Сегодня любой может объявить себя художником. Вопрос — стоит ли?

Вы познакомились с интересным человеком. Возможно, у вас схожий вкус в литературе, кинематографе или солидарные взгляды на политическую обстановку в стране. Ваш собеседник или собеседница может иметь прекрасное чувство юмора или обладать заразительной энергией. И вот, встретившись в баре, вы отлично проводите время, как вдруг, после очередной порции пива, слышите: «А вообще-то я читаю рэп/играю в группе/пишу стихи/делаю фотографии/рисую картины — хочешь заценить?»

«ООООО, НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТТТТТТТ!», — проносится в вашей голове, ведь жизненный опыт подсказывает, что шансы встретить талантливого человека, способного сказать что-то новое в искусстве неумолимо стремятся к нулю. Но вы интеллигентно улыбаетесь и, одобрительно кивая, сдаётесь собственной дипломатической натуре.

А теперь давайте попробуем ответить на простой вопрос: cколько ваших знакомых «занимаются чем-то» помимо работы? Похоже, что в молодежной среде в больших городах сегодня стыдно быть простым трудягой из офиса или фрилансером, сидящим в обнимку с компьютером. Крылатая фраза «Твоя работа — это не ты сам!» из фильма Дэвида Финчера «Бойцовский клуб» заставляет новое поколение быть «кем-то». А уж если вы живёте в Петербурге, шансы встретить на улицах «музыканта», «поэта», «писателя», «фотографа», «режиссёра» или «художника» увеличиваются в разы.

Возможно, все дело в том, что ещё в 20 веке планка входа в искусство была высока, а образование и технологии пиара были доступны ограниченному кругу лиц. «Искусство должно приближать нас к Богу», — говорил великий советский режиссёр Андрей Тарковский, и всё, что раньше было «профнепригодно» или топталось на месте, оказалось зарыто ходом истории, либо осталось в сфере самодеятельности.

Сегодня же грамотный пиар, наглость и отсутствие вкуса позволяют людям открыто продавать или покупать посредственность. Это прекрасно демонстрирует английский стрит-арт художник Бэнкси в фильме «Выход через сувенирную лавку», где он проводит показательный эксперимент, раскручивая человека, не знающего об изобразительном искусстве абсолютно НИ-ЧЕ-ГО.

Возможно, именно эта иллюзорная легкость попасть в какой-нибудь новый тренд заставляет молодых людей заниматься сегодня «искусством»? Читать рэп? Ведь в условиях, когда тебе ничего не стоит заявить о себе в интернете, воспользоваться знакомствами и применить к творчеству современные технологии, автоматизирующие большинство процессов, сложно взглянуть на себя со стороны и спросить: «Действительно ли я делаю что-то стоящее, а не просто засоряю эфир?».

О том, что можно считать искусством, а что так и останется в сфере самодеятельности, пытаясь изо всех сил пробиться наверх, мы поговорили с Ильёй Утехиным, профессором факультета визуальной антропологии Европейского университета в Санкт-Петербурге сразу после учебного кинопоказа картины Бэнкси.

Никита Петров: В фильме есть одна показательная сцена. Протеже тусовки Бэнкси француз Тьерри Гетта, выбравший прозвище Мозгоправ (Mr.Brainwash) после выставки лежит на траве рядом с павильоном и говорит о том, как он счастлив. Счастлив, что пришло столько людей, что все они потратили деньги и получили удовольствие. Если отбросить весь гуманитарный снобизм и бездарность творчества Мозгоправа, можно ли сказать, что одна из задач подобных проектов, а, может быть, и задача искусства состоит в том, чтобы «всем было хорошо»? Даже если с помощью пиара создана иллюзия того, что люди соприкоснулись с чем-то прекрасным.

Илья Утехин: Наc обманывает то обстоятельство, что словом «искусство» называются разные вещи. Если мы будем искать некий общий знаменатель между Мозгоправом, Бэнкси и какими-то великими классическими художниками, то общего знаменателя тут нет. Потому что это совершенно разные сферы.

Это как музыка. Хорошая музыка в ресторане доставляет всем большое удовольствие. Музыка, которую поют в церкви, и музыка, которую играет Григорий Соколов на фортепьяно, и музыка, которая используется в ритуале какой-нибудь экзотической культуры — всё это разные явления. У них разные функции, и они по-разному устроены. Там по-разному передается традиция, разный уровень мастерства и разная необходимость идеологизации, использования произведения искусства в качестве какого-то месседжа.

У нас предполагается, что высокое искусство должно нести послание, оно должно чему-то учить, делать мир лучше. По-видимому, с высоким академическим искусством дела обстоят именно так, но есть и декоративное искусство, а критерии декоративности разные.

Поэтому тут просто нет общего знаменателя. У нас есть некие социальные институты, которые создают рамку для искусства, к примеру, музей. Вот рамка — это что-то, что заставляет нас рассматривать то, что внутри неё определенным образом. Если я просто плюну на стену и окурок туда прилеплю, то это будет вандализм. А если я снабжу это подписью и рамкой — то это будет примерно… до Бэнкси, конечно, не дотянет, только если там будет какая-то очень интересная остроумная поэтическая подпись. Надо учитывать разные порождающие механизмы, разные способы восприятия.

При этом нас обманывает вывеска «музей», там может оказаться и то, и другое, но тут каждый текст отбирает себе свою аудиторию. Говорят «на вкус и цвет товарищей нет», есть, конечно, и вкусы, но есть публика, разбирающаяся в искусстве, которая более или менее подготовлена. Это касается и музыки, и литературы, и изобразительного искусства. Другое дело, что если речь идёт о том, что повесить на стенку, что бы тебе было приятно — поп-арт вполне находится на уровне вот этого «прекрасного».

Н.П.: В любом магазине ИКЕА в павильоне для декора продаётся много поп-арта.

И.У.: Если мы рассматриваем произведение искусства как декоративный элемент и думаем, а что мы в этом интерьере повесим, мы мыслим с точки зрения дизайнера. Дизайнер смотрит, так, ага, это у нас «такое» искусство, а это «такое». Это мы сюда вешаем — тут оно будет хорошо с этим смотреться. Из чего он исходит? Не только из каких-то очевидных декоративных свойств, но и, так сказать, эмоционального послания — того, что он хочет, для чего использовалось бы это место, и как это люди будут воспринимать.

Н.П.: Можно ли сказать, что искусство Бэнкси ситуативно? Из–за того, что он часто отталкивается от текущей политической ситуации в мире? Как, к примеру, некоторые романы Владимира Сорокина, в которых идёт постоянный намёк на захват России Китаем? Не обесцениваются ли произведения в тот момент, когда автор слишком много заигрывает с окружающей действительностью?

И.У.: Поп-арт, стрит-арт в принципе построены на том, что берутся конкретные детали нашей жизни или репрезентации объектов из повседневности, и помещаются в такие контексты, где они начинают выглядеть, во-первых, как эстетический объект, а во-вторых, как символ. Добавьте сюда неожиданные сочетания рамок, которые дают нам остроумные саркастические высказывания.

Использование остроактуальных политических вещей только в этом контексте и читаются. Дают эффект, когда в каком-то совершенно не подобающем месте (мы не ожидали, что здесь может быть искусство, и вот оно появляется) появляется что-то, и место для него выбрано не случайно. Это что-то — сиюминутно, и ему нужна некая фиксация, к примеру, на видео, потому что это произведение не отлито в бронзе и может долго не протянуть. И это — сущностное свойство таких произведений искусства.

Н.П.: В своё время на панк-субкультуру оказала влияние культура DIY (Do it yourself). Каждый может заниматься творчеством: самостоятельно выпускать музыку, писать и печатать критику, организовывать концерты. За многие десятилетия в андеграунде сформировалась собственная среда со своими идолами.

И.У.: Человек может руками сделать всё что угодно, ему даже не нужно учиться. Он не обучен нотам, но у него есть синтезатор, на котором он может написать музыкальное произведение, склеивая семплы в аудиоредакторе. Он может что-то делать с помощью фильтров в Photoshop или Instagram, потом раскручивать это. Благодаря таким техническим устройствам порог входа в эстетическую деятельность очень сильно снизился.

Это стало частью нашей жизни, поскольку у нас есть интернет, где можно распространять всё, что угодно. Вопрос в механизмах распространения. Можно оценить, насколько популярна самодеятельность — человек может думать, что он делает что-то, и, может быть, в кругу своих друзей он будет популярен, но для того, чтобы это выстрелило каким-то образом на широкую аудиторию, нужны специальные усилия.

К примеру, в фильме «Выход через сувенирную лавку» мы видим, как случайным образом на гребне волны Мозгоправ попал без каких-то особенных специальных усилий ровно в то, что было надо. И это создает иллюзию того, что это на самом деле очень легко, всего лишь вопрос раскрутки. На самом деле тут надо быть одержимым человеком, настолько одержимым, чтобы наплевать на все условности, как это сделал этот замечательный персонаж.

Н.П.: У каждого из нас формируется определенная матрица восприятия искусства. Что стоит делать, чтобы воспитать хороший вкус и не ошибиться?

И.У.: Люди разные, тут не может быть ошибок. Все дороги разные — одинаково хороши. Но если человек хочет получить профессиональную компетенцию в области искусства, то в Петербурге, к примеру, у него есть все шансы. Есть музеи, есть художественные школы, где могут научить рисовать и, главное, видеть.

Такие как «Мозгоправ» не знают ничего ни о каком искусстве, им это и не нужно. А если человек чувствует, что это ему нужно, то он начинает учиться тем вещам, которые увидели другие художники, ведь художник творчеством, специфическим подходом открывает особенное окно в наш мир, через которое он виден особым образом.

Наблюдая на выставках эти окна, мы учимся взгляду этого художника. Мы понимаем, какие стилистические конвенции он применил, способы выражения — всё это нас обогащает. Мы можем проходить мимо этого, оставаясь только на уровне декоративного восприятия, как ребенок, приходящий в музей и заявляющий: «О! Мне нравится эта лошадь, и вот этот автомобиль, я повешу их туда-то». Взрослый человек вполне может остаться на этом же уровне. Но если говорить о настоящем искусстве, то необходимо проделать какой-то путь.

Н.П.: Бэнкси использует стрит-арт в том числе и для политического послания. Такое искусство купирует настоящий протест? К примеру, люди сходили на выставку, услышали критическое послание и разошлись по домам.

И.У.: Художник откликается на какие-то актуальные беспокойства, которые тревожат не столько людей с улицы, сколько человека, задумывающегося о жизни, давая удобные символические формы, в которых это беспокойство воплощается.

Мы не должны требовать от искусства звать нас на баррикады. Поэтому даже такая примитивная форма меняет сознание людей, поскольку всё это делается в достаточно остроумной форме. Это заставляет людей выйти из рутинной повседневности, где они крутятся как белки в колесе под присмотром других людей, контролирующих камеры.

Когда люди задумываются о сущности искусства даже таких, на первый взгляд, простых художников как Бэнкси — это замечательно.

Впервые интервью было опубликовано на сайте проекта POISK.