою душу и мое волшебство. А за левым моим плечом — яркий столб света, там, где была башня с книгами.  Я не сразу поняла, что случилось, потому что внутри меня взорвались все частицы меня.  Потом я много раз пыталась взмыть вверх драконом, вихрем броситься об землю, но каждый раз перед землей я оборачивалась в свою антропоморфную форму и на земле оказывалась девушка, сидящая или лежащая на траве, без единого ушиба. За несколько сантиметров до земли я пересобиралась в другую форму. Я так любила делать раньше. Тебя это смешило. Вихрем дракон взмывает в небо и летит вниз и через вспышку, почти незаметную глазу, на земле сидит девушка. А сейчас я раз за разом пыталась разбиться, но не смогла. А потом ушло волшебство, его выжгли. А спорить мы с тем, кто направил на меня луч из рубина, могли о многом. Я категорически была против использования живых камней как артефактов, например. Я считал, что если живые камни огранить и заключить в кольцо, например, то это же как в темницу бросить живое существо. Оно может озлобиться и мы не имеем права заключать живое в темницу формы. Я была против массового соединения нас с людьми. Мне казалось, что от этого потеряют и люди, не только мы. Мы приладимся к людским обычаям и постепенно потеряем свою способность быть метаморфами и свою текучесть. Утеряем за ненадобностью свое волшебство. Людям без волшебства лучше, оно их раздражает. А люди… Их всегда будет угнетать и мучить наша текучесть и наши обычаи, наши умения и наше волшебство. Сложно оставаться безразличным к тому, что рядом с тобой есть существа принципиально иные. Принципиально иное хочется сделать сходным с собой. Из жалости мы будем идти навстречу и утеряем себя. Люди же не смогут найти свой путь и свое волшебство, в этой вечно погоне за нашим волшебством, в отрицании его, в попытках сделать из волшебства ритуалы и пути достижения материального, мирских скучных целей. Мы все потеряем от этих союзов. Я не была против любви между существами и людьми. Но я была против полно смешения и таяния нашего волшебства в людском материальном. Мне казалось, что слабые люди поглотят нас. Мы слишком любили уступать слабым. А люди были слишком завистливы. Нас съедят и научат тому, что ИХ ценности — настоящие. Их идее о материальном и о необходимом главенстве одних над другими — настоящие. Люди не мели ощущать друг друга и приходилось пользоваться словами, чтобы передать им наши мысли и ощущения — и это тут же обедняло наши ощущения, которые мы постоянно загоняли в прокрустово ложе слов. Но и людей это обедняло. Они привыкали думать, что нет отдельных, непостижимых им чувств и ощущений — то, что мы могли донести им словами и правда — выглядело и звучало обыденно, обычно, скучно. Исчезала мечта и понимание Высшего. Их любовь была интересной, но наша любовь была совсем иной. Мы не могли показать им то, что ощущаем мы, а они так и оставались в уверенности, что ничего лучше их обыденных чувств — нету. И мы все время им проигрывали, уже потому, что мы не умели выигрывать, мы вообще не знали — какого это? Мы все знали одно и то же, умели одно и то же, мы могли ощутить все ощущения друг друга. Откуда было взяться тому, что кто-то более выше, чем другой. Я не про рост. Внешне мы принимали разный облик — тот, который больше ощущался своим, более ощущался соответствующим тому набору чувств, что был в нас. Люди все время пытались что-то доказать то нам, то себе, то друг другу. Людские женщины хотели иных мужчин. Людские мужчины искренне считали, что иные женщины подарят им больше радости. Да мы и подарили, но людям НЕЧЕМ было эту радость ощутить. У них не было того, что позволит ощутить НАШУ радость. Сплошные обиды друг на друга и обманутые ожидания. Мне казалось, что это так понятно…. Но тот, кто убивал меня на берегу, видел в людях огромную аудиторию послушных и подвластных и любящих его сердец и очень желал их. Люди были для него желанны. А кто-то из наших был очарован идеями изменить людей — это было унизительно для людей, но кто об этом думал…. А люди хотели быть такими как мы, но оставаться людьми…. В итоге, со мной спорили почти все. Да, было за что выжигать из меня душу и волшебство. Да и было зачем пытаться отнять у острова его хранилище знаний. Вообще-то, этими знаниями никто не мог воспользоваться кроме нас — во благо не мо. А во зло — конечно, мог. Я не знала почему на месте хранилища знаний возник тот столб света, но я ощутила, что осталась без души и без себя. Больше волшебство не возвращалось ко мне, когда я была на острове. А потом я исчезла. А потом, я оказалась в том месте, откуда начинался мой путь, задолго до острова. Но это было уже в видениях. Там я увидела живые деревья и водопады и поняла, как живые камни исцеляют. Удивительно, но  я не знала об этом раньше. Об этом позже.