Американский автор-исполнитель Джейсон Молина умер в окрестностях Индианаполиса четыре с половиной года назад — но лишь недавно набрало силу активное движение по сохранению памяти о нем. Этим летом участники последней группы Джейсона Magnolia Electric Co. (и некоторых старых составов) отправились в трибьют-тур по США, а в мае журналистка Эрин Осмон выпустила книгу Riding with the Ghost — первое и единственное на данный момент официальное жизнеописание музыканта.

Выпуск этой лаконичной (две сотни страниц) книги — жест назревший и важный хотя бы потому, что полной ясности в одной из самых печальных историй независимого рока до последнего времени не было. Прежние попытки вычленить из мытарств Молины-музыканта повесть о Молине-человеке и наоборот выглядели, пожалуй, односторонними и идеалистичными. Не из дурного умысла, конечно: так бывает, когда приходится работать лишь с доступным материалом — и усопший человек, невзирая на наличие в нем потаенных частей души и неведомых исследователю внутренних противоречий, вдруг становится «лубочным мертвецом». Подобный подход к непростой человеческой психологии, разумеется, слишком поверхностен: кто знает, к каким выводам мы бы пришли, доведись нам побывать у кого-нибудь в голове эдак дней за пять до конца — да у того же Кобейна, к примеру.

В невеселой задачке под названием «жизнь и смерть Джейсона Молины» долгое время существовали, пожалуй, лишь «дано» и результат. Его не слушали толпы — но его песни, как справедливо сказано в предисловии к книге Осмон, перепевались лауреатами «Грэмми» и ноунеймами. Для исполнителя всего лишь с сотней-другой слушателей иметь столь полярную по степени успеха фан-базу — это удача примерно та же, что для социолога сделать опрос с максимально широкой выборкой; в качестве синонима к слову «респонденты» можно смело указать «граждане» и почти не соврать.

При жизни — прежде чем погибнуть в неравном поединке с алкоголем длиною в десять лет — Молина считался крепким музыкантом второго эшелона: начинал со звонких аутсайдерских зонгов про Гражданскую войну, превратности отношений и женщину со взглядом лисицы, а закончил влиянием Crazy Horse и кантри-рока; где-то между уместился самый известный его альбом, самая перепеваемая его песня и бесконечные сравнения в прессе с Уиллом Олдхэмом (он же Бонни «Принс» Билли), который, как считается, и дал Джейсону пропуск в инди-легион. При этом как автор Молина был, возможно, даже глубже Олдхэма, но аргументировать это сложно: концерты Джейсона — особенно под конец жизни — по беспристрастным свидетельствам, были не ахти; по-настоящему весомых альбомных записей исполнителем сделано всего три, и вышли они в небольшой трехгодичный промежуток начала двухтысячных — но в момент, когда для создания мифа стало недостаточно творчества, помогло несчастье. Самого музыканта, когда-то провидчески назвавшего свою песню «Trouble Will Find You», оно похоронило, и теперь в книге о нем под видом хроники с рассказами родственников и знакомых излагается один большой, пусть и во многом однобокий, некролог.

Большим (дипломатично избегая напыщенное слово «великий», обозначим понятие great именно так) его можно назвать как минимум потому, что завязка жизни будущего певца тоски, о детстве которого раньше почти не было известно, описана здесь детально и красочно. Становится ясно, в каких условиях смог зародиться этот странный набор текстовых тем и символов вроде луны, волков и призраков, логичный для пространства, где на мили вперед распростерлись умирающие фабрики.

Семья из двух родителей и трех детей ютится в трейлере; в глазах стороннего наблюдателя Джейсон не выглядел бы здесь загибающимся от тоски — по выходным он уходит с младшим братом на рыбалку, слушает семейную коллекцию музыки, от которой наследует противоречивую любовь к Black Sabbath и Хэнку Уильямсу одновременно; штудирует, как истинный nineteeth’s century man, вместе с отцом труды о Гражданской войне, попутно собирает прибитый к берегу вековой давности окрестный металлолом — и этот компульсивного свойства круг занятий начинает ковать подсознание юного Молины. Как и другие странные сцены; вот, например, почти что ауттейк джармушевского «Мертвеца» или фрагмент документалки с Таунсом ван Зандтом — является безвестный старик под сотню лет от роду, дарит будущему музыканту карандаши, больше похожие на огрызки, уходит в пустоту и спустя сутки умирает.

Дальше колледж, ротация на колледж-радио, новые знакомства, очередной извилистый фанбойский путь от Оззи Осборна к группе Codeine. В студенческом кампусе личная история Джейсона пересекается с историей узкого коллектива единомышленников, взирающих на все мало-мальски талантливое в тогдашней инди-сцене снизу вверх, а на Молину кто одобрительно, кто чуть косясь и признавая его все более очевидные с каждым месяцем «некоторые успехи». Успехи так всю дорогу и останутся «некоторыми», а авторский взгляд, претендуя на беспристрастность, покажет обесцвеченным и того, ради кого все повествование затевалось.

На контрасте, допустим, с не так давно вышедшей (и во многом на Riding with the Ghost похожей) биографией A Man Called Destruction, где рок-ветеран Алекс Чилтон — фактически равный (правда, по причине собственной смерти все–таки больше виртуально) с автором и рассказчиками характер, Джейсону Молине в его собственных цитатах и действиях отводится максимум роль кивающей головы, ходячей легенды и мифа, объединяющей фигуры: способность выдавить максимум из музыкантов, которые еще вчера даже не были друг с другом знакомы, оказывается чуть ли не единственным на полкниги не то что проявлением добродетели ее героя, — просто живым человеческим качеством. Условность эта, впрочем, вполне объяснима: по массиву прижизненных интервью, сохранившихся в Сети, нельзя понять, был ли Молина до конца искренен, да и в книге вовсю обнажается его патологическая любовь ко всякого рода коленцам, гиперболам и мистификациям: вот он рассказывает друзьям о смерти своей бывшей девушки в автокатастрофе, хотя та прямо сейчас живет чуть ли не на соседней улице — а вот при всем честном народе выдает собственного друга, к недоумению оного, за Лу Барлоу из Sebadoh. Все это было в простительном для подобных причуд возрасте двадцати лет — но к моменту гибели Молины в 39 этот странный юмор в духе Гоголя перерождается в гоголевскую же агонию: для своего сайта Джейсон пишет бодрое письмо о прогрессе в лечении, но в жизни уже не может сочинять песни, обреченно мечется из одного рехаба в другой и демонстрирует поведение человека, у которого наряду с внутренними органами начинает отказывать чувство юмора (а ведь оно, пусть даже весьма своеобразное, по большому счету и не давало Молине в глазах близких остаться просто автором печальных катарсических песен). Между же двадцатью и сорока — пара сотен страниц текста и творческих будней человека, который не только долго отсутствует дома во время длительных гастрольных туров, но и, более того, не имеет своего пристанища вовсе: Оберлин, Лорейн, Чикаго, Индианаполис и даже Лондон, а под конец и вовсе хаотичные перемещения мечущейся души, почти фердинан-селиновские побеги на край ночи (да и те обрываются на полпути, когда больного Джейсона снимают с поезда или он вдруг решает запереться на неделю в номере Holiday Inn); из этих перемещений складывается не столь, конечно, хаотичное, как этот пересказ, но безусловно щемящее и пугающее изображение того, как очередной «вагончик жизни покатился под уклончик». Плохо лишь — и это, само собой, претензия не к автору Riding with the Ghost или ее спикерам, но прежде всего к факту общей малоизученности природы депрессивных состояний — что мы можем воссоздать это падение локомотива лишь из свидетельств беспомощных наблюдателей, а не с перспективы машиниста; единственно только, читателю представляется много чего додумать и много каких сослагательных наклонений выстроить: Молину, выросшего в душном вагончике трейлер-парка на краю озера, явно погубила внутренняя теснота, невозможность быть в жизни столь же открытым в проявлении чувств, как в песнях (в 98-м некий промоутер пророчески высказался в том духе, что Джейсон так и будет мелькать, условно говоря, мелким шрифтом под фамилией Козелек и издаваться тиражами в пару сотен, потому что «за ним нет истории»; приятель, внезапно обнаруживающий себя в роли Лу Барлоу — это даже не мифология). Вот герой не по средствам покупает автобус вместо маленького вэна — и это расценивается коллегами по группе не как признак социальной клаустрофобии и sos-сигнал в попытке ее преодолеть, а как прихоть съехавшего от спиртного с катушек музыканта; вот те же люди рассказывают, что во время тура глазами не вылезали из телефонов, пока фронтмен искал запрятанную выпивку; вот попытка спеть в «любовной» дилогии альбомов о собственном страхе перед отношениями и фактической невозможности их, принимающаяся за романтизацию (в то время как своей жены Дарси, той самой лисицы из песни, Молина ощутимо побаивается как огня) — от такого в голове возникают даже не железнодорожные образы, а морские: обездвиженные фигуры статистов и тонущий человек за бортом, порог вхождения в душу которого никто из них так и не смог преодолеть.

Riding with the Ghost — хотелось бы нам этого или нет — оставляет больше растерянности, чем ответов. До выхода этой книги было принято считать Молину готовым героем флэшмоба Face of depression: укрывая свои истинные чувства под сенью метафор, артист хоронит под ними и себя, с гуинпленовской ухмылкой посетителя мотивационных семинаров распевая «you are not helpless, try to beat it», при этом уже готовясь тонуть в бездонном мире крепких спиртных напитков. Теперь же история свободного падения, что, к счастью, никогда не стала бы фильмом «Контроль» (да и Touching from the Distance тоже — хотя многие реплики Дарси Молина, заменив персоналии, запросто можно было бы подписать именем Деборы Кертис) становится уравнением с одним известным, который беспомощно — как может — отвоевывает право на одиночество (а право на одиночество, как известно, отвоевывается сломанными судьбами ближних), и десятью известными менее, которым остается терпеть и наблюдать.

А нам остаются песни.