Марсель Дюшан украл писсуар у Эльзы?

Предмет, заложивший основы концептуализма, возможно, принадлежал «немецкой баронессе», но спор об этом редко выносят на публику. А жаль…

Доказательства того, что Марсель Дюшан украл свою самую известную работу «Фонтан» у поэтессы, уже давно стали достоянием гласности. Но в целом мир искусства настойчиво отказывается признавать этот факт. Вот и прославленный Музей современного искусства (МоМA) в Нью-Йорке спрятал голову в песок, опубликовав недавно новое издание биографии Дюшана, написанной Кэлвином Томкинсом в 1996 году и теперь исправленной автором. Однако Томкинс избегает привлекать внимание к намекам о происхождении данной работы, сделанным самим Дюшаном в 1917 году.

Общественность имеет право верить тому, что написано на музейных этикетках. Поэтому Музею современного искусства в Стокгольме, Музею современного искусства Сан-Франциско, Тейт Модерн, Национальной галерее Канады, Национальному музею современного искусства в Киото, Художественному музею Университета Индианы, Центру Помпиду и Музею Израиля необходимо изменить подписи под имеющимися у них копиями Фонтана, указав, что это «точная копия, сделанная Марселем Дюшаном (1887–1968) с оригинала, принадлежавшего баронессе Эльзе фон Фрейтаг-Лорингховен (1874–1927)».

Этот из ряда вон выходящий факт, который был выявлен в результате скрупулезных исследований, проведенных Уильямом Кэмфилдом, Кирком Варнедо и Эктором Обалком, свидетельствует о том, что Марсель Дюшан не мог сделать того, что, как он говорил в конце своей жизни, сделал. Ирен Гаммель и Глин Томпсон раскрыли истину, изучив его письмо, датируемое более ранним временем, в котором он сообщает, что не посылал писсуар на выставку Общества независимых художников в Нью-Йорк в 1917 году. Тем не менее в каждом классе все еще изучают и в каждой книге цитируют более поздний, вымышленный рассказ Дюшана.

Дюшан утверждал, что купил писсуар на фабрике J.L. Mott Iron Works в Нью-Йорке, подписал его псевдонимом Р. Мутт и отправил на выставку Общества независимых, назвав его Фонтан. Писсуар отвергли, несмотря на возражения богатого друга Дюшана Уолтера Аренсберга, который считал, что общество должно чтить собственные правила и выставлять все, что ему предлагают художники. Он заявлял, что писсуар является произведением искусства, потому что его избрал художник.

Отправка на выставку писсуара Дюшана и отклонение его комиссией расценивается теперь как один из поворотных моментов в истории современного искусства. На «Фонтан» ссылаются как на произведение, стоявшее у истоков концептуализма. В концептуальном искусстве идея произведения важнее ее воплощения или любых эстетических критериев. Достаточно лишь выбрать любой объект и транспонировать его в произведение искусства. Проблема в том, что новая ортодоксальность основывается на мифе, а миф этот не так уж стар, как кажется.

Ученые уже давно доказали, что Дюшан не мог купить писсуар на фабрике J.L. Mott Iron Works, потому что фабрика никогда не продавала данную модель. Еще убедительнее тот факт, что 11 апреля 1917 года, всего через два дня после того, как комиссия якобы отказалась принять работу Дюшана, он так писал своей сестре в Париж: «Одна из моих приятельниц представила фарфоровый писсуар в качестве скульптуры под мужским псевдонимом Ричард Мутт». Это разоблачительное письмо стало известно только в 1983 году, когда его опубликовало издательство Archives of American Art Journal.

Сам факт, что Дюшан называет писсуар скульптурой, свидетельствует о том, что он не мог быть его собственностью, поскольку в 1913 году, вдохновленный творчеством состоятельного, увлекавшегося шахматами писателя Реймона Русселя, он перестал создавать произведения искусства. Навеянные произведениями Русселя, его реди-мейды были изощренными, личными ребусами,требующими толкования, а не лицезрения.

Историк литературы Ирен Гаммель была первой, кто открыл имя «приятельницы» Дюшана. Ее звали Эльза Плёц, она родилась в Германии в 1874 году. Ее отец был строителем и политиком, вел разгульную жизнь и бил мать. Заразившись сифилисом, ее мать пыталась покончить с собой и позже умерла в психиатрической больнице. Как говорила Эльза, она «оставила мне в наследство… борьбу». Первым мужем Эльзы был Август Эндель, известный архитектор, представитель югендстиля; затем она вышла замуж за переводчика Оскара Уайльда Феликса Пауля Греве, который инсценировал самоубийство, чтобы сбежать от кредиторов. Вместе с ним Эльза уехала в Америку. Третьим ее мужем стал Леопольд Карл Фридрих барон фон Фрейтаг-Лорингховен, обедневший сын немецкого аристократа, также сбежавшего в Америку от долгов. Вскоре он исчез, прихватив ничтожные сбережения Эльзы, но оставив ей свой титул и возможность войти в аристократические круги Нью-Йорка.

Эльза одновременно вдохновляла и отталкивала всех, кто с ней соприкасался, от Эзры Паунда до Эрнеста Хемингуэя. Как бы то ни было, в редакции журнала Little Review к ней относились как к звезде и печатали ее стихи рядом с отрывками из романа Джеймса Джойса «Улисс».

Художник Джордж Бидл в 1917 году так описывал ее комнату в Нью-Йорке,забитую «какими-то разрозненными железками, автомобильными шинами… урнами для мусора, наводившими ужас и отвращение, которые для ее истерзанного, но чрезвычайно чувствительного восприятия стали объектами прекрасного… Для меня ее комната была так же органична, как, например, студия Бранкузи в Париже». Эльза была поэтом найденных предметов, но она превращала их в произведения искусства.

Когда 6 апреля 1917 года США объявили войну ее родине, Германии, Эльза пришла в бешенство. Ее мишенью стало Общество независимых художников, представители которого демонстративно избегали ее.

Исследователи считают, что почерк, которым подписан представленный ею перевернутый писсуар с именем «Р. Мутт», идентичен тому, которым она подписывала свои стихи. Слово «армут», омофон «Р. Мутт» (англ. аrmut — R. Mutt), в немецком языке имеет несколько значений. Оно обозначает «нищету», в некоторых контекстах «интеллектуальную нищету», «глупость». Представив эту работу, Эльза вела двойную атаку. А Общество независимых попалось в собственную ловушку: принимая работу, оно демонстрировало свою неспособность отличить произведение искусства от бытового предмета, а отвергая ее, оно нарушало свое правило, согласно которому определение того, что такое искусство, остается за художником. Таким образом, общество оказалось в «глупом» положении.

Писсуар был также объявлением войны Эльзы против войны мужчин — необычное визуальное оскорбление всех мужчин, выступающих за войну. Являясь скульптурой, преобразованной из бытового предмета, эта работа заслуживает места рядом с Головой быка (1942) Пабло Пикассо, созданной из велосипедного руля и седла, и Телефоном-лангустом (1936) Сальвадора Дали.

Но если Дюшан не подавал в комиссию писсуар, почему же он впоследствии лгал, что сделал это? После того как в 1927 году, в крайней бедности, всеми забытая, Эльза умерла, Дюшан стал связывать свое имя с писсуаром. И к 1950 году, через четыре года после смерти Альфреда Стиглица, фотографировавшего подлинный Фонтан, он начал присваивать себе его авторство.

Неохотно оставив в 1933 году честолюбивые замыслы стать профессиональным шахматистом, чемпионом, Дюшан начал перестраивать свою карьеру художника, перекомпоновывая ранние работы. Проблема была в том, что мало чего осталось. Только один из его реди-мейдов все еще существовал, он был забыт в ящике письменного стола Уолтера Аренсберга. Именно с этого времени, с 1936 года, начинают появляться копии «утраченных» реди-мейдов.

Писсуар Эльзы заткнул творческую пустоту, но, чтобы сделать его своей работой, Дюшан перевернул его, словно атакуя само искусство. Когда Дюшан был в настроении, он мог быть откровенным в отношении своей нечестности. В интервью Уильяму Сейцу в 1962 году он говорил: «Я настаиваю на том, что все, что я говорю вам сейчас, глупо и неправда». Почему же тогда мир искусства все–таки верил распространявшимся им же мифам?

Причина проста: в сказку Дюшана было вложено слишком много. На ней основывались бесчисленные художественные, кураторские и академические теории. На карту поставлена и национальная гордость, ведь концептуальное искусство было американским вкладом в модернизм, зарождение которого датируется 1917 годом, а не 1960-ми, когда творчество Дюшана начало испускать свои чары. Кроме того — деньги. Миллионы фунтов вложены не только в 17 или около того экземпляров писсуара Эльзы, авторство которого приписывается Дюшану, но и в океан концептуального искусства, узаконенного антиэстетикой. Посредственный и бессмысленный писсуар Дюшана словно язва в центре изобразительного творчества. А работа Эльзы возвращает глубину изобразительности, возлагая ее на алтарь искусства.

PS: Материал подготовлен на основе изысканий Джулиан Сполдинг (писатель, в прошлом директор Музея Глазго); и Глина Томпсона (историк искусства, исследователь творчества Дюшана).