Анна Шестопалова,

Центр изучения кризисного общества

Сейчас сложно себе представить, что когда-либо возможно было всерьез поверить в ценность цветочных луковиц, превышавшую ценность золота. Но массовое сознание имеет свои законы, и человеку, подвергшемуся его влиянию, сложно сохранить собственную здравую логику.

Потребность в безопасности является одной из базовых потребностей человека. В рамках школьной программы по предмету «Основы безопасности жизнедеятельности» каждого школьника знакомят с четким набором действий в критических ситуациях. Что делать, если заблудился в лесу, как оказать первую медицинскую помощь, как вести себя в случае пожара, аварии, катастроф. К сожалению, данным перечнем далеко не исчерпываются критические ситуации, в которых оказывается человек. Изменяющаяся внешняя среда погружает человека в сложные, «небезопасные», а порой кризисные условия, в которых он должен решать вопросы экологической, экономической, социальной защиты.

Даже получив высшее образование, люди часто к этому не готовы. К примеру, на экономических факультетах изучается множество моделей прогнозирования поведения макроэкономических индикаторов, методы оценки рисков инвестиций для держателей больших портфелей. Но перейти от теории к практике порой бывает слишком трудно. В этом случае экономический кризис для простого обывателя оборачивается потерей его сбережений. Что это, как не вопрос личной экономической безопасности? Не имея четких указаний к действию в кризисных ситуациях, человек теряется, его логика становится уязвима, ему сложнее воспринимать рациональные критерии оценки. Эффект усиливается, если в таких условиях оказывается большое число людей, достаточное, чтобы говорить о «массовости».

Ницше писал: «Когда сто человек стоят друг возле друга, каждый теряет рассудок и получает какой-то другой». Можно ли говорить в этом случае о преобладании массового сознания над способностью каждого человека мыслить критически? На первый взгляд ответ очевиден. Но история экономики пестрит примерами, когда массовая утрата здравого смысла порождала «слепое» и опасное доверие к самым абсурдным вещам. Когда дело касается распоряжения денежными средствами, пренебрежение «правилами безопасности» оборачивается экономическими кризисами.

С развитием товарно-денежных отношений вопрос установления справедливой цены всегда упирался в азартное желание извлечь больше прибыли от сделки. Появление фондового рынка расширило возможности спекуляции ценами на самые ходовые акции — золото, серебро, землю, железные дороги, электричество, энергоносители и пр. В этом ряду спекулятивное взвинчивание цен на тюльпаны в Голландии в XVII веке по праву является самым красочным примером.

В своей книге «Психология фондового рынка» Д. Кохен так описывает эйфорию вокруг тюльпанов в то время, за которой последовал тюльпановый кризис в Голландии:

«В начале 1634 года один тюльпан стоил около 400 флоринов. За период с 1634 по 1635 год цена сначала удвоилась, потом утроилась, а затем удесятерилась. К середине 1635 года цены на тюльпаны уже котировались на биржах Роттердама, Хорна, Алкмара и Лейдена, а также Амстердама. Сначала тюльпанами занимались только богатые купцы, но затем в это втянулись и люди среднего класса. Некоторые семьи продавали свои дома, чтобы купить на эти деньги тюльпаны. Рынок тюльпанов развился до такой степени, что на нем началась фьючерсная торговля. Объективно люди понимали, что цветы не могут стоить так дорого. А субъективные ощущения этих людей были совсем другими. Казалось, что люди не видели перспектив этого феномена и были не в состоянии вести себя здравомысляще. <…> Всеобщее увлечение тюльпанами было в полном расцвете около 18 месяцев. Цветочные дилеры раздували рыночный пузырь, но их усилия были бы тщетными, если бы тысячи людей не отмахивались по своей воле от реальности, уверовав в то, что тюльпан может стоить гораздо больше, чем золото такого же веса. В ноябре 1636 года вера в ценность тюльпанов неожиданно упала. <…> Последствия были сложными. До краха одни покупатели иногда занимали деньги для покупки тюльпанов. Другие отдавали луковички в качестве залога под кредиты. Имевшие большое состояние в тюльпанах вдруг обнаружили, что владеют горами практически ничего не стоивших цветов».

Сейчас сложно себе представить, что когда-либо возможно было всерьез поверить в ценность цветочных луковиц, превышавшую ценность золота. Но массовое сознание имеет свои законы, и человеку, подвергшемуся его влиянию, сложно сохранить собственную здравую логику.

Небезызвестный факт гласит, что в толпе всякое чувство, всякое действие становится исключительно заразительным. Игра на фондовом рынке, как и любое относительно крупное вложение средств, является достаточно рискованной. Но если в игре принимают участие авторитетные личности (а такие всегда находятся), то менее богатым и менее опытным игра кажется безопасной. Это усыпляет «инстинкт самосохранения», и люди не задумываясь идут на очень рискованные авантюры. Ведь до краха рынка тюльпанов ни покупатели, ни продавцы объективно даже не считали себя участниками азартной игры.

Другой пример массовой паники — ажиотажный спрос на соль в 1962 году в СССР. Напряженная ситуация на Кубе, грозившая превратить политическое противостояние в вооруженное, породило массовый страх нового мирового военного конфликта. В панике люди скупали продукты долгого хранения — крупы, консервы, соль, спички. Чтобы предотвратить дефицит товаров и успокоить население, на улицах Москвы демонстративно разгрузились несколько автомашин с солью. Такие действия власти, бесспорно, возымели успех, но до сих пор спрос на эти товары можно рассматривать как прямой аналог потребительских ожиданий и показателя уверенности людей в завтрашнем дне.

Подобных примеров массовых страхов, порождающих ценовую нестабильность, в истории можно найти бесчисленное множество. Но все они будут свидетельствовать в пользу того, что некая (часто крайне нерациональная) «опасность» побуждает людей к нерациональному действию. За долгий период существования фондовых рынков на них выработались свои законы. Один из них гласит: «Выигрывает самый расторопный». Когда человек попадает в стрессовую ситуацию, самое сложное — сохранять спокойствие. Стресс требует «разрядки» — какого-либо действия. Когда нет четких представлений о том, что именно необходимо делать в критической ситуации, нет тех самых «мер безопасности» и «инструкций», человек действует инстинктивно. Но в случае массовой паники индивидуальные инстинкты могут подавляться коллективным поведением. Как видно из примеров, это поведение далеко от рациональности. Экономические кризисы имеют только два набора действий для общества потребления — либо продавать (как это было с цветочными луковицами), либо покупать (как это было с солью и спичками). Недавний пример массовой паники, создавшейся вокруг курса рубля, демонстрирует первый сценарий.

На фоне украинского конфликта курс рубля по отношению к доллару и евро с лета 2014 года начал медленное, но уверенное падение. 16 декабря Центробанк РФ повысил ключевую ставку с 10,5% сразу до 17% — по сути, увеличение ключевой ставки равнозначно увеличению стоимости обслуживания рублевой ликвидности. Иными словами, «держать на руках российские деревянные» стало дорого.

Желание избавиться от рублевой наличности, которое быстро приобрело массовый характер, еще больше снизило курс рубля, буквально на глазах опустив его покупательную способность.

Банковская система явно не была готова к такому наплыву желающих обменять валюту. Недоверие к банковской системе и желание изъять наличность, как валютную, так и рублевую, во многом сформировано трагичными примерами прошлого: коллапс банковского сектора в 1990-х в России, недавний пример Кипра, где власти пошли на самые крайние и жесткие меры — частичную экспроприацию вкладов и пр. В обменные пункты образовались длинные очереди, что наверно было самым пугающим, поскольку «толпа» мыслит образами. Еще с 1990-х годов живой и будоражащий образ «очереди» апеллирует к стереотипу о серьезном дефиците товара и является сильным мотиватором к действую. В декабре 2014 года дефицитным товаром явилась валюта, а желанным действием — избавление от рублевых сбережений.

Уже к вечеру 16 декабря курс взлетел так, что менять рубли было чрезвычайно невыгодно. Желая спасти рублевые сбережения от ожидаемой инфляции, население стало скупать товары длительного пользования, цены на которые еще не успели сильно вырасти. Такие вынужденные покупки сложно назвать «спасением от инфляции». Скорее, это реализация отложенного спроса. Однако такой товарный ажиотаж вызвал дефицит и повышение цен, заставляя продавцов закупать новые товары по чрезвычайно высокому курсу. В итоге потребительские ожидания в какой-то части сами послужили исполнению негативного прогноза — инфляция в декабре 2014‑го — январе 2015‑го демонстрировала рекордные темпы роста. По данным РБК, годовая инфляция в России превысила 15%, а за первые полтора месяца 2015 года потребительские цены выросли на 4,8%. Так быстро они не поднимались с 1999 года.

Сегодня, оборачиваясь назад и анализируя события декабря, в очередной раз удивляешься, насколько опасной может быть паника, особенно массовая. Вообще проблема масс, в том числе и массовые страхи, являются отдельной темой для изучения. Но уже сейчас приходит на ум мысль о каком-то скрытом риске влияния всего массового. Массовая культура, школа для «масс», средства массовой информации, оружие массового уничтожения… Людей сложнее убивать, когда приходится это делать с каждым в отдельности.

Российское общество в большинстве своем никогда не было индивидуалистичным, но в какой-то момент понятие «коллективизм» заменилось «массой». Такое изменение внешних условий требует от человека (и от государства) выработки новых наборов действий и новых средств защиты индивидуальной и коллективной безопасности.