Антон Лапов является независимым куратором, медиа-художником и исследователем «Открытого архива украинского медиа-арта». В рамках SWAP: UK/UKRAINE RESIDENCУ PROGRAMME (программа для художников от British Council по обмену культур и художественных традиций) Антон углубился в проблему влияния технологий на общество и исторических диалектических связей между политическими формами и технологической эволюцией машинных форм — процессы, наполненные органическим единством и этическим противоречием, — и создал проект Power Relation, который является результатом размышлений художника относительно индустриальной истории Англии, промышленная революция в которой зародилась на севере страны, в частности в Ливерпуле. На основе архивных данных был создан аудио-коллаж предназначенный для трансляции при помощи ФМ радио-передатчика в помещении «Ермилов Центра», где проходила финальная выставка SWAP:UK/UKRAINE.

— Ты являешься исследователем в Открытом Архиве Украинского Медиа-Арта. Как ты сам критически оцениваешь любительские эксперименты с созданием медиа арт в 90х годах в Украине? И по твоему мнению, возможно ли успешно создавать медиа и другое технологическое искусство без определенной школы?

С моими коллегами по «Открытому Архиву Украинского Медиа-Арта» мы уделяем много внимания исследованию истории Центра современного искусства Сороса (ЦСМС) основанного фондом «Возрождение» в 90х годах в Киеве и в Одессе. Это была школа культурных кадров, в которой формировались многие функционеры современной украинской культуры (например нынешний директор «Мыстецького Арсенала» — Олеся Островська-Люта). У художников вовлеченных в образовательный и выставочный процесс ЦСМС резко менялась оптика художественного восприятия; на воркшопах обучали передовым на то время технологиям flash art, html, а наличие определенных ресурсов обеспечивало, в частности, и доступ к продвинутым компьютерным методикам создания цифрового искусства. Многие почерпнули там для себя что-то новое, и это очень сильно повлияло на практику этих художников, несмотря на то что и большая их часть в 2000х вернулась к т.н. «традиционным медиа»,как например Александр Верещак, один из известных медиа-художников «первой волны». Для художников взращенных в условиях традиционной советской художественной традиции инъекция медиа-арта от ЦСМС была переломом сознания.

На сегодняшний день в Украине не существует подобной постоянной культурной институции (не только в сфере медиа-арта, а в целом современного искусства) ни в государственном ни в частном секторе, поэтому после хиатуса 2000-х в 2010-х приобрели особую важность временные образовательные инициативы. Так,к примеру, я был участником такой временной школы (Новая Художественная школа в Киеве — прим.), которая многое мне дала. Позже я когда я уже присоединился к команде «ДзигаМедиаЛаб» (ГО созданная Яниной Пруденко в 2015 году с целью поддержки исследования украинского медиа-искусства), и в марте 2016 года мы организовали уникальный образовательный эксперимент — школу Science Art в Харькове. Это был опыт создания коммуникационной площадки между начинающими украинскими медиа- художниками и учеными из некоторых НИИ Харькова. Основная польза таких временных инициатив в том, что формируется сеть связей и контактов между культурными деятелями страны. Дается толчок для саморазвития, а дальше все зависит от желания человека самообразовываться и развиваться. Да, у такой системы есть свои недостатки, потому что постоянное образование действеннее: есть системность и комплекс знаний. Такого не хватает, это проблема Украины. Мне пришлось учиться самому. Главное — это желание человека к самообразованию. Это вообще главное требование современности- постоянное перепрофилирование и междисциплинарность.

— Как происходит процесс медиа исследования? В каких-то социальных медиа например Вконтакте, или в закрытых архивах?

Использую все подряд, в том числе и Вконтакте, хоть это кому-то может и не нравиться. Меня интересует не только медиа, но и т.н. “маргинальное” искусство — в частности в Луганске и Донецке. Вконтакте, к примеру, можно найти архивы, вырезки из газет, фотографии с тусовок и открытий выставок происходивших в Луганске в 90е года — часть информации осталась только там, к сожалению. Также активно исследую различные архивы на YouTube.

Процесс моих исследований в рамках «Открытого Архива Украинского Медиа-Арта» происходит в какой-то мере хаотично и спорадически. Конечно, я бы с удовольствием хотел бы раскопать какой-нибудь физический архив локальной телекомпании, в том же Харькове, предположим. Хотя я думаю там тоже полный хаос, но попытался бы выудить какие-нибудь съемки, репортажи с культурных событий. Но для этого в первую очередь нужно время, деньги,институциональная инфраструктура. Поэтому пока эта деятельность очень фрагментирована — «Открытый Архив Украинского Медиа-Арта» это волонтерская инициатива со всеми вытекающими отсюда позитивными и негативными моментами.

— Зачем вообще создавать медиа-арт, использовать генеративные программы, технологическое искусство, а не традиционные языки, например живопись и скульптуру? Это устаревшие практики по-твоему?

Несколько лет назад я был более скептично настроен к так называем «традиционным медиа», но постепенно, особенно в последнее время, я стал более лоялен к разнообразию художественных методов и техник. Мне кажется что сейчас, при таком распространении цифровых технологий, любой художник уже их использует. А если говорить относительно самого, грубо говоря, хардкора — медиа-арта в формате генеративного или алгоритмического искусства, то здесь конечно есть целый круг проблем. В частности, одна из главных — это когда медиум начинает говорить сам за себя, и художник увлекается звуковыми и визуальными эффектами в ущерб содержанию. Это одно из главных отрицательных черт технологий. Все знают, насколько компьютер может “засасывать” человека, яркий тому пример это интернет — устройство для прокрастинации. Все это залипание в технологии может привести к тому, что имея в голове какую-то первоначальную идею потом уже не только можно не прийти к новым,а вообще выйти в спектакулярный медиа-дизайн, застрять, как бы, в спец-эффектах. Можно представить генеративное и алгоритмическое искусство как продолжение авангардного проекта, который зародился еще в 20-х годах. Тот же супрематизм, концептуализм, американский минимализм 60-х: все эти движения несли идеи авангарда в течении истории столетия. Но после волны критики со стороны пост-структурализма тяжело найти надежное обоснование проекта авангарда в XXI веке. Медиа-арт пытающийся поддерживать миф авангарда мне кажется достаточно консервативным по форме. C другой стороны могу привести следующее интересное соображение — как мы можем называть алгоритмическое искусство «новым медиа» в то время как живопись акриловыми красками зарождалась синхронно, если не позже, и,таким образом, является не менее «новым медиа»?В целом, в своей практике я пытаюсь переосмысливать старые медиа с использованием новых цифровых технологий.

— Кстати насчет радио было бы интересно поговорить. Ты начинал с медиа-арта, виджеинга, занимался филд рекордингом, (записью полей), коллаборациями с другими художниками. Сейчас для своей выставки на SWAP ты выбрал именно радио. Это иллюстрирует твой путь, как художника, показывая что на данный момент для тебя радио интересней и актуальней?

Существует понятие «медиа-археология». Этот термин придумал финский теоретик и куратор Erkki Huhtamo. Медиа-археология может рассматриваться и просто как область исследований, и в тоже время как художественный и критический метод. А я занимался археологией раньше и от классической перешел к медиа. Обращаясь к, вроде бы, устаревшим с одной стороны медиумы, в определенной степени, критикуем чрезмерную одностороннюю акселерацию и негативные стороны технологического развития указывая на альтернативные пути изобретения будущего. В своем трактате “Summa Technologiae” Станислав Лем сравнивал технологическую и биологическую эволюции, показывая что те виды, которые кажутся атавистичными и архаичными, при определенной смене экологической обстановки, могут наоборот получить дальнейшее развитие, потому что у них сохранились какие то черты, необходимые для выживания. В определенной степени эти качества можно экстраполировать на технологию аналогового радио, которое обладает потенциалом того что потребитель сможет быстро перейти в статус создателя — тот же радиоприемник, при желании, можно перепаять на радиопередатчик. Таким образом создавать какие-то альтернативные способы коммуникации. Это дает способ заставить задуматься гипотетического посетителя/слушателя, как он использует современные средства коммуникации.

Специфика современного времени в том, что постепенное удешевление технологий привело к тому что те вещи, которые раньше были доступны только в закрытых исследовательских лабораториях, сейчас стали доступны массовому потребителю, и на их основе можно создавать свои практические и концептуальные системы. В общей канве художественной истории или истории новых медиа конкретно это приводит к определенному возрождению трендов. Та же VR — это достаточно старая технология, которая проходила аппробацию в 60-х в США, в лабораториях МIT. Но сейчас из–за того что VR могут себе позволить многие, это уже стало массовым инструментом, что дает новый толчок для индустрии развлечений. Тоже самое происходит и с радио. Из–за развития цифровых технологий и методов обработки сигналов радио стало настолько доступным, что сейчас это, грубо говоря, примочка к компьютеру. Возникают новые гибридные форматы — старые технологии в совмещении с новыми цифровыми подходами дают новые комбинации.

— В рамках своего проекта #hero ты затронул очень интересную тему о канонизации военных обеими враждующими сторонами военного конфликта, посредством языка генеративных программ. Как украинский зритель воспринимает твой сложный язык, построенный на метафорах и необъектном, музыкальные эксперименты и вообще, ждешь ли ты понимания своих работ от украинцев, которые не причастны к арт среде?

Да, я пытаюсь творить осмысленно, и сознательно избегаю созданию медиа-аттракционов, что зачастую может выглядеть нудным для зрителя. Используя сложные технологии нужно найти настолько простую форму высказывания, которая будет одновременно и доступна и чуть-чуть иронична, и в тоже время с легко считываем посылом.

Медиа-арт невозможно воспринять мгновенно, как картину, необходимо время для того чтобы в него погрузиться. Это проблема нахождения актуального языка, уж тем более в условиях Украины где народ вообще-то пытается просто выживать и пытается что-то себе заработать на хлеб насущный, а тут посетителя сталкивают лицом к лицу с проблемами, неудобными темами которые он сознательно/бессознательно избегает. Физическое выживание в условиях эскалации насилия, нахождение средств к существованию, и дома — это проблемы, которая и меня очень сильно беспокоит, также как и моих друзей: художников-переселенцев из Донбасса. Это была моя естественная внутренняя художественная эволюция, которая была опосредована событиями в моей жизни. Поэтому я не говорить об этом не могу, хоть еще и не понял как находить язык, чтобы об этом говорить доступно. Для неподготовленной публики наверное да, это немного сложновато.

— Ты участвовал в создании журнала Coal, в рамках проектов Луганской контемпорари диаспоры вместе с другими художниками родом с востока Украины. Расскажи, чем объясняется такое широкое и заметное присутствие художников из Донецка и Луганска на украинской сцене современного искусства, которые сейчас организовывают рейвы, занимаются диджитал артом и другими авангардными практиками, несмотря на самую неблагоприятную среду?

Сложная культурная повестка на Донбассе заставляла и заставляет многих местных начинающих деятельных людей мигрировать в более крупные центры. Также существенной проблемой Луганска и Донецка было отсутствие высшего учебного художественного заведения. Пару лет назад я сделал небольшое исследование, попытка очерка луганского искусства, назовем это так, в котором тоже задавался вопросом, что же послужило тому, что люди делали альтернативные/контркультурные художественные объединения в 90е-2000е и продолжают делать и по сей день. Несмотря на ощутимое давления маргинальной среды из Донбасса вышло много талантливых и творческих людей. Может быть раз это такое движение от обратного, как в принципе и вся украинская культура развивается. На Донбассе и в других индустриальных регионах это было настолько концентрированно, что наверное люди от безысходности находят выражения в отчаянном и часто изолированном творческом поле. Луганск имел достаточно интересную локальную музыкальную ситуацию. Например, у нас был магазин, который с Москвы в свое время возил компакт диски, такие, что я в Харькове-Киеве не находил. Для меня это важно, я ведь с музыки начинал. В Луганске можно было найти какой-то CD со сверхандеграундным фриджазом Джона Горна или какой нибудь сверх нойз, слушать и развиваться. Может это из–за близости к Москве, России. А в плане визуального искусства, я слышал такое мнение что относительно академической живописной школы в Украине особо ценились два худ училища — Закарпатское и Луганское. В течении второй половины 90х в Луганске, с мой точки зрения, формировалась специфическая арт-тусовка не менее интересная чем в Харькове или во Львове. В начале 2000-х многие представители той тусовки уезжают в другие крупные города, эта была первая волна творческой эмиграции из Луганска. В те времена экономическая ситуация в стране стала более стабильной, формировался рекламный рынок, шоу-бизнес и соответствующий рынок труда. Наше поколение — оказалось в чем то похожей ситуации. После войны многим молодым активным людям пришлось уехать.Снова повторилась ситуация что многие кто пытался развивать местную культурную среду в итоге нашли себя не в родном городе.

— Насколько я понимаю, твоя стихия — это технолгии. Искусство после новых медиа до сих пор можно называть искусством в классическом понимании или это новое, футуристичное слияние с наукой (история медиа-арта начиналась с научно-академических исследований-прим.)? Подарит ли технологическое искусство новый голографический эдем человечеству, или случится передоз от потребления диджитал контента и будет ренессанс классического искусства?

Проблема дополненной реальности это чрезмерная коммерциализация этой технологии. Есть мнение о том, что функция медиа художника это по сути изобретение и тестирование альтернативных интерфейсов, которые со временем аппроприируются капиталом. Поэтому тут конечно шаткая позиция, в особенности когда ты работаешь с передовыми технологиями. Это часто мне напоминает реальную тестировку каких-то новых коммерческих продуктов, как в случае с VR. Это нормально, это бизнес, наука,все это привлекает художника, потому что они как дети — играются, и этим всем и разрабатывают разные формы взаимодействия. А потом , в тот момент когда художественные эксперименты приводят к появлению какого-либо нового технологического принципа (возможно имеющего некий критический потенциал), новой технологической формулы — это все запускается в массовое производство. В моем представлении все–таки искусство не может быть полностью совместимо с коммерческой сферой — есть сфера медиа дизайна и есть сфера медиа-арта. В принципе, в традиционном искусстве и дизайне аналогичная диалектика. Все–таки я склонился к тому, что искусство должно стремится выводить человека из зоны медиа комфорта.Тут очень важен выбор правильного медиума. Если ты делаешь даже крутое критическое высказывание, но показываешь его в галерее, допустим, на плазменном телевизоре, то сам факт такой трансляции имеет свое собственное значение. Телевизор это очень привычный элемент доместицированной медиа-среды. Ты что дома посмотрел телик, что в галерею пришел посмотрел. Поэтому проблема интересных новых интерфейсов и проблема выведения человека из зоны комфорта — вот что по моему мнению является двумя взаимообязательными условиями хорошего медиа-арта.

У многих художников, которые в 90-х были в утопических настроениях насчет будущего художественного языка, сейчас очень депрессивное состояние. Они считают что все стало коммерческим, и многие не знают что делать дальше. Это насколько я знаю.

С остальными проектами Антона можно ознакомиться на сайте http://cargocollective.com/lapov/