Кара Джеселла, 15.12.23

I. Так было не всегда

В моей академической жизни мне посчастливилось в том, что мой первый курс по женским исследованиям вёл раввин, а второй — Анджела Дэвис. В Вассарском колледеж в 1990-е годы, когда я была одержима идеей мультикультурализма и идентичности, я узнала от раввина Ширли Идельсон о интерсекциональности и чёрном феминизме, и меня научили, что если я не понимаю испанский язык в ставшей канонической антологии «This Bridge Called My Back: Writings by Radical Women of Color», я должна найти того, кто понимает, и перевести его для меня. Я также узнала, что могу быть еврейской феминисткой, разбирая свою сложную личную и общинную историю в поисках теоретических идей, как это делала моя любимая теоретик Адриенн Рич.

В течение тринадцати лет, когда я была одной из единственных евреек в католической школе, которую я посещала, мальчик, которого я иногда считала своим парнем, рисовал свастику на обложках моих книг. Начальница на моей летней работе был в восторге, узнав, что я собираюсь поступать в Вассарский колледж, «даже если там будет много JAPs» (JAP, как она объяснила, это jewish american princess). Я не писала о панике вступления в совершеннолетие в то время и в том городе, где «Operation Rescue» каждые выходные пикетировала клиники абортов и скандировала «убийцы младенцев». (Статья 1990-го года в еврейском феминистском журнале «Lilith» была озаглавлена «Движение против выбора: Плохие новости для евреев»). Через год после окончания школы — я уже бежала в Нью-Йорк — Барнет Слепиан, местный еврейский врач, делавший аборты, был убит членом католической группы против абортов, когда он возвращался из школы.

Тем не менее в своём первом сочинении на уроке раввина Идельсона я сравнила свой собственный опыт расизма с опытом чернокожих американцев и пришла к выводу, что у американских чернокожих он ещё хуже. «Мне кажется, вы приглушаете ужас свастики», — заметил раввин Идельсон, ставя мне оценку А-/А. Позже, на занятиях профессора Дэвиса, я узнала, что термин «цветные женщины» — это не меланин, а образная политическая формация. Эти два занятия повлияли на все, чем я занималась в дальнейшем: на получение степени бакалавра по женским исследованиям, на годы работы феминистской журналисткой и автором книг, а также на докторскую степень, которую я получила два года назад, когда наконец-то защитила диссертацию по феминистской историографии.

Май 2021-го года был печальным и страшным месяцем для еврейской феминистки, поскольку на Ближнем Востоке и в Нью-Йорке, где я по-прежнему живу, нарастало насилие. Друзья из аспирантуры и феминистского интернета размещали в социальных сетях антисионистскую инфографику, а перед еврейским детским садом, куда ходит моя дочь, дежурила группа полиции по борьбе с терроризмом. Утром в день моего выпуска я проснулась и обнаружила, что в Твиттере циркулировала петиция под названием «Факультеты гендерных исследований солидарны с палестинским феминистским коллективом». В ней мне сообщили, что евреи — колонизаторы, а не коренные жители Израиля, и отвергли определение антисемитизма, данное Международным альянсом памяти жертв Холокоста. Через два дня я получила электронное письмо от своего факультета с сообщением о награде и ещё одно с выражением солидарности с палестинским народом. Трудно было понять, что именно это означает — кто не хочет лучшей жизни для палестинцев? Но, учитывая политику факультета, я могла и догадаться.

Но это была лишь прелюдия к тому, что должно было произойти после зверств, совершенных ХАМАСом против кибуцев на юге Израиля 7-го октября. Около 1200 мужчин, женщин и детей были убиты, а ещё 240 попали в плен и были брошены на произвол судьбы в Газе. Но не успели остыть тела погибших, как прогрессивные друзья и коллеги стали выкладывать в социальные сети изображения палестинских флагов и парапланов, а также переименовывать агрессоров в жертв.

Ещё более шокирующей была феминистская реакция на сообщения о пытках и сексуальной жестокости, которые стали появляться после резни. Многие феминистки либо неохотно, либо демонстративно не желали проявлять ни малейшей солидарности с израильскими женщинами. Вместо этого их приоритетом стала поддержка призывов к «деколонизации Палестины любыми необходимыми средствами». Изнасилования и сексуальные нападения теперь либо презирались, либо отрицались, а в некоторых случаях даже оправдывались как законные или, по крайней мере, понятные действия угнетённого народа. Нет никаких очевидных причин для феминисток поддерживать ХАМАС, а не Израиль, учитывая регрессивные представления о женской свободе и гендерных ролях, изложенные в основополагающем завете первого. И все же некоторые феминистки посещали демонстрации против Израиля, на которых скандировали лозунги уничтожения, а другие портили плакаты с изображением пропавших без вести во имя «свободной Палестины». Даже Совет ООН по делам женщин медлил, и ему потребовалось восемь недель, чтобы осудить сексуальное насилие со стороны ХАМАС.

Так было не всегда. В годы, предшествовавшие началу Второй интифады в 2000-м году, в журналах и газетах появлялись статьи, книги и конференции, посвящённые иудаизму и антисемитизму. Еврейские феминистки выражали свою любовь к Израилю или, по крайней мере, признавали, что эта страна должна существовать. А когда критика израильской политики все же появлялась, она часто исходила от самих еврейских феминисток, которым было несложно отличить граждан Израиля от действий их правительства. «Еврейские лесбиянки-феминистки не могут не относиться критически к нынешнему израильскому правительству», — пишет Эвелин Тортон Бек, профессор женских исследований, ребёноком пережившая Холокост, в книге «Nice Jewish Girls: A Lesbian Anthology», опубликованной в 1982-м году. «В своей писательской деятельности и активизме я поддерживаю как палестинское, так и еврейское национальные движения», — написала Элли Булкин в книге «Yours in Struggle: Three Feminist Perspectives on Anti-Semitism and Racism», опубликованной в 1984-м году.

Но изменения в in-group формациях и теоретизировании феминизма позволили антисемитизму и антисионизму, которые латентно присутствовали в начале движения, стать явными и укорениться. Переход к феминизму, основанному на идентичности, который включает в себя цветной женский феминизм и квир-теорию, породил захватывающую, изобретательную, трогательную и сложную феминистскую теорию. Но он также способствовал формированию идеологического климата, в котором презираются дискуссии об антисемитизме и Израиле, и который в настоящее время глубоко негостеприимен по отношению к евреям.

II. От сестринства к политике идентичностей

Начиная с 1960-х годов еврейские женщины играют огромную роль в феминизме. Флоренс Хоу, которая основала издательство Feminist Press и опубликовала утратившие силу феминистские работы чернокожих писательниц, таких как Зора Нил Хёрстон, известна как мать женских исследований. Роберта Сэлпер, создавшая в 1970-х году в Государственном университете Сан-Диего первую в стране программу женских исследований, тоже еврейка. Многие еврейские феминистки были писательницами и организаторами: Тилли Ольсен, автор книги «Silences»; Элен Сиксус, автор «The Laugh of teh Medusa»; восемь из 12 членов первоначального Бостонского книжного коллектива «Women’s Health», который опубликовал книгу «Our Bodies, Ourselves»; основательница и несколько членов группы «Jane Collective», который помогал женщинам делать аборты, когда они ещё были незаконными. Герда Лернер, пережившая Холокост, основала первую выпускную программу по истории женщин и отредактировала нашумевший том «Black Women in White America: A Documentary History». Шуламит Файерстоун, выросшая в ортодоксальной семье, написала книгу «The Dialectic of Sex: The Case for Feminist Revolution».

В 1963-м году еврейская журналистка-работница, ставшая автором женского журнала, Бетти Фридан положила начало второй волне феминизма, написав книгу «The Feminine Mystique» о полной неудовлетворенности жизни домохозяйки. Тем временем более молодые «радикальные феминистки» начали препарировать сексуальность и семейную жизнь на своих сеансах повышения сознательности. В 1970-м году Робин Морган (тоже еврейка) написала:

Женское освобождение — первое радикальное движение, которое строит свою политику — фактически, создаёт её на основе личного опыта. Мы поняли, что эти переживания не являются нашими личными проблемами. Их разделяет каждая женщина, и поэтому они являются политическими.

Но название антологии Морган «Sisterhood is Powerful» говорит о чрезмерности, которая преследует феминизм и сегодня. Многие еврейские феминистки были социалистками и убеждёнными антирасистками — эмигрантками из движений «новых левых» и за гражданские права, которые серьёзно восприняли призыв движения «Black power» «организовываться среди своих». Но их попытки включить цветных женщин в свои журналы и конференции были, по словам чернокожей феминистки Тони Кейд Бамбары, «приглашением объединиться на их условиях».

Большинство молодых женщин были вдохновлены протестами против конкурса «Мисс Америка», которые они видели по телевизору, или манифестами против домашней работы, которые они читали в журнале «Ms». Они не читали Маркса и Фанона, не знали о принудительной стерилизации и не беспокоились о том, как прокормить своих детей. Они просто хотели выполнить первое обещание феминизма — улучшить свою собственную жизнь. И в этом направлении им ещё предстояло многое сделать: только в 1970-х годах незамужние женщины любой расы или класса могли получить противозачаточные таблетки, прервать нежелательную беременность, получить кредитную карту на своё имя или не быть уволенными за беременность.

В 1970-х и 80-х годах чернокожие, чикана, коренные американки, арабки и азиатки объединились в политический блок, который они назвали «Женщины третьего мира», а позже — «Цветные женщины». В их текстах утверждалось, что угнетение является продуктом не только пола, но и класса, расы и сексуальной ориентации. В коллективном заявлении Combahee River, в котором в 1977-м году была представлена «политика идентичности», говорится: «Если бы чёрные женщины были свободны, это означало бы, что все остальные должны были бы стать свободными, поскольку наша свобода потребовала бы уничтожения всех систем угнетения». Чёрная женщина стала мессианской фигурой, и она должна была принести освобождение всему миру.

Еврейские феминистки также настаивали на том, что они не похожи на других белых женщин, но они не были частью этой новой растущей силы. В книге «Feminist Theory: From Margin to Center», опубликованной в 1984-м году, чернокожая феминистка Белл Хукс пишет: «Большая часть феминистской теории возникает благодаря привилегированным женщинам, которые живут в центре». Она имела в виду белых женщин в целом и Фридан в частности, чью самую известную работу Хукс назвала «исследованием нарциссизма». Самая дальновидная феминистская теория, писала она, возникнет благодаря «личностям, которые знакомы и с краями, и с центром». Когда Фридан росла, она была печально известна в Пеории, штат Иллинойс, интеллектуалкой с крючковатым носом, отвергнутой сверстниками из-за того, что она была еврейкой, но при этом преуспевающей в академических исследованиях на уровне аспирантуры в то время, когда многие университеты отказывались принимать на работу евреев. Но евреи не считались маргиналами, а феминистская теория должна была быть написана цветными женщинами — или, по крайней мере, о них.

Самые новые тексты, такие как речь чернокожей феминистки Одри Лорд «The Uses of Anger», произнесённая в 1981-м году в Национальной ассоциации женских исследований, призывали феминисток перенаправить гнев на мужчин друг на друга — соредактор «This Bridge» и феминистка-чикана Черри Морага в том же году назвала это «актом любви». Эта этика противостояния и «ответственности» пропитала лесбийскую издательскую сцену, в которой были созданы самые важные феминистские теории 1980-х годов. В другой речи 1981-м года, озаглавленной «Coalition Politics: Turning the Century» чернокожая феминистка Бернис Джонсон Рейгон рассказала о том, как важно «пытаться объединиться с кем-то, кто может тебя убить… потому что только так ты сможешь остаться в живых». Этот процесс, по её словам, заставлял её чувствовать себя так, «как будто я в любую минуту могу упасть и умереть». Работать вместе и чувствовать себя при этом плохо — вот цель. В 1982-м году Анджела Дэвис посоветовала женщинам стать «воинственными» в борьбе с расизмом. Стало героическим быть тем, кого белая феминистка Мэб Сегрест назвала «расовым предателем».

К этому времени еврейские женщины начали обретать мирскую власть, и не только над нянями и уборщицами. Хотя — и в этом заключалась проблема — они все ещё имели власть над нянями и уборщицами, которые часто были цветными женщинами. Феминистские издательства экспериментировали с тем, как женщины могут разделить власть. Редакционный коллектив, состоящий в основном из евреек, пригласил членов группы Combahee Барбару Смит и Лоррейн Бетел в качестве приглашённых редакторов номера «Black Women’s Issue» 1979-м года. Бетел открыла номер стихотворением под названием «ЧТО ЗНАЧИТ МЫ, БЕЛЫЕ ДЕВУШКИ? ИЛИ, КУЛУДСКАЯ ЛЕСБИЙСКАЯ ФЕМИНИСТСКАЯ ДЕКЛАРАЦИЯ НЕЗАВИСИМОСТИ (Посвящённая утверждению, что все женщины не равны, то есть не идентично/одинаково угнетены)», написав: «Предисловие: Я купила свитер на дворовой распродаже у белокожей (в отличие от англосаксонской) женщины. Когда я его надеваю, меня поражает его запах — от него веет мягкой, привилегированной жизнью без стресса, пота и борьбы». Спустя чуть более тридцати лет после Холокоста нетрудно понять, кого здесь обвиняют в лёгкой жизни. В книге 1981-м года «The Possibility of Life Between Us: A Dialogue Between Black and Jewish Women» чернокожие женщины также настаивали на том, что у евреев все хорошо.

Не только цветные женщины решили, что еврейские женщины слишком властные, слишком успешные, слишком белые, слишком одержимые Холокостом и слишком заинтересованные в своей новообретенной этнической идентичности, чтобы доминировать на феминистской сцене с новым сознанием идентичности. Нью-эйдж феминистки считали, что иудаизм убил поклонение богиням, а белые профессора-социалисты приравнивали евреев к капиталистам. Но еврейские женщины и раньше считали цветных женщин своими естественными союзниками, а теперь, когда феминистские теории и союзы цветных женщин стали наиболее влиятельными, именно на их антисемитизм чаще всего обращали внимание еврейские феминистки. Цветные женщины обижались на эту критику и говорили, что она расистская.

В 1988-м году — через шесть лет после выхода книги «Nice Jewish Girls» и за год до того, как Кимберли Креншоу познакомила феминисток с концепцией интерсекциональности, — Эвелин Тортон Бек жаловалась, что еврейские женщины остаются за бортом женских исследований. Она винила «нашу первоначальную концептуальную схему, которая установила (и быстро закрепила) взаимосвязанные факторы “пол, раса и класс” в качестве основы для угнетения женщин». Преобладающая аналитическая структура женских исследований была неспособна признать, что заговорщические подозрения о преимуществах и влиянии евреев на самом деле способствовали их угнетению.

Ещё одна проблема, с которой столкнулись еврейские феминистки, — растущие антиизраильские настроения, наследие доктрин «новых левых» и «Чёрной власти», которые считали молодую страну империалистической, несмотря на исторические связи евреев с регионом, и даже расистской, как будто конфликт в стране ставит белых евреев против коричневых арабов, несмотря на то, что там живёт много цветных евреев. На конференции Международного года женщин ООН в Мехико в 1975-м году делегаты — многие из которых были выходцами из арабских и африканских стран и считали Израиль партнёром США и опорой западной гегемонии — приняли документ, приравнивающий сионизм к расизму. В 1980-м году в Копенгагене конференция официально признала делегацию Организации освобождения Палестины, которую возглавляла знаменитая угонщица Лейла Халед. Ответное вторжение Израиля в Ливан в 1982-м году только усилило враждебность к Израилю со стороны западных левых, а жестокость той войны не позволила некоторым еврейским женщинам быть солидарными со страной.

Тем временем интерес к арабскому и постколониальному феминизму рос. В одном из номеров журнала «Women’s Studies Quarterly» за 1983-м год Азиза аль-Хибри обрушилась с критикой на западных феминисток, выступающих против клиторидэктомии и хиджаба вместо оккупации, и потребовала: «Что толку от моего клитора, если меня больше тут нет?» В книге «Yours in Struggle» Барбара Смит пишет: «Часто чернокожие и другие цветные женщины чувствуют внутреннюю идентификацию с палестинками», хотя, «как и многие чернокожие женщины, я очень мало знаю о жизни других женщин третьего мира». Фантазия о союзе с женщинами третьего мира была более убедительной, чем реальность упрямых еврейских женщин, опубликовавших несколько (но недостаточно) книг цветных женщин, которых она публично упрекнула. «Я антисемитка», — заявила она в том же эссе, но при этом одобрительно написала о новом и более сложном еврейском феминизме, который поддерживает существование Израиля, выступая против его правительства. Цветные женщины и еврейские феминистки, в том числе сионистки, боролись друг с другом на публике — но, по крайней мере, оставались некоторые нюансы, и обе стороны продолжали разговаривать друг с другом.

III. Мосты к новому феминистскому антисемитизму

В 1990–м году еврейские феминистки, которые хотели оставаться частью все более интернациональной, мультикультурной и интерсекциональной феминистской сцены, запустили журнал с многообещающим названием «Bridges: A Journal for Jewish Feminists and Our Friends». Составительницы журнала участвовали в феминистских дискуссиях об идентичности и создании коалиций, публикуя и рецензируя работы цветных женщин, цветных евреев, израильских и арабских активисток движения за мир. Многие статьи развивали ранее скрытую, а теперь открытую новую идентичность: светская, антирасистская, еврейская, вполне возможно, лесбийская феминистка, которая разбирается в феминистской теории цветных женщин и поддерживает лозунг о двух государствах в то время, когда еврейский истеблишмент всё ещё этого не делал.

Но неустанная пропаганда журналом «хорошего еврея» только способствовала дальнейшей демонизации «плохого». Одна писательница заявила, что еврейские женщины в её колледже «несерьёзно относились к учёбе, бегали за мальчиками и пользовались папиными карточками»; другая сказала, что читала об афроамериканцах, «чтобы убежать от своего еврейства, которое казалось ей явно некрутым». Плохие евреи постоянно «твердили» об антисемитизме и Израиле, жаловался раввин Шарон Кляйнбаум, будущий лидер культовой конгрегации геев и лесбиянок «Бейт Симхат Тора».

Мелани Кайе/Кантровиц призвала «хороших евреев» использовать свой иудаизм против «мэйнстримных» евреев в качестве феминистского акта и рассмотреть возможность того, что их обвинения в антисемитизме были «надуманными». Хорошие евреи, писала она, «с гордостью восстановили традицию радикальных евреев» (которая почти исчезла из-за того, что многие социалистические, антикапиталистические, антисионистские, интернационалистские члены Еврейского рабочего Бунда в Восточной Европе были уничтожены во время Холокоста). Журнал «Мосты» популяризировал тексты еврейских феминисток, сыгравших важную роль в развитии того, что в 1997-го году в статье New York Times было названо «новой, очень горячей академической областью» изучения белизны — дисциплины, в которой участие евреев в движении за гражданские права часто рассматривается как фактически расистское, потому что оно было патерналистским.

В феминистской политике происходили и другие изменения. В 1990-м году Джудит Батлер опубликовала книгу «Gender Trouble», в которой утверждалось, что не существует естественной корреляции между биологическим полом и гендерным выражением. «Говорить о женщинах стало стыдно», — сказала в следующем году профессор женских исследований Нэнси К. Миллер. Квирная теория привела феминисток в более тесный контакт с такими теоретиками, как Мишель Фуко, который ставил под сомнение индивидуальное действие, и они потеряли интерес к лесбийскому феминизму, который делал акцент на трудном, но потенциально продуктивном взаимодействии с противоположными взглядами.

В книге «Underdogs: Social Deviance and Queer Theory» исследовательница Хизер Лав пишет, что политика теории гомосексуализма «разделена между либерализмом движения за гражданские права и люмпенским аппетитом к разрушению». Новая «квир-идентичность» разрушает сами категории идентичности. Лав писала, что расплывчатость термина «queer» — вроде как о сексуальных практиках, но в то же время и нет — в сочетании с идеей, что все его понимают, кроме вас, «порождает желание быть “в курсе”». Как и культурные эфемеры, к которым она часто обращается как к своим интеллектуальным объектам, квир-теория процветает на трансгрессивном возбуждении от неожиданного и незаконного. Если вы в теме, вы знаете, что биология не имеет ничего общего с тем, чтобы быть мужчиной или женщиной. Вы также знаете, что Израиль должен быть уничтожен.

Эта боевая энергия вскоре проявилась в феминистской литературе начала 2000-х годов. Крах израильско-палестинских мирных переговоров в Кэмп-Дэвиде и последовавшая за ним безжалостная кампания палестинских террористов-смертников заставили многие еврейские организации сдвинуться вправо. В ответ прогрессивные евреи начали вести антиоккупационную работу в других странах. Тем временем 11-е сентября, израильские военные операции на Западном берегу, войны администрации Буша в Афганистане и Ираке, Патриотический акт и дебаты об исламофобии — все это усилило интерес американцев к Ближнему Востоку. Новые активистские модели отказались от идеи, что и израильские евреи, и палестинские арабы имеют законные претензии на землю.

В 2003-м году эссе Эстер Каплан под названием «Глобализация интифады» появилось во влиятельной антологии «Wrestling with Zion». Каплан была членом активистской группы против СПИДа «ACT UP», которая сменила Кайе/Кантровица на посту директора организации «Евреи за расовую и экономическую справедливость». В своём эссе она назвала Палестину «новым поводом для злословия» и отметила, что активисты «сменили язык “конфликта” и “мира” на язык “оккупации” и “справедливости”». Многие из этих активистов теперь обращались со своими призывами не только к евреям, но и к неевреям, и Каплан поддерживала и поощряла этот подход:

Настало время, когда Израиль должен быть полностью изолирован мировым общественным мнением и вынужден, просто вынужден, уступить. Дорога к этой победе будет усеяна сообщениями по электронной почте, которые будут несколько резкими, и листовками, невосприимчивыми к еврейской истории. На ней будут присутствовать молодые, наглые и неосведомленные активисты, некоторые из которых будут нести плакаты с надписью «Сионизм = нацизм» в грубой попытке вскрыть старые еврейские раны. Израиль станет грушей для битья по всем хорошим причинам и, возможно, по нескольким плохим тоже. И что с того?

IV. Феминистские иконы: от квирного палестинского террориста к транс-антисионисту

«И что с того?» Представление о том, что существуют плохие национализмы (союзные Соединенным Штатам) и хорошие национализмы (те, которые собираются уничтожить капитализм и империализм), уже было частью левой мысли. В 2003-м году Родерик А. Фергюсон — профессор женских, гендерных и сексуальных исследований в Йеле и будущий президент Ассоциации американских исследований, поддерживающей движение «Boycott, Divestment, Sanctions» — опубликовал книгу «Aberrations in Black: Toward a Queer of Color Critique», в которой он предложил это отражённое в теории гомосексуализма повторение одного из самых ранних постулатов чёрного феминизма: «Оппозиционные коалиции должны быть основаны на ненормативных расовых различиях. … Сейчас наступил момент, когда отрицание нормативности и национализма является условием для критического познания». В 2005-м году ультрамодный, ультралевый академический журнал «Social Text» опубликовал эссе «What’s Queer About Queer Studies Now?», которое демонстрировало поворот движения от «внутренних дел белых гомосексуалистов» к этническим исследованиям и цветному женскому феминизму.

Идеальная феминистская личность перешла от образованной работающей женщины к молодой радикалке, лесбиянке с цветным цветом кожи, а теперь и к квиру — палестинскому террористу. Тем временем Пуар и другие, включая активистку Сару Шульман, осуждали «общепризнанно звёздное» обращение Израиля с геями и лесбиянками как «pinkwashing», средство отвлечь мир от его обращения с палестинцами. Неизменная антипатия феминизма к истине в пользу захватывающей контринтуитивной теории и нового набора желаемых эффектов и выводов достигла своего апогея в отношении к Израилю.

В своей книге 2012-го года «Israel/Palestine and the Queer International» Шульман утверждала, что феминистским активисткам не нужно быть экспертами в истории или политике арабо-израильского конфликта; вместо этого они могут опираться на аргументы тех, кого она называет «заслуживающими доверия». Так, считается ли Анджела Дэвис, опубликовавшая в 2016-м году антисионистский трактат «Freedom is a Constant Struggle: Ferguson, Palestine, and the Foundations of a Movement», заслуживающей доверия? Эта книга была рецензирована Элис Уокер — чёрной феминисткой и антисемиткой, получившей Пулитцеровскую премию, — которая в своей автобиографии вспоминает, как она была в восторге от визита Малкольма Икса в её колледж, где он поносил белых студентов (многие из которых были евреями) за порабощение его народа. Другую работу прорекламировала Синтия Маккинни, которая недавно рекламировала в Twitter однозначно антисемитское мероприятие, возглавляемое белым супремасистом Дэвидом Дюком.

Шульман, в свою очередь, не любит евреев, которые просто не похожи на неё. Она описывает религиозную женщину, которая хочет помочь ей вымыть руки «тем ужасным еврейским способом, который я помню с детства, — таким захватническим, что просто не можешь дышать». Когда израильтянин «радушно» приглашает её присоединиться к организации «Jewish Voice for Peace», она «сразу же ощущает тот самый старый отталкивающий импульс. Я не могла представить, что вступлю в еврейскую организацию». Злясь на свою гомофобную, любящую Израиль биологическую семью, Шульман разыгрывает торжество семьи по выбору в квир-теории, представляя себе жестокий «интернационал квиров», в котором чувство принадлежности укрепляется с помощью вечеринок, политики и ненависти к Израилю.

Шульман — опытная активистка — она была одним из ведущих членов «Лесбийских мстителей» — с дурной привычкой пересказывать ложную историю. Она описывает диаспору как «естественную» и тренирует свои романические навыки, благодаря которым она получила премию Гуггенхайма, характеризуя иудаизм, еврейский народ и Израиль в исчерпывающе непристойных выражениях. Иногда она просто падает в обморок, когда получает смс с текстом «Мы скучаем по тебе» от «забавных, тёплых, умных, сексуальных и абсолютно доступных» новых палестинских друзей. Они вместе фотографируются, курят травку, болтают о… чем? — передаче? истреблении? — более семи миллионов израильских евреев. «Мы не хотим мира», — говорят они ей. Что будет с израильтянами, если её новый политический проект увенчается успехом? «Израиль существует», — легкомысленно отвечает она.

Шульман поклоняется алтарю Джудит Батлер, которая, помимо её новых палестинских друзей, является для неё авторитетом номер один. Эссе Батлер 2003-го года «The Charge of Anti-Semitism: Jews, Israel, and the Risks of Public Critique» (переизданное в отредактированном виде в London Review of Books под названием “No, It’s Not Anti-Semitic”), является теоретической репликой на заявление бывшего президента Гарвардского университета Лоуренса Саммерса о том, что «глубоко антиизраильские взгляды все чаще находят поддержку в прогрессивных интеллектуальных сообществах. Серьёзные и вдумчивые люди одобряют антисемитские действия и предпринимают действия, которые являются антисемитскими по своему эффекту, если не по намерениям». Аргумент Батлер основывается на утверждении, что Саммерс смешивает евреев и Израиль, и предполагает, что последствия антисемитизма предполагают намеренный антисемитизм — чего Саммерс не говорил и не подразумевал.

В последующие годы Батлер и другие светила гендерных исследований расширили свои антисионистские аргументы. Батлер, утверждающая, что у гендера нет сущности, считает, что у евреев есть сущность, и эта сущность диаспорическая (концепция, любимая такими популярными постколониальными теоретиками, как Эдвард Саид и соредактор «This Bridge» Глория Ансальдуа). Дэвис проводит параллели между расистским полицейским насилием в США и оккупацией. Пуар утверждает, что Израиль собирает органы палестинцев. Дин Спейд в своей книге 2011-го года «Normal Life: Administrative Violence, Critical Trans Politics, and the Limits of the Law», транс-политика связана с исламофобией, поскольку война Соединённых Штатов с терроризмом усилила «культуру безопасности», расширив политику наблюдения, которая непропорционально ущемляет как арабов, так и гендерных аутсайдеров.

Например, человек, чьё гендерное выражение не соответствует его полу, может подвергнуться дискриминации на работе, перейти на нелегальную работу и оказаться в тюрьме. Этот феминистский антисионизм рассматривает существование санкционированных государством гендерных категорий как насилие, которое должно быть упразднено, даже когда он поддерживает физическое насилие со стороны негосударственных субъектов против израильтян. Она выступает против либерализма и против прав, потому что права, которые предоставляются государством, служат опорой государственной власти. Идеальная феминистская личность снова преобразилась: от квирного палестинского террориста до транс антисионистской активистки.

В уставе Национальной ассоциации женских исследований, принятом в 1982-м году, ассоциация заявила — несмотря на возражения еврейских женщин и вопреки определению термина — что она выступает против антисемитизма, «направленного как против арабов, так и против евреев». В 2015-м году организация приняла резолюцию BDS. В 2017-м году Линда Сарсур, основательница «Марша женщин», заявила, что сионистки не могут быть феминистками (а её сопредседатель Тамика Мэллори позже выступила в защиту известного антисемитского лидера «Нации ислама» Луиса Фаррахана). В 2017-го году книга Пуар «The Right to Maim: Debility, Capacity, Disability», в которой утверждалось, что Израиль специально калечит палестинцев, была отмечена крупной книжной премией NWSA. В 2022-м году, после того как большинство крупных факультетов гендерных исследований подписали клятву солидарности с палестинцами, Кэри Нельсон, автор книги 2019-м года «Israel Denial: Anti-Zionism, Anti-Semitism, and the Faculty Campaign Against the Jewish State», назвал это «переломным моментом», когда «академические программы впервые официально представили себя в качестве проводников антисионизма».

Тексты 1970-х и 1980-х годов по-прежнему доминируют в феминистском дискурсе и вдохновляют такие движения, как Black Lives Matter, но книги вроде «Nice Jewish Girls» и «Yours in Struggle» не издаются уже много лет. Сейчас существует целая индустрия книг о том, что белые женщины — плохие, например, книга 2021-го года «The Trouble with White Women: A Counterhistory of Feminism», в которой профессор женских, гендерных и сексуальных исследований Ратгерского университета Кайла Шуллер пишет, что Бетти Фридан (которая, как она указывает, родилась «Бетти Голдштейн») «выступала за форму биополитики», то есть за оптимизацию жизни белых женщин за счёт бедных женщин и женщин с цветным цветом кожи. Белая женщина — этот изгой феминизма, который в своей наиболее архетипической форме выглядит, звучит и совершенно очевидно является еврейкой, — стала хуже патриархата. Она — нацистка. Приверженка евгеники. И, как и сам Израиль, в работах этих новых феминистских антисионисток она желает смерти цветным женщинам.

V. Феминизируя антисионизм

Одна из версий этой истории заканчивается там, где она началась: Женские исследования, порождённые различными направлениями феминизма, исключили женщин, что позволило движению вернуться к своим левым корням. Но феминизм также предоставил левым новые инструменты для рационализации своей антисионистской ненависти. В 1990–м году вышла книга «Jewish Women’s Call For Peace: A Handbook for Jewish Women on the Israeli/Palestinian Conflict» предполагает, что палестинские женщины дают другим женщинам надежду на то, что им «удастся разрушить патриархальную систему».

В Америке квиры и/или чернокожие женщины также выступают в роли сопротивляющихся патриархальным Соединенным Штатам, Израилю и еврейским организациям, в которых доминируют мужчины. В документальном фильме Дина Спейда 2015-го года «Pinkwashing Exposed» активистка организации «Еврейский голос за мир» использует феминистскую лексику изнасилования, чтобы описать городской совет Сиэтла, разрешивший израильской группе ЛГБТК+ провести презентацию — ситуацию, в которой «ничего не подозревающие, неосведомленные люди с действительно хорошими намерениями оказываются втянутыми в это против их воли и согласия». Между тем, реальное насилие над геями и лесбиянками в палестинском обществе — включая издевательства, остракизм и убийства — объясняется израильскими ограничениями мобильности, которые не позволяют палестинским квирам организовываться.

Феминизм подарил левым концепцию интерсекциональности — теоретическую модель, созданную некогда для выявления различий, но ныне работающую на их сокрытие. Теперь он стремится вести борьбу за социальную справедливость, сводя аналогии до уровня ложной эквивалентности. Этот феминизм, пишет Анджела Дэвис в книге «Freedom», призывает нас «подумать вместе о вещах, которые кажутся отдельными, и разделять вещи, которые, казалось бы, должны быть вместе». Белые западные женщины, которые пытаются присоединиться к женщинам Глобального Юга, борющимся за репродуктивные права или против изнасилований и насилия, теперь являются империалистками, виновными в ложной одинаковости. Но Фергюсон, штат Миссури, — это, якобы, Палестина. По словам Дэвис, «мне часто нравится говорить о феминизме не как о чем-то, что прилипает к телам, не как о чем-то, основанном на гендерных телах, а как о подходе».

Этот вид феминизма не обязательно основан на идеях женщин, не обязательно касается их и даже не сочувствует им. Он выступает за то, что феминистский постколониальный теоретик Гаятри Чакраворти Спивак называет «стратегическим эссенциализмом», или тактическим развёртыванием идентичности при сохранении подозрительности в отношении категорий идентичности. Она способствует подавлению свободы слова вместо диалога, поддерживая движение BDS. Он процветает в культурологии, американистике и других областях «исследований» с близоруким подходом к интеллектуальным темам. «Нет помощи США для геноцида!» — написал профессор гендерных исследований, с которым я когда-то участвовал в дискуссии, через неделю после резни 7-го октября. «Встаньте на правильную сторону истории». Очевидно, что феминистки больше не понимают историю — и конечно же, не понимают историю Израиля, евреев или сионистских феминисток, которые провели годы, работая за мир, — и их это не волнует. Сегодняшняя феминистская теория — это искусство, притворяющееся историей, блестяще ссылающееся на старые феминистские теории и предлагающее чертежи нового и якобы лучшего мира — мира, в котором, как и во многих левых итерациях прошлого, уничтожение Израиля является предрешённым фактом.

Перевод с английского.

https://quillette.com/2023/12/15/a-history-of-feminist-antisemitism/