В этом году программа Native на Berlinale прошла в сокращенном виде — всего несколько фильмов. Кураторы готовятся к следующему году, когда они представят сразу около двадцати полных и коротких метров, так или иначе связанных с народами, живущими в непосредственной близости от Тихого океана. Тем не менее, такие же отличные, важные и, к сожалению, по большей части очень печальные фильмы, которые вполне могли быть представлены в Native, были обнаружены мною в других параллельных программах фестиваля. Так что в этот раз мой обзор будет не короче предыдущих (за 2016 и 2017).

Wild Relatives

Фильм палестинского режиссера Jumana Manna рассказывает захватывающую до мурашек документальную историю про современную индустрию выведения и распространения новых сортов семян, которую можно легко прочитать как метафору выживания культуры коренных народов в условиях экономической глобализации и глобального потепления. Широко известно, что самый важный и полный банк семян (Global Vault) на свете находится на глубине 120 метров в туннеле-хранилище на Шпицбергене (создаваемый на случай катаклизмов «сверху» вроде третьей мировой войны, банк недавно был основательно подтоплен из–за последствий глобального потепления: превращения вечной мерзлоты в бурные грунтовые реки). Фильм построен вокруг единственного случая, когда семена не помещались в банк, а изымались из него — из–за ситуации в Сирии, местный исследовательский центр ICARDA (международный центр исследований сельского хозяйства в засушливых районах) вынужден был покинуть Алеппо и оставить там свой банк семян (судьба которого до сих пор не известна). Для продолжения исследований новые-старые семена были привезены со Шпицбергена и впоследствии возвращены обратно.

ICARDA была создана с несколькими целями. С одной стороны, чтобы вывести новые семена с помощью гибридизации, которая бы позволила получать сходные объемы урожая не за семь, а за один год. С другой стороны, чтобы сохранять уникальные сорта (созданные многими поколениями фермеров), которые быстро исчезают под натиском более выгодных гибридов, чтобы, опять же, использовать их в гибридизации в будущем. Фильм показывает как центр живет сейчас, переместившись на территорию Ливана, все еще формально преследуя свою цель — победить голод во всем мире. Зажатый в рамки локальной и глобальной ситуации, центр вынужден существовать в переплетении моральных компромиссов.

В полях, где происходит основной процесс гибридизации (кропотливая ручная работа по перекрестному опылению) для получения экспериментального урожая, работают девушки из лагерей сирийских беженцев, небольшие деньги за работу которых в лучшем случае получают даже не они, а распоряжающиеся их судьбой родители. Труд, по сути, рабский, но для большинства девушек такая работа в радость, особенно по сравнению с перспективой проводить все время в душном лагере. О другой рабочей силе в рамках бюджета, который выделяется ICARDA, речи быть не может. Победить голод в мировом масштабе пока не удалось, зато оказалось, что пользу от гибридизации получают не локальные фермеры, а только национальные корпорации. Например, как ни странно, наибольшую выгоду от работы ICARDA получают не бедные страны Ближнего Востока, а вполне сытая Австралия, у которой есть достаточные технические возможности пустить эти семена в крпный оборот. А на самом Ближнем Востоке оказывается, что поля выгоднее не засеивать, а застраивать под лагеря беженцев: торговать их трудом — золотая жила. Ситуации пытаются противостоять некоторые фермеры-энтузиасты, которые вообще отказываются от гибридов и следуют традиционным способам выращивания: без использования химии и создания новых сортов. Они даже создают свои профессиональные сети, помогая друг другу. Один из них с гордостью говорит в фильме — «как наши деды, мы обмениваемся семенами как идеями».

Периодически фильм переносит нас на Шпицберген (о. Свальборг), где на фоне величественной природы происходят комические сцены. Священник и ученый-работник банка семян ползают по деревянной конструкции и рассуждают о глобальном потеплении и судьбе острова — хотя на нем и запрещено срывать любые цветы, они все равно постепенно исчезают, уступая место растениям, семена которых туристы заносят на остров с собой (например, на обуви). Банк семян уже вынужден сохранять и то, что растет прямо над ним. Ученый рассказывает, как показывал неожиданно вышедшего на видное место белого медведя заинтересованному судьбой экологии острова депутату Европейского парламента. «С тех пор я их не видел» — заканчивает он историю. «Медведей?» — переспрашивает священник. «Нет, депутатов» — смеется ученый.

Viaje a los Pueblos Fumigados (A Journey to the Fumigated Towns)

Легендарный аргентинский документалист Фернандо Соланас представил довольно жуткую историю своего погружения в отравляющую Аргентину (в буквальном смысле) коррупцию в сельском хозяйстве. Зашкаливающий мировой спрос на соевые бобы давно является одним из основных факторов уничтожения природы Южной Америки, сравнимого с ковровой бомбардировкой. Фильм начинается в провинции Сальта, где деревья вырубаются тысячами гектаров под соевые посадки (Аргентина производит половину всех соевых продуктов в мире), лишая местных жителей привычной среды обитания, заставляя их переселятся в другие районы или города (локальное фермерство и его традиции умерли вместе с приходом сои).

Соя поглощает и заменяет собой все живое — там, где раньше щебетали птицы и ползали разнообразные насекомые, теперь нет ничего кроме сои и кое-чего похуже. Последнему и посвящена наибольшая часть исследования Соланаса — корпорациям недостаточно увеличения посевных площадей варварскими методами — для максимальных урожаев они густо заливают соевые посадки пестицидами, причем самых токсичных разновидностей (как правило, глифосатом). Эти пестициды, разумеется, попадают не только на поля, но и относятся ветром на соседние деревни и даже города, приводя к аномальному росту заболеваемости раком, а так же повышению рождаемости детей со всевозможными уродствами. Судя по фильму, никакая борьба местного населения против подобного геноцида природы и людей ни к чему не приводит. Кроме того, единственным источником дохода местных жителей являются те же самые фермы и перерабатывающие заводы, что делает их заложниками ситуации, в которой их медленно убивают. Пестициды, причем, не единственный химикат, который попадает в пищу большинства аргентинцев на пути овощей или зерна с полей на их столы. Химией набивают, например, грузовики перевозящие зерно. Товар даже с небольшим числом насекомых никто не примет на переработку, а значит, чтобы при перевозке в нем ничего не завелось, его тоже густо посыпают разнообразной токсичной дрянью (приводятся даже случаи, когда при смерти оказывались водители, совершающие перевозки такого груза).

Что интересно, ничего произведенного таким образом на рынок продвинутых стран не поступает, все идет на местный (интересно, что с поставками в Россию, которая, как известно, активно компенсирует санкционные европейские продукты южноамериканскими аналогами). И чтобы эта информация не звучала как абстрактная статистика, Соланас совершает (особенно, учитывая его преклонный возраст) настоящий личный подвиг — некоторое время он сознательно питается продуктами компаний, которые известны злоупотреблениями (а до 60 процентов местной еды производят именно они) и после этого сдает анализы — в них немедленно обнаруживают «конские» дозы всех самых известных пестицидов, у него начинаются острые симптомы заболевания дыхательных путей и кожи. Естественно, при таком обилии пестицидов, а ими наполнена вся Парана, их следы находят даже в Антарктиде. Как и в Wild Relatives, тут тоже обозначается некоторый повод для оптимизма — группа энтузиастов рассказывает об организациях фермеров, проповедующих техники смешанных посадок и других органических подходов к увеличению урожая. Но как и в предыдущем случае, на фоне общей вакханалии их успех кажется пока чем-то несбыточным.

Ex Pajé (Ex Shaman)

На мой взгляд и на взгляд жюри документальной программы Берлинале (фильму присудили Special Mention, что на фоне всегда мощной документальной программы Берлинале огромный успех) — это самый яркий фильм в этом году c Native тематикой.

Фильм рассказывает от жизни 80-летнего Перпера бывшего шамана одного из коренных племен Амазонии — Патер Суруи, работающего кем-то вроде охранника в местной евангелической церкви. Описываемая картина жизни Перпера и его соплеменников типична для подобных историй и фильмов про них — с приходом «цивилизации» их жизнь повисла где-то посередине, в лимбе между атрибутами современного мира, которые не похоже, что сделали их жизнь проще (во многом еще и потому, что многие из них — например, качественная медицина — все еще остаются недоступными), и их традиционным мировосприятием, которое никуда не делось и ведет внутреннюю партизанскую войну с навязанным укладом. Но сами детали их повседневного существования, отношения к жизни, а также борьба против деспотизма церковной догмы, по толерантности не сильно ушедшей от времен завоевания Америки конкистадорами, невероятно интересны и важны для понимания реальности, в которой живут современные коренные народы не только в Амазонии.

Жизнь Перпера, как и сотен других шаманов, была разрушена после прихода христианских проповедников в 1969 году (евангелической церковью —единственной, которая до сих пор не признала свою вину в геноциде жизни и культуры народностей Амазонии и продолжает его по сей день). Как и множество раз в истории, новая религия не потерпела старой и предложила простой выбор: стать частью новой системы или быть изгнанным из сообщества. После того как местный священник сообщил всем соплеменникам Перпера, что шаманы — это порождения ада, все перестали с ним контактировать. Единственным способом выжить и сохранить свои истинные верования стал уход в духовное подполье: днем нестройным хором с остальными славить Иисуса, а вечером совершать свои обряды. Одно из откровений фильма — признания Перпера в том, что по ночам он спит при свете, пока духи избивают его за то, что он сотрудничает с Церковью. Понятия греха, которое навязывается последней «дикарям» как путь к Спасению, очевидно, было с Перпером всегда.

Цивилизация принесла больше проблем и никак не объяснила, как с ними быть. Вакханалия вырубки лесов, несмотря на любые ограничения, продолжается в нелегальном режиме — члены племени охотятся за дровосеками-браконьерами с ружьями самостоятельно (организовываясь в том числе через Facebook). Где-то успевают вовремя, где-то успеть не могут — тысячелетняя секвойя остается лежать распиленной на аккуратные доски перед растерянными детьми леса.

После укуса змеи жена Перпера лежит в больнице в коме, но мы не видим в этом никаких признаков современной медицины, ничего кроме капельницы и жесткой кровати у христианского Бога для помощи не предусмотрено. Перпера и его дети начинают свою борьбу: находят ту самую змею и убивают ее (чтобы прошла боль от укуса), переходят на диету исключительно из ямса и отказываются принимать от белых людей даже воду (чтобы не злить духов). Когда все просьбы ко злым духам последние игнорируют — начинается война. Финальная битва со змеиным ядом — сражение с термитником, в котором засел главный злой дух — Wasapoga. Перпера сжигает его с криками «Я не боюсь тебя». Жена выходит из комы.

К премьере фильма организация “The Indigenous People from Brazil” подготовила манифест под заголовком "Больше шаманов, меньше нетерпимости". В нем они призывают к принятию всех взглядов на мир и борьбе против протестантских и евангелических организаций, по прежнему жестоко подавляющих инакомыслие, в Амазонии и которые, по их мнению, находятся в заговоре с лесозаготовительными компаниями.

MA’OHI NUI, au cœur de l’océan mon pays (MA’OHI NUI, in the heart of the ocean my country lies)

Фильм рассказывает о тридцати годах интенсивных подводных ядерных испытаний, которые Франция устроила в принадлежащей ей части Полинезии. В принципе, одной этой фразы достаточно для того, чтобы надолго впасть в депрессию и, надо сказать, фильм ничуть не помогает этого избежать. Начинается он с воспоминаний таитянцев (Maohi) о первых взрывах, о том, как волнами все лодки выбросило на берег, о том, как они прощались с родными атоллами, исчезающими на горизонте и о бесконечном «восходе» ядерного солнца, который стал для них символом смерти, как и мертвая рыба, которой покрылся океан.

Что случилось потом? Потом французское правительство запретило местным использовать слова вроде «загрязнение» и организовало рабочие места на обслуживающих испытания предприятиях: местные жители забыли все свои навыки охоты, врачевания, навигации, выращивания кокоса, забыли родной язык. Тридцать лет местные активисты доказывали в международных организациях, что Полинезия фактически остается французской колонией — это дает право проводить референдум о независимости по программе ООН о «деколонизации», чтобы в один прекрасный день она все–таки случилась по-настоящему. Это удалось доказать в 2013 году. Всем — но не Франции, которая заявила это вмешательством во внутренние дела и до сих пор препятствует референдуму, утверждая, что никакой колонизации не было, так как Полинезия имеет широкие полномочия как автономия. Последние новости говорят о том, что голосование за независимость Новой Каледонии от Франции намечено на ноябрь 2018. Французская Полинезия заявляет, что последует за ней.

Помимо многочисленных интервью, фактического материала и съемок того, что сейчас представляет из себя Французская Полинезия (с отравленной и изломанной естественной средой обитания и с заброшенной «современной» инфраструктурой, которой некому пользоваться после отмены испытаний), в фильме часто звучат стихи Флоры Девантин, поэтессы таитянского происхождения, на родном языке. Под них, например, мы время от времени следим за Танаоа, молодым таитянцем, который со своей семьей старается нащупать, вспомнить свою культуру, свой язык, как-то восстановить разоренный уклад, вспомнить традиции, утерянные способы жизни в гармонии с родной землей и памятью о своей идентичности. Как и в остальных фильмах программы в этом году — мы видим поводы для надежды, но не видим слишком много причин для оптимизма.

Fata Morgana

Ненецко-финский тандем режиссеров Анастасия Лапсуй и Маркку Лехмускаллио, ретроспектива которых была на прошлой Берлинале, снова представил свой фильм — теперь 2005 года (он получил гран-при петербургского фестиваля «Послание к человеку» в том же году). Микс документальных съемок и анимации, посвященный Чукотке, чукчам, истории их колонизации и современной жизни, возвращению к корням после непрерывного вытаптывания их идентичности сначала российской, а потом советской империями. Одна из историй про современную учительницу чукотского языка и культуры. Мы видим и слушаем ее учениц, студенток Института Северных народов им. Герцена в Санкт-Петербурге.

Отучившись, большая часть из них собирается исполнить свою мечту — вернуться в свои отдаленные городки на Чукотке, учить языку остальных. Параллельно рассказывается история о сотворении мира и всех животных — одна женщина не могла найти мужа, отец увез ее одну на остров, а она оттуда уплыла. Тогда он отвез ее обратно и обрезал ей кончики пальцев — из них появились тюлени и киты. Она снова уплыла. Тогда он отрубил ей пальцы целиком — из них появились моржи. Но она снова уплыла и стала «владычицей морскою» — Седной. И теперь Седна в виде огромного кита, исполненного очей, следит за всеми нами из морских глубин (этот образ постоянно появляется в фильме при смене историй). Потом мы видим хронику, кадры про колонизацию Чукотки, рассказы про то, что чукчей завоевали не оружием, а табаком, сахаром и алкоголем, про приход советской власти и раскулачивание. Потом, как это происходило уже в середине 20 го века рассказывает Юрий: когда его взяли в детский дом, его родное имя Нотав показалось слишком необычным, тогда его заставили ткнуть своим детским пальчиком в список русских имен — так он и дал сам себе имя, с которым прожил всю жизнь. Завершается фильм кукольной анимацией — в жизни каждого чукчи есть два главных момента — рождение ребенка и собственная смерть. В голодный сезон старик просит своих детей совершить над ним обряд «Проводов к верхним людям» (в условный мир вечной охоты, где нет голода, царит изобилие и покой) — уход из жизни. Они душат его веревкой и относят тело на холм.

Gurrumul

Самым щемящим фильмом из всей подборки оказался документальный байопик совершенного неземного происхождения слепого музыканта, австралийского аборигена Gurrumul. Родился он слепым, на острове в северной части Австралии, в одном из кланов народа йолну, никогда не ходил в школу, не учил английский язык, только сочинял песни на родном языке на гитаре, пианино, аккордеоне (на котором выучился играть самостоятельно в 4-5 лет) и диджериду.

Знаменитым при этом Гуррумуль стал не только благодаря своим экстраординарным способностям, но и из–за очень специфического отношения к жизни, деньгам и публичности. Будучи, в общем, ужасно милым парнем с отличным чувством юмора, он все время оставался предельно застенчивым и максимально отрешенным от окружающего мира и его ценностей. Вот мы видим как он играет с детьми и подшучивает над музыкантами из своей группы. Но вот нам показывают сцену интервью, где на все вопросы он отвечает загадочным молчанием — за него отвечает его партнер по группе и один из самых близких друзей — Майкл Хонен (большую частью интервью в фильме дает он и родственники Гуррумуля, особенно, его тетя). «Его тотемное животное — крокодил», — поясняет Майкл журналисту, — "это звучит дико, но вы же знаете, они могут сидеть в воде часами и не двигаться. Вот и у него есть такая особенность“.

А вот тот же Майкл не находит себе места в аэропорту Дарвина, перед вылетом на гранд-тур Гуррумуля в США — последний вдруг просто исчез. Потом выяснится, что он просто полетел к родственникам на важную церемонию, потому что просто felt like it — семья всегда была самым важным для него и он не мог повести себя иначе в определенный момент. Группа и лейбл, который открыл его для мира, потеряет огромную сумму из–за этого (лейбл перестал существовать на два года), но обижаться на Гуррумуля долго никто не сможет — все понимают, что существуют рядом с человеком, мировосприятие которого определяется картиной мира, принятой в его племени, неизмеримо больше, чем деньгами или другими западными ценностями. Гуррумуль, став суперзвездой в самом буквальном смысле — с грандиозными турне, выступлениями перед американскими президентами и английской королевой, с фото на обложках музыкальных журналов, с концертами с оркестром в Сиднейском оперном театре — без видимых усилий все равно всегда оставался погружен в себя и мир своих предков. Один из самых трогательных моментов фильма — о процессе записи песни “Every Breath You Take” вместе со Стингом, который для Гуррумуля организовали продюсеры. Первая сессия из запланированных — провал. Гуррумуль не готов, ничего не получается. Музыканты Стинга разводят руками: «Он же даже не знает песню, которую мы записываем» (это легенадарный хит Police). Майкл смеется и успокаивает: «Он даже не в курсе кто такой Стинг, но вы не переживайте». И правда, на следующей сессии Гуррумуль быстро подстраивается под мелодию, поет свой перевод песни Стинга на родной язык и всех зачаровывает.

Гуррумуль умер за полгода до премьеры фильма, в 46 лет (много лет он мучался от заболеваний почек и печени — последствий гепатита Б, пережитого в детстве), и после фильма невозможно не ощущать это личной потерей.