Она была очаровательна. Милый-милый рыжик. Розовые щёчки, светлые ресницы и голубые глаза, глядящие на меня восхищённо. Почему она ко мне так добра? Я подумала, что это мой шанс провести Новый год нормально, как в далёком безоблачном детстве, поэтому взяла протянутую мне руку, и мы пошли к ней домой. Её родители накормили меня, отогрели, выспросили подробности о жизни, какие могут интересовать только родителей: кто мои мама и папа, кем работают, кем я хочу стать, когда вырасту — и я отвечала, как образцовая ученица: да-нет, такие-то и такие-то, хочу стать выдающимся врачом-космонавтом, найти лекарство от рака и стать первой женщиной, ступившей на Марс. Я свалилась им как снег на голову, от меня пахло водкой и мандаринами, но окутанные мишурой праздника они были бесконечно милы.

По телевизору показывали повтор «Песни года», мужчины с усами приглашали дам. Я пригласила Олю. Я умела и по-другому, но танец в присутствии родителей мог быть только танцем маленьких девочек. Невинное переплетение пальцев, шаг вперед, шаг назад, кружение партнёрши, наклон. Олины папа и мама и их друзья с усами и жемчужными серёжками подражают нам — кажется, нет возраста невиннее, чем возраст взрослых родителей. Кто-то выключает свет, мигает телевизор, горит гирлянда на ёлке, но быстрая мелодия разбивает пары.

— Я-яблоки на снегу… Яблоки на снегу-у! — поёт Олин папа, переступая с ноги на ногу и потрясая перед грудью кулаками. — Ты им ещё помо-ожешь, я уже не-е могу!

Оля смеётся и уводит меня в другую комнату.

Когда она улыбается, уголки губ приподнимают и округляют щёки. Возле глаз появляются смешливые морщинки. Она сидит на кровати, я — возле её ног на полу и что-то говорю. Оля, Оленька, мой оленёнок.

— Ты не понимаешь… я же такая дура, ты во мне разочаруешься, — обычный мой пьяный трёп.

— Мы не можем знать об этом наверняка, — она улыбается. — Может быть, ты разочаруешься во мне ещё раньше.

— В тебе? — я подвигаюсь. — Не-е-ет, ты что? Ты же… Бэмби!

— Как знать, — она смотрит на меня сверху вниз. — А что если у меня есть секрет? Страшный секрет, — говорит шёпотом: — Хочешь знать в чём дело?

— Конечно.

Она откидывает волосы на спину и наклоняется вперёд.

— Дело в том, что каждую новогоднюю ночь…

Я хихикаю. Она протягивает руку с согнутыми пальцами и царапает воздух.

— … я превращаюсь… — мы хихикаем вместе, пытаясь сдержать голос. —…превращаюсь в очень страшное… страшное насекомое!

Я хохочу, а она толкает меня на спину и нависает надо мной смешно выставив переднюю челюсть вперёд.

— Я тебя укушу, и ты станешь моей рабой! — её волосы щекочут мне шею, одним движением она перебрасывает их на другое плечо и наклоняется. Я смеюсь, брыкаюсь, словно меня щекочут, и вдруг замираю, глядя ей глаза.

— Ты не хочешь ещё шампанского? — она встаёт. — Я принесу, если осталось. — И уходит.

— Я-яблоки на снегу! — доносится из раскрытой двери. — Яблоки на снегу…

12 января 2017