Всем, кто хоть раз сталкивался с современным искусством, доподлинно известно, что о нем существует лишь два мнения: «это ваше современное искусство — какое-то сплошное надувательство» или «это тонко, это понимать надо». В сущности, оба они означают одно и то же. Теоретики искусства, кураторы и художники (зачастую одни и те же лица) давно оперируют не привычными зрителю старыми добрыми «произведениями искусства» в виде картин, скульптур или хотя бы чего-то материального, а, например, такими категориями как жест, событие, трансгрессия, поле, контекст, иллокуция и перлокуция, динамическая машина и т. д. и т.п. Вместо того, чтобы смотреть на объекты, размещенные в пространстве, можно обратить свой взгляд на связи между ними, на совершаемые действия и происходящие события, и группировать эти элементы на более высоком уровне, чем уровень единичного материального объекта, единичного творящего и единичного созерцающего субъектов. Например, в эту произвольную «конструкцию», которую кто-то выбирает для манипуляций, могут войти: различные агенты (художники, кураторы, арендодатели, директора институций, рабочие, экскурсоводы), социальные связи между ними, информационное поле, ими порождаемое (обсуждения и тексты), ситуации, в которых они участвуют, и прочее. Если угодно, можно называть именно это «произведением искусства» или, что точнее, «единицей искусства»; таким образом, мы избавляемся от присущей слову «произведение» коннотации труда и производства. В качестве примера можно привести проект Арсения Жиляева 2013 года «Спаси свет!», в котором он создает фиктивную выставку и фиктивные ситуации с забастовкой рабочих на этой выставке.

Наконец-то и до Новосибирска добрались эти веяния деонтологизации искусства: 17 сентября 2015 в галерее SOMA открылся выставочный проект под названием «Утверждение новейшего. Новые Сибирские художники против Русского Авангарда». Предлагаю рассмотреть это событие (от обнародования концепции до открытия выставки) в качестве иллюстрации того, как распределяется власть в современном художественном мире.

Большинство выставок организуется примерно по одному и тому же алгоритму: некий импульс дает старт проекту, назначается или самоназначается куратор, который пишет концепцию и рассылает ее знакомым художникам, художники худо-бедно присылают свои заявки, куратор производит отбор, идет монтаж, публикуются анонсы в СМИ, организуется само открытие выставки, наконец фотографы выкладывают в соцсети фото счастливых зрителей. В случае с этой выставкой все происходило по тому же сценарию, однако в некоторых его эпизодах наблюдались удивительные искажения. То тут, то там в гладкую канву конвейерного производства художественных событий закрадывались инверсии и подтасовки, что расшатывало и размывало общий проект. Так, к примеру, формальным поводом к организации выставки стало столетие «Последней супрематической выставки 0, 10», которой, однако, никогда не было, если не считать последней супрематической выставкой экспонирование картин Малевича у его смертного одра в 1935 году: слово «футуристическая» было заменено на слово «супрематическая», и текст перекочевал с этой ошибкой во все анонсы, что не было никем замечено. Концепция выставки тоже была подана очень интересно: это смесь манифеста и инструкции, состоящая из довольно парадоксально сочетающихся фраз. В ней можно прочесть обвинения русского авангарда в догматичности и продажности и тут же увидеть заявления о его актуальности и призыв обратиться к «многовековым традициям, стоящим за спиной каждого художника», за плевком в сторону современных «неотличимых друг от друга биеннале и манифестов*, насаждающих разрозненное индивидуалистское самовыражение» (чувствуете, насколько советская это фраза?) следует реверанс в сторону новых медиа в искусстве. Также в концепции были заявлены многочисленные амбициозные цели, которые должны были реализовать художники в своих проектах: от систематизации авангардных (читай: новых) форм выражения в современном искусстве до формулирования целей и задач некоего «нового» авангарда, который призван преодолеть первый русский авангард.

______________________________________________________________________________

* В других вариантах этого текста встречается «биеннале и „Манифесты“», то есть имеется ввиду европейская биеннале современного искусства «Манифеста».

Следующий этап организации выставки — ее анонсирование в СМИ и в соцсетях. В данном случае текст концепции без каких-либо изменений перекочевал в тексты, анонсирующие выставку, при том, что художники вовсе не спешили реализовывать заявленные кураторами цели. В итоге получилось, что анонс заявляет новые медиа («заставка для банкомата, десктопа компьютера, картинки для мобильного телефона, со звуком это называется рингтон, корпоративная презентация» и т.д.), а выставка упрямо экспонирует живопись, графику и фото, анонс ультимативно заявляет, что «без пафоса преобразования человека и общества» искусству никак, выставка же отвечает: обойдемся и без человека, и без общества, давайте будем не про преобразование общества, а про традиции в искусстве. Анонс заявляет о новейших формах, жанрах и интерпретациях, а художники тем временем повторяют собственные уже найденные и ранее испробованные приемы: так, к примеру, Василий Слонов добавляет в форму супрематических икон Малевича ватную фактуру, а Маяна Насыбуллова вновь делает леденцы на палочке, как и ранее в проекте для выставки «Праздник» в Красноярске. Если покопаться еще немного в интернете, то можно обнаружить, что и вся выставка в целом, незадолго до открытия получившая амбициозный подзаголовок «Утверждение новейшего», — не более чем расширенное повторение проекта «Синие носы против Татлина», который был представлен в 2014 году в Москве. Концепции обоих проектов повторяют друг друга буквально слово в слово, вместе с текстами также кочуют одни и те же работы «Синих носов». Тогда, в 2014 году, в анонсах выставки писали, что «Синие носы против Татлина» станет одним из серии проектов «Синие носы против авангарда» и позволит художникам арт-группы встать в один ряд с такими фигурами как Илья Глазунов и Дмитрий Врубель. Сейчас, видимо, мы наблюдаем реализацию второго проекта из той же серии с некоторой рокировкой ролей (Вячеслав Мизин из «Синих носов» становится ее куратором) и переменой названий. Впрочем, мысли о необходимости «переосмыслить» русский авангард возникали у «Синих носов» еще раньше: их «Кухонный супрематизм» датируется 2006 годом, и в плане используемых приемов они остаются себе верны.

Заявленная как «коллективное идеологическое высказывание», выставка подавалась в СМИ как насмешка над авангардом. Однако, если посмотреть на работы, представленные на выставке, напрашивается вывод, что слово «против» в названии выставки можно заменить на что угодно: «сибирские художники в восторге от авангарда», «сибирские художники — наследники авангарда», «сибирским художникам плевать на авангард», — выставка собрала все возможные вариации. Молодые художники, участвующие в этом проекте, проявили такое же безразличие к словам и смыслам, какое проявляют Вячеслав Мизин и Александр Шабуров (кажется, это называется иронией), когда они несколько лет заявляют: «Хватит паразитировать на русском авангарде!», но до сих пор не могут остановиться. На словах они выступают против формалистского прочтения абстрактного искусства, а на деле их усилиями в городе открывается выставка, наполовину состоящая из таких формалистских прочтений: всевозможные обыгрывания квадратов и крестов и смешение известных образов и картин с случайными дополнениями, комментариями и шутками. Нельзя сказать, что выставка предложила какие-либо новые формы существования современного искусства: на фоне тех самых «неотличимых друг от друга биеннале» она смотрелась довольно скромно в плане новых техник, новых медиа и, тем более, новых смыслов. Зачем были нужны эти громкие заявления, и насколько сами участники выставки согласны с ними? И тем более — зачем нужно было подавать эту выставку как идеологическое высказывание?

Вскоре после открытия выставки в интернете появилось видео, озаглавленное как «Новые сибирские художники против авангарда. Манифест». Мы (художник Ирка Солза-Кузнецова и поэт Дмитрий Королёв) решили напомнить художникам о том, что бездумно идя на поводу у кураторов, они лишаются собственной позиции и собственного голоса и растворяются в коллективном высказывании, которое помещает их в один ряд с теми, с кем они и не предполагали оказаться вместе. У всего нового и живого в искусстве действительно были и есть противники. Вам, может быть, не очень приятно об этом вспоминать, но на митинге против «кощунственной» постановки оперы «Тангейзер» православные активисты и защитники классики среди прочих упоминали и имя Казимира Малевича, обвиняя авангардиста в том, что он погубил не только искусство, но и саму Россию, став метафизической причиной революции 1917 года (не спрашивайте, как). В настоящее время идет довольно обширная травля тех, кто делает новый, действительно авангардный театр в России: на режиссеров и театральные коллективы пишут ужасно советские по риторике статьи-доносы в СМИ, спектакли срываются погромщиками, запрещаются чиновниками, «неугодных» увольняют. Эта тенденция не обходит стороной и визуальное искусство: Новосибирск отлично помнит выставку «Родина», скандал вокруг которой запустил цепь событий, постепенно приведшую к закрытию Сибирского Центра Современного Искусства. Текст, который мы использовали в видеоролике, выдаваемом за манифест «новых сибирских художников», — это несколько сокращенная статья из «Литературной газеты», причем не из архивного экземпляра сталинской эпохи, а из №32 за август 2015 года. Художники выставки «против авангарда» отлично знают обо всем, происходящем в современной России с искусством и культурой, так почему они готовы в этом участвовать? Ах, «против» вовсе не значит «на самом деле против» и «тут тонко, тут понимать надо»?

Кажется, дело здесь в том, что художники не соотносят проекты, в которых участвуют, со своей личной ответственностью. За смыслы, высказывания и позиционирование проекта в СМИ отвечают кураторы, они придумывают вывеску, под которой экспозиция будет представлена, и вольны интерпретировать работы художников, как им угодно. В случае, когда кураторов несколько и между ними возникает непонимание, или они достаточно лукавы или равнодушны, чтобы «не заморачиваться», проект может быть текстово представлен так, что это вызывает лишь недоумение. Художники же, поскольку это не их сфера ответственности, не выступают публично, даже если не согласны с названием или концепцией проекта, не вступают в обсуждения и вообще никак не комментируют происходящее — отчасти из–за равнодушия, отчасти из страха испортить отношения с куратором. Если тебя что-то не устраивает, у тебя есть только один путь: не участвуй. Если ты участвуешь, то помалкивай и встраивайся. Художники лишены голоса, у них нет ни своего мнения, ни своей позиции, они сами не знают, чего хотят, и куратор, конечно, воспринимается ими почти как спасение: он соберет их фрагментарные и неосознанные движения души воедино, он даст им имя, он объяснит, зачем это нужно, почему это важно. Куратору же (даже если он сам художник) в принципе не так важно точно отразить то, что сделали художники, намного важнее — продвинуть свой проект, привлечь к нему внимание. И средства, которые он выбирает для этого, как показывает происходящее в Новосибирске, могут быть весьма сомнительными.

В ближайшем времени выставка «Новые сибирские художники против русского авангарда» откроет свои двери жителям Томска в Томском филиале ГЦСИ, вероятно, с теми же необоснованно амбициозными заявлениями, что и в Новосибирске.

Ирка Солза-Кузнецова