В этом году программа NATIVE была посвящена коренным народам Арктики (народам, исторически населяющим земли, расположенные выше полярного круга — саамам, инуитам, якутам, чукчам, хантам, ненцам). Было представлено 10 полнометражных фильмов, премьер и тех, что уже успели стать классикой визуальной антропологии и увозили призы с предыдущих Берлинале.

«24 снега»

Один из самых ярких фильмов программы, вызвавший фурор у зрителей — фильм Михаила Барынина про якутского коневода, название которого означает 24 года, которые главный герой, Сергей Лукин, посвятил выращиванию лошадей в условиях вечной мерзлоты, отсутствия телефонной связи, электричества и дорог, в сотнях километрах от ближайшего населенного пункта. Несмотря на суровые условия, лошади у Сергея вырастают лучшие — ежегодно выигрывают в традиционных забегах на якутский Новый Год «Ысыах» у лошадей среди других подобных хозяйств. При этом порода лошадей которой во многом посвящен фильм уникальна сама по себе — может рожать в −60°С и выхаживать своих жеребят. Продюсер фильма Егор Макаров изначально и хотел снять фильм именно о них, хотя фильм, получился, не только об этих удивительных животных, но и об удивительных людях, которые работают исключительно из любви к ним. Таких людей в республике очень мало, они всем хорошо известны и фильм старается разобраться почему они выбирают такое невероятно трудное призвание.

Один из самых грустных и трогательных моментов фильма — рассказ о том, как Сергей забивает лошадей на мясо. С распадом СССР это стало единственным способом использования этих лошадей и выживания коневодов (официальная гос-зарплата которых — 5000р): без принесения в жертву одних теперь не могут появиться на свет другие. Сергей с болью в голосе рассказывает о том, что научился расставаться со своими воспитанниками одним ударом по голове — максимально бескровно и безболезненно (жалуясь на других коневодов, которые режут лошадям горло, заставляя их истекать кровью).

Съемочная группа совершила профессиональный подвиг для съемок в условиях такой низкой температуры: помимо оборачивания друг друга шкурами (на что по их признанию уходили часы), им пришлось изобрести немало способов заставить работать аппаратуру на таком аномальном морозе — операторы придумывали себе пояса, куда клали много аккумуляторов, а затем прятали их близко к телу, чтобы они сохраняли тепло. Восхищает это тем более потому что режиссер применял прием «привычная камера» когда камера включена постоянно и герой постепенно перестает видеть себя на экране и просто начинает жить так, как обычно живет, показывает себя в естественном виде — в результате набралось 200 часов уникального материала.

Angry Inuk

Сложной теме отношений между коренными народными и животными населяющими ту же среду обитания посвящен и фильм «Рассерженный инуит» инуитского режиссера Алетеи Арнакук-Барил (Alethea Arnaquq-Baril). Фильм отправляет нас к жителям инуитской деревни Киммирут, основное традиционное занятие которых — добыча котиков. Инуиты традиционно питаются котиками, делают из них одежду и торгуют их шкурами. Фильм посвящен недовольствам инуитов европейским запретом на торговлю шкурами котиков и их безуспешными попытками его преодолеть в спорах и переговорах с организациями защищающими животных, которые, по большей части, просто избегают общения с инуитами.

Фильм снимался 8 лет, в Аркике, на Лабрадоре и Ньюфаундленде, и все это время режиссер безуспешно пыталась установить контакт с представителями этих организаций, получая в ответ угрозы и оскорбления вместо диалога на равных. В многочисленных интервью Алетейя утверждает, что данные организации уже давно не преследуют цель спасти гренландских котиков как вид, в чем, по ее мнению нет необходимости (сейчас в мире, действительно, от 7 до 8 миллионов гренландских котиков, на которых и хотят охотиться инуиты) — она утверждает, что их целью является протест против умерщвления котиков как таковых (просто потому что они животные, да притом еще и очень милые). Режиссер также считает утверждения, что котикам грозят не только инуиты, но и глобальное потепление, уничтожающее незаменимые для выживания котиков льды, не имеющими оснований. C этим не совсем согласны ученые (цитата из одной из последних статей: "If the observed changes in climate continue, negative impacts on the Northwest Atlantic harp seal population will likely increase due to the predicted warming trend and associated reduction in ice cover") — и все же, сейчас котиков действительно очень много (именно благодаря запрету). В некоторых интервью Алетейя даже называет движение за запрет охоты на котиков — новым колониализмом, который стремится создать отрицательный образ коренных народов, пристыдить их за «зверства над доверчивыми пушистыми зверями».

Хотя в России этот фильм посмотреть будет сложно, с точкой зрения Алетейи и ее историей взаимодействия с защитниками котиков можно подробно познакомится из этого Youtube интервью.

«Книга Тундры. Повесть о Вуквукае — маленьком камне»

«Книга Тундры» — не только единственный современный фильм про чукотских оленеводов, но еще и один из самых отмеченных наградами. Герой фильма Алексея Вахрушева — 72-летний Борис Фёдорович Вуквукай («маленький камень» в переводе с чукотского), бригадир сельхозпредприятия «Чаунское», старейшина чукотского оленеводческого рода. Ремесло и уклад жизни не позволяет ему иметь постоянный дом, но не мешает иметь большую семью: вместе с Вуквукаем за оленьим стадом кочует его вторая жена Любовь, сестра Соня с мужем, сыновья Владимир, Виталий и Алексей с двумя детьми и несколько пастухов из других родов. Все вместе они выпасают более 10 тысяч оленей. Их жизнь как постоянная борьба за выживание и благополучие в тяжелейших погодных условиях Чаун-Чукотки и запечатлена в фильме во всей своей суетливой и сосредоточенной красоте.

В своем главном монологе Вуквукай говорит, что дети уезжают на учебу (по российскому закону «о всеобщем общем образовании») и потом не возвращаются в тундру — обычная школа позволяет возвращаться из города в тундру только в летние каникулы. Старики остаются одни, без помощи, а молодое поколение неотвратимо отвыкает от традиционного образа жизни, теряет приобретенные в раннем детстве навыки работы с оленями. Возникает сложнейшее противоречие, одно из главных для современных коренных обществ: нужно ли разлучать детей с родителями и их первичной средой обитания ради образования, нужно ли вообще 11 классов школы детям оленеводов? «Пусть закончит минимум и вернётся в тундру, если это его дело с детства.» — считают как авторы фильма, так и сам Вуквукай.

«Кровь сами»

Очень громкой премьерой Native стал фильм Аманды Кернел (Amanda Kernell) «Sameblod» (Кровь Сами) рассказывающий о переломном моменте в детстве Элле-Марии, 14-летней девочки народности Саамы (Лапладцы), попавшую в 1930x в шведскую деревенскую школу, призванную воспитать детей саамов в шведском духе, заставить забыть о своих обычаях и языке на время обучения. Трагизм ситуации, в которой оказались саамы в это время, заключается еще и в том, что одновременно с попыткой лишить их детей связи с их культурными корнями, Швеция совершенно не собиралась принимать их в свое общество, не находя ничего лучшего чем по окончании учебы отправить детей обратно к родителям, без тени смущения объяснив выпускникам, что согласно передовой расовой теории, их мозг не предназначен для дальнейшей учебы в университете, что было бы пустой тратой времени и государственных средств.

Фильм построен на нежелании главной героини фильма мириться с этим положением вещей и противоречии, которое возникает в ее сознании на фоне подобного воспитания. С одной стороны, она окружена презирающими ее происхождение взрослыми и издевающимися над ним шведскими мальчишками. Кульминацией, к которой ведет это положение, служит сцена медицинского осмотра, когда шведские врачи раздевают маленьких лапландок до гола и замеряют их с лабораторной тщательностью, не обращая внимания на соседских мальчишек, рассматривающих девочек в окно без всяких препятствий. С другой стороны, вместо ненависти к шведам, в Элле-Марии просыпается желание во чтобы то ни стало стать одной из них и не иметь ничего общего со своей несовместимой с красивой жизнью в большом городе и большими возможностями идентичностью.

Выдающаяся для дебюта игра 19-летней Лины Сесилии Спэррок особенно захватывает в нескольких сильных сценах. В одной из них она бросается с ножом для маркировки оленей (на ухе оленя, вскоре после его рождения, владеющие им лаппландцы охотничьим ножом делают надрез-маркировку, служащую знаком принадлежности) на шведского парня, но тот валит ее на землю, выхватывает этот нож и «маркирует» ей ухо сам. В другой, ключевой сцене фильма, она требует у своей матери продать полагающегося ей по наследству оленя, чтобы на эти средства отправиться учиться в Уппсалу. После того как мать отказывает ей в этом, она бросается на своего оленя и убивает его, после чего матери ничего не остается как отпустить ее из семьи.

Фильм уникален и его значение для современного шведского общества остро-актуально по многим причинам. Во-первых, это первый полнометражный фильм на языке южных саамов, на котором сейчас свободно говорит всего 500 человек, несколько из которых и снялись в фильме — как Лина, сыгравшая главную роль, так и ее сестра, сыгравшая также ее сестру и несколько членов их семьи, сыгравших почти самих себя. Во-вторых, по признанию режиссера фильма, шведы в большинстве своем не имеют ни малейшего представления ни о культуре лапландцев, ни об этой мрачнейшей странице их истории. В школах о культуре Лапландии шведские дети получают представление только по картинке, на которой изображен саам с оленем, а о языке — лишь по приведенной для примера детской считалочке. При этом, с 1993 года у саамов есть свой парламент Sametinget (аналогичный есть в Финляндии и Норвегии, но, конечно, не в России, где лапландцев не сильно меньше)

Шоком фильм уже явился для нешведской аудитории (фильм дебютировал в Венеции в 2016, но его премьера в Швеции намечена только на середину марта 2017), в целом всегда имевшей представление о Швеции как о стране чуждой насилию и проявлениям нацизма и теперь Аманда, режиссер фильма, с особенным волнением ждет реакции на него в Швеции.

Программа Native вместила и еще одна важное событие — ретроспективу из двух фильмов ненецко-финского коллектива кинематографистов — Анастасии Лапсуй и Маркку Лехмускаллио, вдохновивших немало начинающих режиссеров включенных в программу Native этого года.

Почти все актеры в фильмах Анастасии и Маркку — не профессионалы, а действительные оленеводы, рыбаки, охотники, поскольку, по словам Анастасии, "самого оленевода-ненца никто не пройдет (перед оленями в кадре) так, как должен пройти хозяин стада». Более того, перед началом съемок сценарий читается актерами, чтобы они указали могло ли написанное в сценарии быть на самом деле.

«Семь песен из тундры»

Считающийся главным в творчестве ненецко-финского тандема их шестой по счету фильм задается целью рассказать историю сосуществования ненцев и русско-советской цивилизации на протяжении нескольких сотен лет в семи новеллах. И русская, и советская действительность врывалась в жизнь Ямала одинаково неуклюже требовательно и, в конце концов, разрушительно: отбирала оленей в пользу колхоза, бросала детей в начальные школы, где никто не интересовался их культурой и прошлым, предавала презрению и осуждению анимизм, шаманизм, запрещала местные языки в школах (которые туда вернулись только к 70 м).

Последнее закончилось трагедией и с самой Анастасией Лапсуй, отраженной в этом (в 6-ой новелле девочка молит богов, чтобы учителя прошли мимо ее чума и не забрали в школу — но схватив подмышку ее все–таки уносят), и в еще большей степени, в другом фильме ретроспективы: ей, как и остальным детям, помещенным в такую школу, обрили голову. Для ненецкой девочки косы — важнейшая часть идентичности и шок ее потери привел к тому, что Анастасия ослепла и была отправлена домой к родителям (к счастью, через несколько лет зрение вернулось, по словам Анастасии, благодаря шаманам).

При этом, столкновение ненцев с чуждой им цивилизацией привносило и считающиеся сейчас уже неотъемлемые части ненецкой культуры. Например, после прихода русских колонизаторов в 17 веке, ненцы стали оленеводами (до этого они занимались только охотой и собирательством), а до 1930х у ненцев не было своей письменности — теперь, благодаря ей мы можем сохранять их уникальный фольклор (а Анатастия Лапсуй — переводить на ненецкий Пушкина).

«Невеста седьмого неба»

Фильм повествует о трагической судьбе ненки , которую при рождении шаман «завещал» в жены богу неба и с которой все ненцы на протяжении всей ее жизни боялись связывать судьбу чтобы не гневить ревнивое божество (и героиню, и главную актрису зовут Нум Сиарда, что значит «Привязанная к Нуму», верховному божеству ненецкой мифологии).

На протяжении всего фильма она страдает от безнадежного одиночества, смертельно опасного в тундре. Сначала она пытается стать второй женой одному ненцу (стать второй женой ее зовет первая, что по словам Анастасии естественный и совершенно не осуждаемый ход вещей в тундре, где одной ненецкой жене часто трудно справится с многими сотнями оленей, составляющих хозяйство, даже при помощи мужа). В результате Нум Сиарда все равно заканчивает жизнь вдали от всех, проклиная и шамана, распорядившегося ее судьбой, и родителей, и бога, который принес ей столько несчастья. Единственная родная душа, составляющая компанию главной героине в конце жизни — слепая девочка, которой она и рассказывает свою историю одиночества. Фильм основан на детских воспоминаниях Анастасии, которая была слепа несколько лет в детстве и проводила большую часть времени с такой женщиной, тоже «завещанной богу», несправедливость судьбы (и богов) к которой ужасала привязавшуюся к ней девочку.

20 января Анастасия и Маркку закончили новый фильм «Свято», о восприятии святости у северных народов. Возможно, мы удивим его на следующем Берлинале.

С остальными несколькими фильмами программы Native можно ознакомится тут.