Настоящее размышление было написано в качестве своего рода заметок на полях, которые родились в процессе чтения первого тома «Истории сексуальности» Мишеля Фуко. Одной из сквозных тем демарша Фуко является попытка наметить генеалогию тех форм, в которых на Западе реализовывалась установка «сказать все» или признаться в своем сексуальном желании. Прочтение навело на вопрос о том, а каким образом сегодня мы говорим правду о собственном желании? Исповедь, литература, психоанализ и т.п., безусловно, по-прежнему существуют. Но я хотел бы обратить внимание на ту форму «выведения желания в дискурс», которая существует относительно недавно.

В перспективе «Истории сексуальности» господствующий принцип произведений де Сада «сказать все» является генеалогически восходящим к тому императиву в рамках практики исповеди XVII века, который направлен не только на покаяние в своих грехах, но и на высказывание правды о любых зачатках своего греховного желания.

Исповедь никуда не делась, но принцип был экстраполирован и на литературу. Первыми примерами его применения являются произведения де Сада, тексты которого, в отличие от уклончивого признания священнику, носят куда более откровенный характер. Если де Сад не был учредителем, то он точно был одним из первых представителей традиции выводить свое желание в дискурс таким образом. Это не просто заметки на полях, но специфический способ обратиться к Другому, чтобы тот признал наше желание.

За исповедью и литературой наступил черед ряда научных дисциплин, которые всячески допрашивали сексуальность, а в частности — её «извращенные» формы. Психоанализ и психиатрия, если мы рассматриваем их через «Историю сексуальности» являются своеобразными наследниками практики исповеди, в рамках которых производится истина о сексе.

Паблики VK в заголовке были упомянуты отнюдь не случайно, поскольку являются в некоторой мере прямым продолжением древней традиции по выведению своего желания в дискурс. Если де Сад докладывал всем о своем желании посредством написания многочисленных романов, где субтильно, не упуская ни единой подробности, описывал все нюансы своих затейливых фантазий, то чем занимаются люди, которые посещает "Шепот разврата", «Город грехов» или же другие паблики подобного формата? Пошлые паблики — новая форма говорить о своем желании и выводить его в дискурс. Они собирают не просто тысячи, но сотни тысяч людей. Теперь признание о своем желании происходит не только в рамках исповеди, литературного произведения или же в результате исследования в рамках психиатрии или др. научных дисциплин, но в таких виртуальных уголках, где желание анонимно выводится в дискурс.

Паблики представляют интерес не только потому, что они неплохо встраиваются в генеалогию, предложенную Фуко, но и могут быть осмыслены в лакановской перспективе. Пошлый паблик не просто место, куда многие люди анонимно высказывают свои фантазии, но и инстанция, которая выполняет функцию большого Другого, задающего и легитимирующего желания конкретных других, что состоят в этих сообществах. Всякий раз анонимная публикация своей фантазии является своего рода поиском признания. С другой стороны, читая анонимные публикации других людей, участники понимают, что их желание есть желание Другого.

Возвращаясь к Фуко, стоит обратить внимание на, пожалуй, самый интересный момент во всей этой истории с принципом «сказать все» о своем желании. Этот момент связан с тем, что изначально признание, которое ставилось в обязанность более не воспринимается как таковая. Обязанность признаваться перестала выбиваться из нас на исповеди или же во время разговора с психиатром.

На фоне все этого стоит задать вопрос, а не был ли прав Фуко, когда говорил о том, что специфической ars erotica западной цивилизации стала scientia sexualis? Иными словами, не является ли наличие столь большого количества мест, где говорится о сексуальности, подтверждением тезиса Фуко о том, что нашим удовольствием стали не непосредственно телесные практики, приносящие удовольствие, а скорее удовольствие, находимое в истине об удовольствии? Здесь, однако, важна следующая оговорка: вполне понятно, что пример с пабликами может показаться немного натянутым, поскольку Фуко, говоря о scienita sexualis говорит прежде всего о ряде дисциплин в стиле психиатрии и психоанализа, что производят знание о сексе на основе признания, которое делает допрашиваемый ими субъект. Практики признания в пабликах было бы странно называть scientia sexualis, но не может ли навязчивая необходимость признаться в чём-то подобном рассматриваться как эффект, ставший результатом процедур признания, навязанных в результате допросов в рамках тех или иных научных дисциплин? Scientia Sexualis не перестала производить истину о сексе, но в качестве своего следствия возымела ту самую экспрессивную установку в отношении секса, которая выразилась в существовании таких вот сообществ. Если гипотеза Фуко верна, то самым удивительным во всем этом является тот факт, что то, что раньше было простым следствием принуждения, стало сегодня если не главным, то одним из основных сексуальных удовольствий.

Текст в своей более сжатой версии был изначально написан для сообщества, посвященному творчеству де Сада.