Учёный, предсказавший политический кризис 2020-х годов в США, излагает главные принципы своей теории и называет ключевые предпосылки возникновения нестабильности в обществе. Книга года по версии The Times и The Guardian.

РАСПАД ГОСУДАРСТВА

Нерон просыпается один

Однажды летом 68 года н. э. правитель Римской империи Нерон Клавдий Цезарь Август Германик проснулся в своём дворце и обнаружил, что все его охранники исчезли. Нерон прошёлся по комнатам дворца, но те были пусты. Вернувшись в спальню, он увидел, что его слуги также сбежали. Нерон понял, что не остаётся ничего другого, кроме как покончить с собой. Однако слуги, бежав, забрали с собой шкатулку с ядом, а заколоть себя мечом ему не хватало мужества.

Государства умирают по-разному. Одни утопают в крови, тогда как другие разваливаются медленно и незаметно. Династия Юлиев-Клавдиев, которая правила Римом с 27 года до н. э. по 68 год н. э., закончилась бормотанием Нерона: «Какой великий артист погибает!»

Люди склонны переоценивать власть правителей. Это находит отражение во фразах вроде: «Саддам Хуссейн отравил газом собственный народ». Но Хуссейн не управлял самолётом и не сбрасывал газовые бомбы на деревни. Подобые ленивые формулировки неизбежно имеют место, когда люди фокусируются на мотивах конкретного правителя вместо того, чтобы попытаться понять структуру власти, частью которой является данный правитель. Как показывает пример Нерона, правитель могущественной империи — никто без стоящей за ним структуры власти.

Власть ускользала от Нерона постепенно. Сначала восстание поднялось в Палестине, затем последовали восстания в Галлии и Испании. Легионы в Германии хотели провозгласить императором своего командира, но тот отказался. Когда в Испании появился другой претендент на трон, на его сторону встали преторианцы, личные телохранители императора. Нерон хотел бежать в восточные провинции, однако солдаты отказались подчиняться его приказам. Автор биографии Нерона Гай Светоний Транквилл пишет, что когда Нерон запросил военный корабль для побега, те ответили: »Разве смерть — такая уж ужасная вещь?», прозрачно намекая, что ему пора уйти красиво. В итоге Нерон смирился с судьбой, собрался с силами и перерезал себе горло.

Распад государства после падения власти — распространённый исторический сценарий. Один из недавних примеров — Кубинская революция. Первого января 1959 года диктатор Фульхенсио Батиста сбежал на самолёте в Доминиканскую Республику, и войска без сопротивления вошли в Гавану. Ещё один пример — падение Исламской Республики Афганистан 5 августа 2021 года. Вся верхушка власти, включая президента, бежала. Часть солдат перешла на сторону Талибана, полицейские покинули свои посты. Вакуум был моментально заполнен, когда войска Талибана вошли в Кабул.

Ирония в том, что президент Афганистана Ашраф Гани изучал в университете распад и строительство государств. В соавторстве с Клэр Локхарт он даже написал в 2008 году книгу на данную тему — «Как восстановить несостоявшееся государство» (2008). К сожалению, это не помогло ему восстановить Афганистан. Зато за время своего президентства он стал очень богатым человеком. Проблема в том, что Афганистан — это клептократия, то есть государство, управляемое ворами. Государственная структура Афганистана держалась исключительно на иностранной помощи, большая часть которой оседала в карманах коррумпированных чиновников. Подлинные клептократии встречаются достаточно редко, потому что они очень неустойчивые.

ЦРУ отдавало себе отчёт в хрупкости режима Гани и прогнозировало, что Кабул падёт через несколько месяцев после вывода американских войск. Однако то, как быстро рухнула афганская клептократия, удивило даже американские власти.

На следующий день после падения Кабула Джо Байден заявил: »Всё произошло быстрее, чем мы предполагали».

«Момент Нерона», то есть внезапный коллапс государства, имел место многократно с тех пор, как около 5 тысяч лет назад возникли первые государства, и произойдёт ещё не раз. Было бы ошибкой считать, что зрелым демократиям Северной Америки и Западной Европы он не грозит.

Сталин как нетворкер

Сравним судьбу Нерона с судьбой Иосифа Сталина, вероятно наиболее успешного диктатора ХХ века. Сталин удерживал власть, назначая преданных ему людей на ключевые посты, после чего назначал следующий уровень лоялистов, чтобы те присматривали за первыми. Затем он периодически подвергал репрессиям высших чиновников и заменял их амбициозными подчинёнными. Когда Сталин вступил в Большевистскую партию, Россия страдала от перепроизводства элит, которое стало главной причиной революций 1905 и 1917 годов. К 1941 году, когда Советский Союз вступил во Вторую мировую войну, Сталин решил эту проблему, устранив «излишек» элит.

Сталин создал систему, в рамках которой амбициозные претенденты присоединялись к элите, продвигались по службе, а затем были казнены или сосланы в лагеря.

Эту систему Сталин довёл до совершенства. Однако страха и личной выгоды мало. Поэтому Сталин также использовал для воодушевления своих последователей большие идеи вроде »социализма в отдельно взятой стране». На практкие это означало возрождение Российской империи как великой державы под вывеской Советского Союза. Сталин показал себя способным управленцем, успешно проведя в стране индустриализацию в 1930-х годах. Без этой промышленной базы Советский Союз проиграл бы во Второй мировой, так же как проиграл в Первой.

В частной жизни Сталин вёл себя скромно. В отличие от других, менее удачливых диктаторов, он избегал роскоши и общества женщин. В отличие от Мубарака (и многих других диктаторов), он не пытался построить династию, передав власть своему сыну, Василию. Когда его старший сын, Яков, попал в плен к немцам, Сталин отказался его обменивать. Яков умер в немецком лагере. Всё было подчинено нуждам государства, включая личные интересы Сталина.

Сталин правил Советским Союзом на протяжении 30 лет, приведя страну к победе во Второй мировой войне и статусу сверхдержавы. Когда он умер в 1953 году, многие искренне его оплакивали. Сталину удалось достичь всего этого благодаря тому, что, в отличие от Нерона, он знал, как построить и поддерживать структуру власти. Его огромная власть проистекала из влияния на элиты и простых людей. Но, что ещё важнее, структурные силы были на его стороне. Последние исследования показывают, что несмотря на жестокие методы индустриализации, жизнь простых людей в 1930-х годах улучшилась (хоть и невозможно обойти вниманием миллионы умерших от голода, который стал следствием коллективизации). После потрясений Второй мировой войны жизнь снова начала налаживаться. Проблема обнищания населения постепенно решалась, а проблема перепроизводства элит была решена раньше, в ходе революции и последующих чисток.

Государство, построенное Сталиным и Коммунистической партией, оказалось довольно прочным, пережив два поколения правителей (эпохи Хрущёва и Брежнева). В 1977 году, когда я эмигрировал, Советский Союз казался монолитом, который просуществует ещё не одну сотню лет. Однако случилось иначе. Он распался в 1991. Когда я посетил страну снова в 1992 году, то не узнал её — она имела все признаки несостоявшегося государства. В 1990-х годах дезинтеграция продолжилась. В 1993 сторонники президента схлестнулись со сторонниками парламента на улицах, а танки обстреляли здание парламента. В следующем году началась Первая чеченская война.

Социальный коллапс

Здесь мы подходим к главным вопросам: чем объясняется социальный коллапс? Почему государства разваливаются? Как начинаются гражданские войны?

К этим вопросам есть два подхода. Социологический подход подразумевает пренебрежение отдельными людьми и акцент на безличных социальных силах. Однако многие люди находят такой подход неудовлетворительным. Они хотят знать, кто виноват. Кто виноват в том, что произошла Великая французская революция? Людовик XVI? Мария-Антуанетта? Робеспьер? Второй подход же заключается в том, чтобы попытаться понять, что лидеры вроде Людовика XVI, Нерона и Горбачёва сделали не так.

Утрированный вариант этого подхода называется психоисторией. Психоистория исследует причины поведения лидеров при помощи психоанализ Фрейда. Этот «клиофрейдизм» — псевдонаука. В науке сначала выдвигаются теории, а затем собираются данные для их проверки. В псевдонауке делается наоборот. Как пишет историк Хью Тревор-Ропер в своей рецензии на книгу Уолтера Чарльза Лангера «Мышление Адольфа Гитлера»: «Психоисторики выводят факты из своих теорий; это значит, что факты подчинены теории; они выбираются и оцениваются исходя из совместимости с теорией — а иногда и вообще выворачиваются наизнанку, чтобы согласовываться с теорией».

Мы зачастую не понимаем даже собственных мотивов; как мы можем знать наверняка мотивы других людей? Поэтому не станет сюрпризом, что я считаю клиофрейдизм ошибочной теорией. В то же время, я согласен, что поведение лидеров имеет значение.

За последние несколько десятков лет социологи посвятили много усилий анализу причин, по которым начинаются гражданские войны. Они подходят к изучению данного вопроса как учёные — собирают большие наборы данных и проводят статистический анализ. Два главных центра, где проводятся подобные исследования, расположены в скандинавских странах; это Институт исследований мира в Осло и Кафедра исследований мира и конфликтов Уппсальского университета. В США самый значимый исследовательский проект — это Оперативная группа по изучению политической нестабильности (PITF), финансируемая ЦРУ. Член этой группы, политолог Барбара Уолтер из Калифорнийского университета в Сан-Диего, написала книгу «Как начинаются гражданские войны и как их предотвратить». Посмотрим, что можно почерпнуть из этих исследований, чтобы лучше понять распад государств и гражданские войны.

Как начинаются гражданские войны

Самый надёжный предиктор того, будет ли в стране насильственный внутренний конфликт в следующем году — это то, имеет ли такой конфликт место в этом году. Гражданские войны, как правило, длятся много лет. Вопрос в том, возможно ли предсказать приближение гражданской войны, скажем, за два года до её начала.

Чтобы ответить на этот вопрос, проект PITF собрал данные, связанные с возникновением политической нестабильности во всех странах мира с 1955 по 2003 год, и разработал статистическую модель, определяющую корреляцию между характеристиками страны и вероятностью начала гражданской войны. По словам исследователей, их модель позволяла предсказывать наступление нестабильности с точностью 80 процентов. Что примечательно, несмотря на наличие более 30 индикаторов, для достижения этого уровня точности модели необходимо было всего три или четыре.

Первым и самым важным индикатором оказался «тип режима». Исследователи PITF использовали классификацию проекта Polity IV, согласно котороой страны оцениваются по шкале от автократии до демократии (от -10 до 10): каждая страна в каждый год (например, Зимбабве в 1980) определяется как полноценная демократия (10), полноценная автократия (-10), частичная автократия (от -10 до 0) или частичная демократия (от 0 до 10). Исследователи PITF затем выделили демократии с разделением на враждующие политические группы и без него.

Оказалось, что частичные демократии с разделением на политические группы — это самые нестабильные режимы с наиболее высоким риском гражданской войны. Частичные автократии имеют средний уровень стабильности, а остальные типы режимов (частичные демократии без разделения на политические группы, полноценные демократии и полноценные автократии) — относительно стабильны.

Другие факторы, повышающие вероятность гражданской войны, согласно анализу PITF — это высокая младенческая смертность, вооружённые конфликты в соседних странах и репрессии против меньшинств на государственном уровне.

В книге «Как начинаются гражданские войны» Уолтер приводит схожие причины. Самый главный фактор, по её мнению — это тип политического режима: »Один из самых надёжных предикторов того, начнётся ли в стране гражданская война — это то, становится ли страна более или менее демократической». Она называет промежуточные между полноценными демократиями и полноценными автократиями режимы »анократиями». Второй фактор — это, опять же, разделение на враждующие политические группы, особенно по этническому или религиозному признаку. Более того, риск насилия резко повышается, если одна из этнических групп чувствует, что её ущемляют в экономическом или культурном плане. Репрессии государства против того или иного меньшинства ещё сильнее повышают вероятность того, что это меньшинство возьмётся за оружие. Последний фактор, по мнению Уолтер — это распространение интернета, смартфонов и соцсетей. Она утверждает, что алгоритмы соцсетей играют роль катализаторов насилия, способствуя ощущению постоянного кризиса, отчаяния и того, что умеренная политика потерпела неудачу: »Насилие вспыхивает, когда граждане чувствуют, что нет никаких шансов на решение их проблем традиционными путями».

Подход группы PITF имеет определённые достоинства, однако имеет и недостатки. Нет сомнений, что анократия, разделение на враждующие политические группы и репрессии — это краткосрочные предикторы нестабильности. Однако почему возникают эти проблемы? Анократия, как правило, возникает либо когда автократия демократизируется под давлением конфликта между элитами и мобилизации населения, либо когда демократия скатывается назад к автократии по причине утраты согласия между элитами и распространения популизма. Но это означает, что в государстве уже есть серьёзные проблемы. Два других предиктора — разделение на враждующие политические группы и репрессии на государственном уровне — также являются признаками структурной нестабильности.

Ещё один недостаток — это узкие исторические рамки (всего до 1955 года). Вторая половина ХХ века во многих отношениях была нетипичным временем. Что ещё более важно, на этот период приходится промежуток между двумя крупными волнами политической нестабильности, которые имеют место примерно каждые 200 лет. Все сложные общества проходят через стадии интеграции и дезинтеграции. После Высокого Средневековья наступило Позднее Средневековье, после Возрождения — Общий кризис XVII века, а после Просвещения — Эпоха революций, которая закончилась в начале XX века. Наш период раздора только начинается. Поэтому период, который охватывает анализ PITF, был периодом относительной стабильности.

Если мы расширим исторические рамки, то увидим, что мотивы участников гражданских войн в разные эпохи и в разных частях света были очень разными. В Позднем Средневековье большинство конфликтов в Европе были конфликтами между династиями — между Ланкастерами и Йорками, между арманьяками и бургиньонами и так далее. В период Общего кризиса XVII века конфликты происходили преимущественно на религиозной почве — гугеноты против католиков, пуритане против англиканцев и так далее. В Эпоху революций возникли современные идеологии вроде либерализма и марксизма. В то же время, популизм и классовая борьба не являются исключительно современными явлениями. Два тысячелетия назад главными политическими соперниками в поздней Римской республике были популяры (партия народа) и оптиматы (партия правящего класса). Имели место в древнем мире и этнические конфликты (например, иудейские войны в I и II веках). Поэтому предиктивная модель, учитывающая только последние 60 лет, вводит в заблуждение.

Мы живём в начале новой волны глобальной нестабильности, поэтому изучение послевоенного мира вряд ли может много нам сообщить о том, чего стоит ждать в ближайшем будущем.

И действительно, модель PITF больше не позволяет прогнозировать будущие конфликты. В 2020 году другая группа исследователей использовала её для составления прогноза на 2005–2014 годы. Модель PITF показала очень плохие результаты. В частности, она совершенно упустила из виду Арабскую весну. Более того, все арабские страны, в которых произошли протесты, были автократиями (а не анократиями), а этническая принадлежность не играла в них никакой роли. Другими словами, факторы, которые были надёжными предикторами до 2005 года, перестали быть таковыми после.

И это ещё не всё. Как я уже говорил ранее, невозможно понять социальный коллапс без глубокого анализа структур власти. Кто главные заинтересованные группы? Какие у них цели? Каковы их источники социальной власти? Настолько они сплочены и организованы? В этом отношении анализ Барбары Уолтер оказывается несостоятельным и откровенно наивным. Взять, к примеру, её интерпретацию Октябрьской революции 1917 года, которая, по её мнению, »была обусловлена вопиющим политическим и экономическим неравенством», а »представители рабочего класса, крепостные и солдаты подняли восстание против монархии, чтобы построить первое в мире социалистическое государство». (Прежде всего, в 1917 году никаких крепостных в России не было.) Или взять её анализ украинского Евромайдана, который, по её утверждению, был восстанием »граждан, многие из которых происходили из проевропейской Западной Украины», против Виктора Януковича, который стремился укрепить экономические связи с Россией. «Народы» или «граждане» не свергают власть и не устанавливают новую. Лишь «организованные граждане» могут добиться социальных перемен.

Чтобы продемонстрировать необходимость анализа структур власти для понимания причин распада государства, рассмотрим примеры трёх стран, образовавшихся в 1991 году после распада Советского Союза: России, Украины и Беларуси. Распад Советского Союза стал прямым следствием договорённостей между лидерами этих трёх (бывших) советских республик — Беловежских соглашений. Состоянием на 1991 год все три страны были очень схожи друг с другом согласно критериям PITF: все они были анократиями, движущимися от автократии к демократии; характеризовались этническими разногласиями; и столкнулись с одними и теми же «катализаторами» нестабильности, обусловленными развитием интернета и соцсетей после 2000 года. Однако несмотря на все сходства, они пошли очень разными путями. Украина после 2000 года пережила две успешных революции. Россия и Беларусь тоже столкнулись с массовыми антиправительственными протестами (Россия — после парламентских выборов 2011 года, а Беларусь — после президентских выборов 2020), которые, однако, не привели к распаду государства. Чем это объяснить?

Постсоветские славянские государства

Советский Союз был гигантской корпорацией, в которой средствами производства владело государство. Когда он распался, капитал сразу же приватизировали бывшие менеджеры этой корпорации — партначальники, директора заводов и их приспешники (за исключением Беларуси). Приватизация сопровождалась коррупцией и насилием, а победители в буквальном смысле ходили по трупам своих менее удачливых соперников.

Есть известный анекдот: встречаются два самых влиятельных российских олигарха, Березовский и Гусинский. Березовский спрашивает: «Ты зачем меня „заказал“?» Тот отвечает: «Это ты меня „заказал“!»

Из-за того, что большая часть капитала оказалась сосредоточена в руках дюжины олигархов, финансовое положение 99 процентов граждан резко ухудшилось. К 1996 году народное недовольство достигло такого уровня, что стало ясно — тогдашний президент, Борис Ельцин, не имел шансов на повторное избрание. Его главным соперником был коммунист Геннадий Зюганов. Олигархат забеспокоился, что если коммунисты победят, дальше разворовывать страну может стать невозможно. Самые могущественные олигархи во главе с Березовским и Гусинским заключили сделку с Ельциным: в обмен на гарантию продолжения приватизации государственных предприятий они обеспечили его кампании финансовую и медийную поддержку (а к тому моменту они контролировали все СМИ в стране). Они также наняли американских консультатнтов (в том числе, печально знаменитого Дика Морриса). Однако и этого оказалось недостаточно, поэтому в итоге пришлось прибегнуть к массовым фальсификциям.

Так Россия превратилась в полноценную плутократию. Поскольку олигархов не интересовало управление страной, дезинтеграционные процессы усилились. Владельцы заводов перестали платить рабочим зарплату, и осенью после выборов по стране прокатилась волна забастовок. Вновь разразилась кровопролитная война в Чечне. А в 1998 году страну потряс экономический кризис, который привёл к девальвации рубля и дефолту по государственному долгу.

Именно тогда в России образовались две главные властные структуры. Правящая группа, олигархи (экономические элиты), полностью контролировали идеологические элиты, так как владели всеми крупными СМИ. Второй группой были административные (бюрократия) и военные элиты (силовики). В последовавшей борьбе за власть альянс административных и военных элит, возглавляемый Владимиром Путиным, победил плутократов. Не было никакой революции; процесс был постепенным. Олигархи один за другим были изгнаны (Березовский и Гусинский), заключены в тюрьму и изгнаны (Ходорковский) или поставлены в подчинённое положение в иерархии власти (Потанин).

Олигархи проиграли из-за отсутствия единства. Они тратили больше времени на противостояние друг с другом, чем на продвижение общих интересов. Они также недооценили важность контроля над аппаратом принуждения. И наконец, народ их искренне ненавидел.

Новый правящий класс характеризовался коррумпированностью и кумовством. Его представители обогащались, отбирая активы у олигархов и перенаправляя бюджетные средства в собственный карман. Несмотря на свою клептократическую сущность, в деле управления страной новый правящий класс оказался менее бездарным, чем предыдущий. Путинский режим достиг многих успехов, особенно в первые 10 лет после прихода к власти. Он положил конец Чеченской войне, увеличил государственный бюджет и даже содействовал (или, точнее, не мешал) экономическому развитию. Экономический рост был особенно существенным с 1998 по 2008 год, что привело к повышению благосостояния. После 2008 года экономический рост замедлился, но другие показатели, такие как продолжительность жизни и количество убийств, продолжали улучшаться.

Массовые протесты, которые прошли с 2011 по 2013 год, не смогли пошатнуть путинский режим. Большая часть страны не разделяла протестных настроений Москвы и Петербурга. Что ещё более важно, поддержка Путина со стороны правящего класса (силовиков) была непоколебимой.

В Беларуси олигархи никогда не имели власти. В первые годы независимости молодой (ему тогда было около 30 лет) борец с коррупцией Александр Лукашенко стал стремительно набирать популярность. А в 1994 году он уверенно выиграл президентские выборы, получив 80 процентов голосов. Поскольку приватизации в Беларуси не было, государство сохранило контроль над главными промышленными предприятиями и предотвратило возникновение олигархии. Вот почему в списке журнала Forbes нет ни одного беларуса.

После президентских выборов в августе 2020 года в Минске и других крупных городах прошли массовые протесты против режима Лукашенко. Некоторое время (западным обозревателям) казалось, что режим вот-вот падёт. Однако дальнейшие события показали, что Лукашенко установил крепкие связи с военными элитами. Структура власти не дала трещину, и режим устоял. Из-за массовых арестов у граждан в итоге отпало желание участвовать в протестах. Последний прошёл в марте 2021 года.

Украина: плутократия

В 1990-х годах политико-экономическая ситуация в Украине была схожа с российской. К власти пришли олигархи, приватизировавшие государственные предприятия. Однако после 1999 года пути этих двух стран разошлись. В Украине олигархи не были свергнуты и приобрели абсолютную власть.

Что означало правление олигархов для благосостояния рядовых украинцев? Взглянем на ВВП Украины на душу населения накануне революции 2014 года. Согласно Всемирной книге фактов ЦРУ, в 2013 году он составлял 7 400 долларов. Это намного ниже, чем ВВП Венгрии (19 800), Польши (21 100), Словакии (24 700) и даже России (18 100) и Беларуси (16 100). Примечательно, что до распада СССР ВВП Украины был выше и чем у России, и чем у Беларуси.

Несмотря на то, что олигархи правили в Украине без ограничений, они не сформировали сплочённый правящий класс, а разделились на несколько враждующих групп. Придя к власти в 2010 году, Янукович посадил в тюрьму свою политическую соперницу Юлию Тимошенко. Конфликты между олигархами превратили украинскую демократию в цирк. Кого бы украинцы ни выбирали, новые правители не делали ничего для народа, занимаясь лишь переделом власти и собственности. Проблема усугублялась ещё и тем, что электорат был разделён на две примерно одинаковые по численности группы с противоположными представлениями о том, в каком направлении должна двигаться страна. Олигархи заигрывали то с одной, то с другой группой избирателей, однако в действительности все они были прозападными, так как держали свои деньги в западных банках, отправляли своих детей учиться в Оксфорд или Стэнфорд, покупали недвижимость в Лондоне или на Лазурном Берегу и общались с иностранными элитами в Давосе.

В случае с империями прошлого и могущественными державами наших дней геополитическим давлением можно пренебречь. Однако в случае со странами среднего размера вроде Украины данный фактор может иметь очень важное значение. Есть две приичины, по которым Украина особенно подвержена влиянию извне.

Во-первых, она расположена на линии геополитического разлома между американской и российской сферами влияния. Эта линия проходит ровно посередине страны. Збигнев Бжезинский говорил: »Украина, новое и важное пространство на евразийской шахматной доске, является геополитическим центром, потому что само её существование как независимого государства помогает трансформировать Россию. Без Украины Россия перестаёт быть евразийской империей». Влиятельная часть американского истеблишмента считает ослабленную, но по-прежнему влиятельную Россию главной угрозой гегемонии США (даже большей, чем Китай) и последовательно выступает за расширение НАТО на Восток. В 2014 году пришла очередь Украине стать частью альянса.

Во-вторых, украинских олигархов было достаточно легко подчинить интересам Запада. Поскольку плутократы держали большую часть своего капитала в западных банках, его можно было в любой момент заморозить или даже конфисковать. Российские олигархи поняли это в 2022 году.

К 2014 году американские «проконсулы» вроде Виктории Нуланд приобрели существенную власть над украинскими плутократами. Это обошлось недёшево. Нуланд хвасталась, что Госдеп вложил 5 миллиардов долларов в расширение влияния над украинским правящим классом. Помогла ему в этом и непримиримая вражда между олигархами. Поскольку олигархи не могли договориться друг с другом, они нуждались в третьей стороне. В ходе Революции достоинства 2014 года Нуланд и тогдашний посол США в Украине Джеффри Пайетт определили (мы знаем об этом из стенограммы их телефонного разговора), кто будет назначен на ключевые государственные должности.

За 30 лет независимости в Украине сформировалась трёхуровневая структура власти: народ, олигархи, американские проконсулы.

Кого бы ни выбирали граждане, их избранники ничего не делали для народа, а занимались лишь собственными интересами. За исключением Кучмы, ни один президент не продержался дольше одного срока. Было две революции — в 2004 и в 2014 годах. Однако к власти снова приходили либо олигархи, либо близкие к олигархам люди. Менялась только группа олигархов у корыта.

Исследователи выделяют четыре главных клана: днепропетровский, донецкий, киевский и волынский. Избрание Януковича на выборах 2010 года и завоевание Партией регионов большинства в парламенте ознаменовало победу донецкого клана. Главным покровителем Януковича и его Партии регионов был Ринат Ахметов, самый богатый украинец и глава донецкого клана. Он отдал около 60 мест в списке Партии регионов лояльным к себе людям. Вторым покровителем был Фирташ, чьим людям досталось 30 мест. Ожидалось, что прийдя к власти, Янукович будет помогать обогащаться своим покровителям (не забывая и о самом себе, разумеется). Однако вместо этого он занялся переделом собственности в пользу своей семьи. Другим олигархам очень скоро стало ясно, что Янукович собирается создать новый олигархический клан. Если бы ему это удалось, он перестал бы нуждаться в поддержке Ахметова и Фирташа. Поэтому двое олигархов решили, что пора порвать связи с Януковичем, и начали искать ему альтернативу.

Как написал в феврале 2014 года Кристиан Нееф: »Ахметов, в отличие от Фирташа, всегда ладил с Тимошенко. Поэтому он начал поддерживать Арсения Яценюка, который возглавил «Батькивщину» Тимошенко, пока та была в тюрьме. Фирташ же поддержал партию Виталия Кличко «УДАР»». Как следствие, Янукович лишился поддержки донецкого клана. Хотя сам он этого тогда не осознавал, для его свержения необходим был лишь незначительный триггер. Американский журналист Аарон Матэ пишет:

«Искрой, от которой разгорелись протесты на Майдане, стало решение Януковича выйти из торговой сделки, предложенной Европейским Союзом. Принято считать, что Януковича вынудил это сделать его покровитель в Москве. Однако в действительности Янукович хотел развивать связи с Европой. Он дал заднюю, когда узнал об обратной стороне этой сделки. Украине пришлось бы не только разорвать культурные и экономические связи с Россией, но и принять меры жёсткой экономии вроде повышения пенсионного возраста и замораживания пенсий и зарплат. Эти меры не только не улучшили бы жизнь рядовых украинцев, но и усугубили бы их положение и ускорили политическую кончину Януковича».

Несколько десятков тысяч протестующих, выступающих против коррупции во власти и за европейскую интеграцию Украины, собрались на Майдане. Янукович по-прежнему пользовался поддержкой значительной части населения, однако все его сторонники находились в восточных областях, тогда как большинство жителей столицы голосовали на прошедших выборах против него. Помимо этого, в Киев приехали десятки тысяч жителей Западной Украины, которые превратили мирный протест в насильственную смену режима.

Ахметов и Фирташ быстро поняли, что пора бежать с тонущего корабля. Контролируемые ими каналы, «Украина» и «Интер», мгновенно сменили пластинку. Члены фракции Партии регионов в парламенте, поставленные Ахметовым и Фирташем, также перешли на сторону оппозиции. Силы правопорядка покинули Майдан, опасаясь предательства со стороны Януковича (дальнейшие события показали, что они были правы).

Именно тогда Янукович пережил момент Нерона. Лишившись поддержки, он остался один на один с агрессивной толпой. Миллиарды, которые он украл у других олигархов и украинского народа, не могли его защитить. Янукович избежал судьбы Нерона лишь благодаря тому, что бежал в Россию.

Народ победил, и демократия была восстановлена. По крайней мере, именно так события преподносились в западных СМИ. В действительности же революция 2014 года была народной ничуть не больше, чем любая другая революция в истории. Она была обусловлена всё теми же силами — обнищанием населения и перепроизводством элит. Народ не выиграл в результате этой революции. Украинская политика осталась такой же коррумпированной, как и прежде. Уровень жизни людей почти не улучшился. Новым президентом был избран Пётр Порошенко, однако и он очень скоро потерял поддержку населения. На следующих выборах лишь 25 процентов избирателей отдали ему свои голоса.

Самым катастрофиеским последствием революции 2014 года стала война в Донецкой и Луганской областях. К моменту вторжения российских войск в Украину 24 февраля 2022 года она забрала жизни 14 тысяч человек. Пока нельзя сказать, чем закончится эта война. Однако история подсказывает, что этот конфликт, скорее всего, так или иначе станет концом украинской плутократии. Большинство олигархов потеряют значительную часть своего капитала вследствие упадка экономики и разрушений войны.

Что ещё более важно, война уже отодвинула олигархов на задний план в политике. Владимир Зеленский пришёл к власти в результате противостояния двух олигархов, Порошенко (президента с 2014 по 2019 год) и Игоря Коломойского (главы депропетровского клана). Но когда конфликт перерос в полномасштабную войну, Зеленский стал президентом воюющей страны и поклялся сражаться до победы. Теперь перед Украиной стоит выбор: либо перестать существовать как государство, либо превратиться в милитократию.

Итоги

Примечательно, что из трёх восточнославянских республик, образовавшихся после распада СССР, самая демократическая, Украина, также оказалась наиболее бедной и нестабильной, тогда как самая автократическая, Беларусь, наслаждалась относительными стабильностью и процветанием. Какие из этого можно сделать выводы? Напрашивается вывод, что автократия надёжнее демократии. Но это не так. Есть много неблагополучных автократий с бедным населением, тогда как самые успешные страны с самым высоким уровнем благосостояния — это демократии.

Но не все страны, имеющие внешние признаки демократии, имеют целью благо народа. В некоторых случаях такие псевдодемократии легко распознать — например, когда представители власти определяют, какие партии будут участвовать в выборах и кто победит. Однако в случае Украины, наоборот, политики и представители власти контролировались олигархами.

Политическая власть более хрупкая, чем может показаться на первый взгляд. Распад государства был распространённым явлением в прошлым и остаётся им в современном мире. Часто правящий класс оказывается свержен вследствие поражения в войне или битве. Так бывает в случае с вторжениями извне (например, когда монголы Чингизхана вторглись, перебили всех и сложили из голов пирамиду) и при нападении революционеров или путчистов. Президент Чили Сальвадор Альенде умер с винтовкой в руках, сражаясь против войск генерала Пиночета, которые захватили президентский дворец. Однако наиболее распространённая причина распада государства — это крушение правящей структуры. В случае с Кубинской революцией и падением Афганистана в 2021 году было давление извне, однако структура власти посыпалась ещё до того, как мятежники вошли в столицу. Октябрськая революция 1917 года развивалась по тому же сценарию. Советская пропаганда акцентировала внимание на штурме Зимнего дворца, однако к тому времени большая часть войск уже перестала подчиняться временному правительству, а его глава, Александр Керенский, бежал до того, как большевики взяли дворец. И, наконец, политический режим может пасть под влиянием массовых протестов, как это было в Украине в 2014 году.

Особенно полезно сравнить успешную революцию 2014 года в Украине с неудачной попыткой смены власти в Беларуси в 2021 году. Главным фактором, обеспечившм столь разные исходы, стала природа правящей группы. В Украине это были экономические элиты, которые ненавидели друг друга и готовы были в любой момент бежать с тонущего корабля. В Беларуси — сплочённая административно-военная элита, которая не прогнулась под давлением протестующих. Главное различие между этими двумя странами кроется в разных политико-экономических направлениях, которые они избрали двумя десятилетиями ранее. Массовая приватизация государственных предприятий в Украине создала условия для выкачивания капитала, которое привело к перепроизводству олигархов, конфликтам между ними и распаду государства. В Беларуси не было ни выкачивания капитала, ни олигархов, ни конфликта между элитами, ни распада государства.

Все сложные общества подвержены влиянию дезинтегративной силы перепроизводства элит, поэтому все они периодически сталкиваются с риском распада государства. Однако плутократии — крайним примером которых являетя (являлась?) Украина — больше других подвержены этой опасности. Дело в том, что в плутократиях часто имеет место выкачивание капитала, которое приводит к обнищанию населения и перепроизводству элит (из-за увеличения количества богатых плутократов).

Само собой, Америка — не Украина. Американский правящий класс объединён и организован. В период Эры прогрессивизма и Нового курса он показал, что может переступать через свои личные интересы во имя всеобщего блага. Но как он поведёт себя в неспокойные двадцатые? Какой курс возьмут США в ближайшие десятилетия?

ВЫКАЧИВАНИЕ КАПИТАЛА И БУДУЩЕЕ ДЕМОКРАТИИ

Варианты выхода из кризиса

Анализ ста случаев, по которым нам удалось собрать данные на данный момент, показывает, что страны по-разному вступают в кризисные периоды и выходят из них. Мы разделили все варианты выхода из кризиса на 12 категорий по серьёзности их последствий. Мы обнаружили, что сокращение населения является довольно распространённым последствием кризиса — оно имеет место примерно в половине случаев. В 30 процентах случаев окончание кризиса было связано с крупной эпидемией.

Что касается судьбы элит, то примерно в двух третьих случаев кризис приводит к массовой нисходящей социальной мобильности. В одной шестой случаев элиты подвергаются уничтожению. Вероятность убийства правителя составляет 40 процентов. Семьдесят пять процентов кризисов закончились революциями и гражданскими войнами, а в 20 процентах случаев гражданские войны продолжались дольше столетия. В 60 процентах случаев дело закончилось распадом государства — оно либо было завоёвано другим, либо просто развалилось.

Общий вывод неутешителен. Есть очень немного примеров, когда странам удавалось преодолеть кризис без серьёзных последствий.

В большинстве случаев последовала не одна, а сразу несколько катастроф. Например, Франция периода Валуа столкнулась с 9 из 12 последствий в ходе религиозных войн XVI века. Были убийства королей и герцогов; элиты также неоднократно подвергались истреблению (например, в Варфоломеевскую ночь); от насилия, голода и болезней умерло более 3 миллионов людей. Другие катастрофические примеры — падение империй Тан и Сун в Китае, распад государства Сасанидов и кризис в Восточной Римской империи в VI веке.

В то же время, в истории есть и примеры стран, которые преодолели кризис без серьёзных потерь. Насилия практически не было; сувернитет был сохранён; большинство общественных институтов уцелели. Этим странам как-то удалось «сгладить кривую» нестабильности и насилия. Как именно они избежали катастрофических последствий?

Рассмотрим последнюю волну распада государств, Эпоху революций, которая была глобальной по своим масштабам. Вторая половина Эпохи революций, с 1830 по 1870 год, была чрезвычайно неспокойным периодом в мировой истории. Почти все крупные страны пережили революции или гражданские войны, в том числе США и Китай. По Европе в 1848 году прокатилась целая волна революций. Во Франции произошло сразу три — в 1830, 1848 и 1871 годах. В Японии в 1867 году пал режим Токугавы. Но было и два исключения: Британская и Российская империи.

Англия: период чартизма (1819 — 1867)

После кризиса XVII века (1642–1692 годы, в которые произошли Английская гражданская война и Славная революция) в следующем веке Англия существенно расширила свои заморские владения даже несмотря на потерю американских колоний. Население Британских островов увеличилось благодаря повышению рождаемости и снижению смертности. Большая часть этого роста пришлась на промышленные центры вроде Лондона и Манчестера, которые начали страдать от перенаселения и болезней. Рабочие имели многочасовой рабочий день, низкую зарплату и опасные условия труда. Из-за переизбытка рабочей силы после 1750 года зарплаты начали снижаться. Обнищание населения привело к снижению среднего роста. В 1819 году многочисленный митинг, на котором были выдвинуты требования предоставления всеобщего избирательного права и улучшения условий труда, был жестоко подавлен властями. Бойня при Петерлоо, как стало известно данное событие, потрясла нацию.

В это же время начала набирать обороты индустриализация, которая обусловила беспрецедентно длинный период стремительного экономического роста. Сформировались новые экономические элиты. Красноречивым признаком перепроизводства элит было то, что количество абитуриентов, которое снижалось со времён до Английской гражданской войны, после 1750 года снова выросло. Внутри элит разгорелись ожесточённые споры о том, как положить конец беспорядкам. В 1831 году был распущен парламент и прошли новые выборы — всего через год после предыдущих.

Нестабильность можно оценить по количеству арестов и смертей на акциях протеста. В 1758 году было всего 3 таких ареста, однако в следующем десятилетии их число стало расти, достигнув пика (1 800 арестов) в 1830 году. Наибольшее количество смертей было в 1831 году — 52. Совершенно очевидно, что имела место революционная ситуация. Неспокойные времена продлились до 1867 года, когда всем мужчинам было предоставлено право голоса. Период получил своё название от Народной хартии 1838 года, в которой были изложены требования о проведении реформ.

Середина XIX века несомненно была периодом нестабильности в Англии. Историки соглашаются, что в этот период страна оказалась на грани революции. Тем не менее, революция не материализовалась, а масштабы политического насилия были намного меньше, чем в других европейских странах. Чем это объяснить?

Отчасти дело в ресурсах, которыми Англия располагала благодаря обширности своей империи. В период чартизма миллионы простых людей эмигрировали в Канаду, Австралию и США. Государство содействовало этому исходу, сняв в 1820-х годах ограничения на выезд и субсидируя переезд в регионы, где нужны были колонисты, в первую очередь в Австралию и Новую Зеландию. Многие претенденты на вхождение в элиту, разочарованные отсутствием свободных позиций во власти, также уехали.

Однако наибольшую роль в преодолении кризиса сыграли реформы. В 1832 году право голоса получили мелкие землевладельцы и некоторые городские жители. Избирательная реформа 1832 года также сместила баланс сил от поместного дворянства к коммерческим элитам, устранив »гнилые местечки» и выделив крупные коммерческие и промышленные города в отдельные округа. В 1834 году были внесены поправки в Законы о бедных с целью увеличить государственную помощь для инвалидов и безработных. Одной из важнейших мер, позволивших устранить проблему обнищания населения, стала отмена Хлебных законов, которыми вводились пошлины на импорт зерновых, что играло на руку крупным землевладельцам, но вело к повышению цен на продовольствие. Ещё одним важным явлением этого периода была борьба рабочих за право объединяться в профсоюзы. Всё это привело к тому, что к 1850 году реальная зарплата вернулась к уровню 1750, а после 1867 года начала стремительно расти и за последующие 50 лет выросла вдвое.

Добиться от парламента уступок удалось только после продолжительных протестов. На проведение всех реформ также потребовалось много времени — почти 50 лет. Тем не менее, элиты были готовы удовлетворить (по крайней мере частично) требования обнищавшего народа.

Россия: период великих реформ (1855 — 1881)

Исторические пути Российской и Британской империй во многом схожи. До XVII века обе были относительно незначительными игроками в европейской политике. Однако в XVIII веке они построили обширные империи (Россия — континентальную, Англия — заморскую). После совместной победы над наполеоновской Францией они стали европейскими и мировыми «сверхдержавами». В 1833 году Россия обладала самой крупной в Европе армией — 860 тысяч солдат. Однако промышленная революция, набравшая обороты в северозападной Европе после 1800 года, изменила баланс сил. Поскольку Россия отставала по темпам модернизации своей экономики, она потерпела унизительное поражение в Крымской войне 1853–1856 годов. Из-за этого поражения в конце 1850-х годов сложилась революционная ситуация.

Однако прежде Россия стала одной из последних стран, отменивших крепостное право. Чтобы понять, почему так случилось, мы должны вернуться ко времени возникновения Российской империи. В конце XV века Московское государство, дворяне и крестьяне заключили трёхсторонний общественный договор, согласно которому дворяне должны были служить в армии, а крестьяне — содержать за счёт своего труда армию и государство. У тех дворян, которые не могли или не хотели служить, отбирали землю и крестьян. Этот договор позволил Московии, которая была окружена врагами со всех сторон (кроме севера), выжить и стать могущественной империей. Общественный договор был продолжен при Петре I. Однако затем он был отменён вследствие «дворянской революции» 1762 года, когда Пётр III предоставил дворянству право служить или не служить по собственному усмотрению. К 1860 году дворянство превратилось в паразитирующий класс; лишь незначительное меньшинство служило. Отмена крепостного права, таким образом, отчасти восстановила социальную справедливость. Однако пойти на этот шаг вопреки сопротивлению дворянства правителей вынудила революционная ситуация.

Основополагающими причинами социополитической нестабильности, как обычно, были обнищание населения и перепроизводство элит. В конце кризиса XVII века население страны составляло менее 5 миллионов человек. Однако к 1860 году население одних только европейских провинций выросло до 60 миллионов. Несмотря на одновременное расширение территории, рост населения был слишком резким, учитывая количество доступной обрабатываемой земли. Красноречивым признаком обнищания населения было снижение среднего роста крестьян на 4 сантиметра.

Численность элит также росла, причём даже быстрее, чем численность крестьян. Как следствие, доля дворян в общем населении в XVIII и первой половине XIX века выросла. Одновременно элиты стали потреблять больше продовольствия. По мере того, как численность и аппетиты элит росли, они начали взимать больше с крестьян. Это привело к крестьянским восстаниям, количество которых выросло с 10 — 20 в год в начале XIX века до 162 в 1848 году.

Пик крестьянских восстаний пришёлся на 1858 год (423 восстания). Это сыграло важную роль в решении Александра II предоставить крепостным свободу.

Потрясение от поражения в Крымской войне, которое делегитимизировало царизм, в сочетании с опасением, что волнения среди крестьян могут вылиться в ещё одно восстание Пугачёва, убедили правящий класс в необходимости отмены крепостничества. Прочитав книгу Алексиса де Токвиля о Великой французской революции, брат императора, Великий князь Константин, сказал: »Если мы не произведём собственными руками мирной и полной революции, она неизбежно произойдёт без нас и против нас». Сам Александр II в своём обращении ко дворянству выразил схожее мнение: »Я убеждён, что рано или поздно мы должны к этому прийти. Я думаю, что и Вы одного мнения со мной; следовательно, гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, нежели снизу».

Великие реформы 1860-х и 1870-х годов не только отменили крепостное право, но и преобразовали российское общество. Однако не все заинтересованные группы их приветствовали. Крестьянской реформой 1861 года, например, не были довольны ни крестьяне, ни помещики. Большинство бывших крепостных не имели достаточно земли, чтобы прокормить свои семьи и должны были платить неподъёмные налоги своим бывшим хозяевам. Дворяне проиграли ещё сильнее, так как потеряли рабочую силу. Среди элит началась нисходящая социальная мобильность. Этот процесс привёл к возникновению многочисленных контрэлит, которые стали радикалами — анархистами и социалистами-революционерами. По стране прокатилась волна терактов. Александр II, который стал известен как Александр Освободитель, поплатился за проведённые реформы жизнью — он погиб в результате террористического акта, организованного радикалами из организации «Народная воля», которые хотели свергнуть царизм.

Хотя реформы принесли плоды лишь спустя два десятилетия, они в итоге смогли снизить социальную напряжённость, которая породила кризис середины XIX века. Правящему классу удалось предотвратить революцию, а количество крестьянских восстаний снизилось. Прекратились и теракты. Поскольку высшая мера наказания при царизме полагалась только за наиболее серьёзные политические преступления, количество казней может служить надёжным индикатором революционной активности. В 1850-х годах не было ни одной казни, в 1860-х их было 17, в 1870-х — 22, в 1880-х — 30, а в 1890-х — снова ни одной.

Какой урок мы можем извлечь из этих двух примеров? Несмотря на очевидные различия — Британия была либеральной империей, а Россия автократической — между ними есть определённые сходства, которые могут объяснить, почему эти две империи преодолели кризис середины XIX века без революций, в отличие от многих других стран того периода. Расширение империи несомненно предоставляло некоторые преимущества, так как позволяло перемещать излишек населения и элит на ново присоединённые территории. Построить обширную и долговечную империю не так уж легко. Это требует от правящего класса определённых навыков, которые могут позже быть использованы и для реформирования империи. В то же время, обеим империям повезло иметь лидеров, которые готовы были пожертвовать собственными краткосрочными интересами ради общего долгосрочного блага. И, наконец, обе империи сталкивались с серьёзной конкуренцией — со стороны друг друга и других могущественных держав. Ничто так не способствует бдительности правящего класса, как экзистенциальная угроза — как внутренняя, со стороны населения, так и внешняя, со стороны геополитических соперников.

Долгосрочный успех

История показывает, что в прошлом каждое общество периодически сталкивалось с кризисом. Поэтому логично будет спросить, как долго продлился стабилизирующий эффект от проведённых в России и Британии реформ.

В России спокойная обстановка сохранялась всего одно поколение, с 1881 до 1905 года. Главной проблемой, как уже упоминалось ранее, было то, что освобождение крепостных ударило по благосостоянию дворян. Большинство помещиков не смогли приспособиться к новым условиям. Поместья, принадлежавшие разорившимся дворянам, выкупали богатые крестьяне и купцы. Наиболее очевидным путём восстановления своего положения для обедневших дворян была государственная служба. Образование предоставляло преимущество в конкуренции за рабочие места, поэтому юные дворяне массово начали поступать в университеты. С 1860 по 1880 год число студентов увеличилось более чем втрое (с 4 100 до 14 100) и продолжило расти на протяжении следующих двух десятилетий.

Примерно половину всех студентов составляли дети дворян и чиновников. Большинство из них были очень бедными. Сочетание бедности и влияния новых западноевропейских идеологий вроде марксизма способствовало радикальным настроениям среди студентов. В этот период сформировался новый социальный слой — интеллигенция. Основной предпосылкой стало перепроизводство элит.

Государство не могло обеспечить работой всех выпускников гимназий и университетов, потому что государственный бюрократический аппарат увеличился всего на 8 процентов, тогда как число выпускников выросло вчетверо. Осознавая это, многие студенты решили заняться революционной деятельностью.

Шестьдесят один процент революционеров 1860-х годов (нигилистов) составляли студенты и недавние выпускники, а 70 процентов были детьми дворян и чиновников.

Первая волна революционного брожения не привела к свержению царизма. Благодаря подавлению радикальных организаций режиму Александра III, который взошёл на трон после убийства его отца, удалось восстановить порядок. Однако производство разочарованных претендентов на вхождение в элиту продолжалось. В период правления следующего царя, Николая II, произошла революция 1905–1907 годов. Триггером, как и ранее, стало военное поражение — на этот раз в Русско-японской войне (1904 — 1905). Однако империя по-прежнему крепко стояла на ногах, и свергнуть правящий класс не удалось. Лишь когда Первая мировая война спровоцировала Октябрьскую революцию 1917 года, правлению династии Романовых пришёл конец.

Подводя итоги, Великие реформы 1860-х и 1870-х годов имели огромный успех. Они разрядили революционную ситуацию с минимальным кровопролитием. Для сравнения, если за период правления Александра III было всего 30 казней, то для подавления революции 1905–1907 годов потребовалось 3 000. Династия Романовых смогла «сгладить кривую» и выиграть для России ещё полвека на модернизацию. В долгосрочной перспективе, однако, династия рухнула под тяжестью перепроизводства элит и геополитического давления.

У Британской империи дела шли лучше. Победа над Россией в Крымской войне сделала её мировым гегемоном. Викторианская эпоха (1837 — 1901) была периодом культурного, технического и научного развития. Несмотря на победу в Первой мировой войне, в послевоенный период начался упадок Британской империи. Она проиграла экономическую гонку Соединённым Штатам и Германии. В Ирландии произошла революция, которая в 1921 году привела к образованию Ирландского Свободного государства. После Второй мировой войны процесс продолжился; Индия ― «жемчужина британской короны» — обрела независимость в 1947 году. В скором времени Шотландия может стать отдельным государством. Все империи рано или поздно разваливаются. Однако это не умаляет заслуг британских элит в период чартизма.

Почему плутократические элиты несут угрозу демократии

Изучение примеров успешного выхода из кризиса даёт повод как для оптимизма, так и для пессимизма. С одной стороны, оно показывает, что возможно остановить выкачивание капитала и восстановить баланс в обществе без революций и войн. С другой, таких примеров в истории мало. К счастью, сегодня мы лучше понимаем причины нарушения баланса, поэтому можем предсказать вероятный исход разных мер по его восстановлению. Хотя проведение реформ, конечно же, всегда наталкивается на сопротивление групп, которым они невыгодны.

Универсального решения нет. Поддержание баланса требует постоянных усилий. Нестабильность возникает из-за одного из основополагающих социологических принципов — »железного закона олигархии», который гласит, что когда определённая группа приобретает большую власть, то неизбежно начинает использовать эту власть для продвижения собственных интересов. Мы можем наблюдать этот принцип на примере как древних, так и современных государств. Например, в Российской империи раннего периода служили все: крестьяне, дворяне и правитель. Однако у дворян было больше власти, чем у других игроков, поэтому они в итоге вышли из трёхстороннего договора и освободили себя от службы. Затем они начали выкачивать капитал, паразитируя на крестьянах.

К сожалению, железный закон олигархии действует и в современных демократиях.

В США выкачивание капитала было остановлено в период Эры прогрессивизма и Нового курса, однако затем в 1970-х годах элиты снова взялись за своё. Великобритания пошла тем же путём, хоть и с опозданием на несколько лет. В этой стране снижение зарплат началось после 1975 года. Сегодня есть признаки того, что некоторые другие западные демократии вступили на тот же скользкий путь.

Наиболее очевидный признак — это то, что после длительного сокращения разрыва в уровне доходов в ХХ веке, экономическое неравенство в западных демократиях (и в большинстве других стран мира) снова начало обострятся. Западная Европа также страдает от перепроизводства молодёжи с учёными степенями. Ещё один тревожный знак — распространение рыночного фундаментализма.

Мало кто осознаёт, что хотя демократия — лучшая (или наименее худшая) из форм правления, демократии особенно уязвимы перед властью плутократов. Хоть идеология это и самый мягкий тип власти, в демократическом обществе он самый важный. Плутократы покупают СМИ, спонсируют аналитические центры и озолачивают инфлюэнсеров, которые продвигают их интересы. Они обладают огромной властью над мнениями избирателей. Манипулирование результатами выборов и лоббирование также довольно действенные методы. В конце концов, деньги — это самое важное топливо для организаций. Голого энтузиазма неодстаточно.

Пример США должен служить предостережением для Европы, так как процессы, обуславливающие переход от демократии к плутократии, идут там полным ходом вот уже несколько десятков лет. Звучит довольно пессимистично, но есть и повод для оптимизма. Несмотря на культурную близость и принадлежность к одной сверхнациональной организации, страны Европейского Союза идут довольно разными путями. Возьмём в качестве примера только один показатель из World Inequality Database — долю ВВП, которая приходится на 1 процент богатейших людей.

Логично будет начать с Германии, крупнейшей экономики в ЕС. На протяжении многих десятилетий начиная с 1945 года, доля ВВП, которая приходится на 1 процент богатейших людей, колебалась здесь на уровне около 10 процентов. Ещё в 2003 году она находилась на отметке в 9,5 процентов, но затем подскочила до 13 процентов. В Германии сдвиг был не таким резким и произошёл позже, чем в США. В Америке доля 1 процента богатейших людей в 1970-х годах составляла 10 процентов (как в Германии), однако после 1980 года резко выросла и вот уже более 10 лет находится на уровне 19 процентов. Во Франции доля ВВП, которая приходится на 1 процент богатейших людей, достигла минимальных значений в 1980-х годах (8 процентов), а затем выросла до 11 процентов в 2000-х. После этого она неожиданно снизилась и ныне составляет 10 процентов.

В Австрии показатели неравенства довольно стабильны. В 1980-х годах доля 1 процента богатейших людей составляла 11 процентов; в 2000-х она выросла до 12 процентов, но затем упала до 10. В Дании же доля 1 процента в 1980-х годах упала ниже 7 процентов, но затем выросла до 13.

Почему разнообразие траекторий так важно? Оно помогает лучше понять причины роста и сокращения неравенства. Мы вступаем в очень неспокойный период мировой истории. Изменение климата, пандемии, экономические кризисы, военные конфликты и миграционные потоки станут для стран серьёзными испытаниями в ближайшие годы. Выдержат ли страны с более низким уровнем неравенства эти испытания более успешно? Нам важно это знать.

Человечество прошло долгий путь с момента возникновения нашего вида около 200 тысяч лет назад. Последние 10 тысяч лет были периодом особенно стремительного развития. Деспотические элиты раз за разом приходили к власти и оказывались свергнуты. Сегодня мы снова вступаем в дезинтегративную стадию цикла, однако человечество учится на своих ошибках. Кумулятивная культурная эволюция подарила нам социальные институты, которые позволяют достичь высокого уровня жизни для широких слоёв населения. Да, этот потенциал не всегда реализовывается на полную — уровень благосостояния в разных странах очень отличается. Однако в долгосрочной перспективе эта вариативность необходима, чтобы культурная эволюция продолжалась. А когда эгоистичные правящие классы разрушают государство, важно иметь примеры благоприятных исходов. Именно мы, «99 процентов», должны требовать, чтобы правители действовали в наших общих интересах. Сложные общества нуждаются в элитах, чтобы функционировать должным образом. Нужно не избавляться от элит, а вынуждать их действовать в интересах всех граждан.

©Peter Turchin

Оригинал можно почитать тут.