История не оставляет нам шансов. В перспективе обратного отсчета, пробегая по полкам или папкам вневременного обогащения, мы часто упираемся в странные сгустки прошлого, которое настолько упорядочено, что, кажется живее всех живых. Так существование Третьего рейха представляется мне скоплением культурных аномалий, которые давно закончили свое действие, но там, в прошлом, они как будто бы продолжают свое восхождение по невидимым струнам национал-социализма. Идеальный мир, где каждый получает по заслугам, понятный и перспективный, лишенный душевных травм и воображения, способного на поворот к дегенеративным полям, вредного для масс, искусства.

Я представляю себя 18 июля 1937 года, я белом костюме и перчатках, на мне белые туфли и волосы убраны назад. Я вхожу в центр официальных художественных выставок Третьего рейха, и я вне себя от того, что предстает передо мной. Во-первых, это здание построено по канонам арийской архитектуры, его величие служит демонстрацией искусства, которое стоит на службе у Третьего рейха. Во-вторых, передо мной вырастают скульптуры, отражающие всю мощь и силу молодого атлетического тела. Красота, воспетая Винкельманом, «благородная простота и спокойное величие». Все это вызывает трепет и гордость, которые смешиваются со страхом и отчаяньем. Казалось, что следование античным канонам осталось в прошлом, что салон Отверженных канул в Лету, вместе с недоумением по поводу «личных» искусств, понятных лишь автору и его почитателям. Не каждому зрителю, а лишь тому, кто способен выйти за золотые рамки предсказуемых и правильных (каноничных) произведений искусства.

Я с трепетом вспоминаю то время, когда Германия обладала почвой для эксперимента, как галеристы из США приезжали, пообщаться с управляющими музеев Германии, чтобы перенять их опыт. Но, это в прошлом. Передо мной стены, которые завешаны карикатурами на жизнь. Здесь функция искусства зациклена на одной единственной цели — отразить культуру масс, показать ее такой, какой ее угодно видеть власти. Это сильная, пышущая здоровьем нация, которой чужды любые проявления слабости, физической или, уж тем более, психической. Сплоченность, общие цели и неизменное стремление к совершенству — отличительная черта соцреализма.

Тоталитарное искусство — это в первую очередь способ производства массовой культуры, это и есть массовая культура. Художники, угодные Третьему рейху, превращают живопись в комикс, который повествует о бесстрашном народе, чья сила сосредоточена в их единстве. Они пишут портреты вождя по канонам традиционной иконописи, тем самым ставят под сомнение авторство и роль творца. Возникает вопрос: можно ли считать произведения тоталитарного искусства «высоким» искусством? Следование античным канонам, сведенное до элементарного копирования, стирает индивидуальность шедевров. Что подводит нас к вытеснению ауры художественного произведения, без которого, по словам Беньямина, оно существовать не может. Значит, рассматривая соцреализм, мы сталкиваемся с методом производства массовой культуры, который заключен в способе изображения окружающей действительности при помощи художественных техник.

В художественном смысле само изображение отходит на второй план, оно копирует то, что постоянно проговаривается властью, выстраивает определенное представление и продуцирует недостижимый Смысл. Шедевры тоталитарного искусства плотно впечатаны в национал-социалистический контекст. Они воплощают коллективный запрос, который получает художник. Образы постоянно воспроизводятся, дублируют друг друга, кистью разных творцов. Таким образом, происходит обезличивание самого художника. Его работы превращаются в производство зрителя (массовой культуры), а не изображения.

Печально. И я хочу перенести себя в следующий день, 19 июля 1937 года, когда я вхожу в здание напротив Дома искусств, в Институт археологии. Здесь в душных и тесных залах, без рам, в кучу, на стенах размещены произведения, так называемого «дегенеративного искусства». Представители модерна и авангарда, в новом для них свете, свете безумия и отвращения, в сопровождении оскорбительных надписей, часто оставленных прямо на шедеврах. Возле каждой работы приписка с ценой, это государственные средства, и имя директора музея, которого с позором уволили, ведь он тратил деньги простых рабочих на «бесполезную мазню».

Гитлер так и не смог преуспеть в искусстве, его живопись всегда считали скучной и бездушной. Потому у него были свои счеты ко времени Веймарской республики, когда толерантность в области культуры была символом немецкой демократии. Воспитание вкуса у зрителя являлась важной частью политики, потому директора музеев имели отличное чутье на шедевры, которые, впоследствии, были изъяты и частично уничтожены. Гитлер считал модернизм и авангард надувательством, которое продвигают галеристы-евреи в немецкие музеи, вынуждая их тратить государственный бюджет на бесполезные вещи.

Была создана специальная комиссия, которая за 10 дней умудрилась посетить 27 городов, и отобрать 700 произведений «дегенеративного искусства». К слову, выявить истинное арийское искусство оказалось куда сложнее, еле удалось собрать 650 работ. Итак, на примере хорошего и плохого, произошло столкновение тоталитарного, здорового, искусства с психически-ненормальным псевдо искусством.

Нацисты опирались на то, что искусство является отражением здоровья нации, потому часто рассуждали о нем в терминах биологии и психиатрии. Так, «дегенеративное» взяли из биологии, где речь идет о мутировавших видах, сложно определимых в их новой форме. Потому «дегенеративное искусство» не рассматривалось как искусство вовсе, это было что-то инородное, симптом, который указывает на болезнь, опухоль, от которой следует избавиться.

Удивительно, но посмотреть на картины-изгои каждый день приходило от 20 до 36 тысяч человек, что в 5 раз превышало посещаемость «Большой выставки немецкого искусства» в здании напротив. Атмосфера царила странная, духота и неряшливость вызывали неприятное ощущение. Зрители вели себя вызывающе и агрессивно, грубо шутили, тыкали в картины пальцами. Они легко приняли правила игры. Никто из присутствующих не мог высказать положительное мнение о представленных работах, ведь это могло привести к столкновению с разъяренной толпой.

Я не стану рассуждать о том, что шедевры, которые поместили на выставку под названием «Дегенеративное искусство» таковыми не являлись, это и так понятно. Я хочу обратить внимание на следующее. Как формирование музейного пространства может повлиять на общественное мнение и поменять местами смыслы. Третий рейх создал империю при помощи элементарной хитрости. Искусство на службе у власти деформировало само понимание культуры. Оно лишило человека способности к добровольной экспрессии, замкнула его в пространстве, где он перестал самостоятельно принимать решения.

Национал-социалистическое искусство отражает существование человека в системе тотального контроля. Оно гладкое, лишенное изъян, здоровое. Это мнимое направление исключает все художественные стили, ведь выбора быть не должно. Зрителю незачем копаться в глубинах бессознательного, отождествляя себя с автором, его чувствами, его состоянием. Автор уходит. Ведь не он творит, не может отдельная личность производить знаки и смыслы в рамках тоталитарного режима, это может делать исключительно «народ».