Карин Клеман, известный франко-российский социолог, в 2018 году объявленная российскими властями персоной нон-грата, специально для НЕВОЙНЫ

Ещё до просмотра я опасалась, что фильм будет представлять поддерживающих войну в карикатурном виде. По-моему, этого нет (за исключением последних кадров, когда участники «Бессмертного полка» показаны беззубыми, и крестятся с дурацким видом). Видно, как люди сомневаются, как они могут одновременно сказать, что против войны и за войну. Видно даже, как они пытаются войти в положение своих детей, особенно матери.

При этом в вопросах к героям, мыслящим «неправильно» с точки зрения авторов, хватает нападок и возражений: а ведь гибнут люди, а почему вы не допускаете, что это может быть пропаганда (или что Путин обманывает)… Для противников же войны у авторов — только эмпатия и поддержка (что понятно с точки зрения политика, но не социолога). А ведь можно было бы возразить: а если попробовать понять (свою маму, брата…)? Вы пытаетесь ее (его) убеждать из–за границы, не думаете ли вы, что это может быть плохо воспринято?

Среди поддерживающих войну в фильме нет интеллектуалов из культурных столиц, тех, кто обычно умеет оправдать что угодно с помощью хорошего построенного дискурса — а ведь таких полно.

Хорошо видно (особенно по матери-завучу), что люди буквально бьются, чтобы найти смысл в происходящем — а как иначе? Получается, что люди гибнут просто ни за что? Как можно мыслить себя гражданином страны-агрессора, причем когда нет этому никакого высокого оправдания (только тупой интерес правящего класса)? Это ведь немыслимо, этого можно не пережить, особенно если люди не так давно начали испытывать привязанность к своей родине (чего совсем не было в 90-е). Как жить с убежденностью, что ты не можешь ничего предпринять (глубокая укорененная беспомощность), но зная, что происходит преступление, и твоя родина — преступник? Тем не менее, в фильме видно, что такие сомнения возникают, люди предпринимают большие усилия, чтобы их оттолкнуть, но ужасные мысли все равно возвращаются.

Поддерживающие войну представлены другой стороной как дураки, неспособные сами думать, одураченные пропагандой, попавшие под влияние секты… Их надо «вылечить», надо знать «технологию» противодействия пропаганде. Но раз основная мысль фильма в том, что пропаганда сильнее родственных связей и морали, то почему никто, в том числе Лошак, не думает, что люди сами пытаются осмыслить происходящее, формируют позицию, которая им кажется наиболее приемлемой — с точки зрения здравого смысла, самоуважения и уважения к окружающим? И с этой целью ищут в пропаганде аргументы, подкрепляющие свою точку зрения.

Люди ищут ту информацию, которая не разрушает их картину мира (созданную ими же с большим трудом, чтобы не впасть в нигилизм или отчаяние). И они совершают большие усилия, чтобы поверить в эту информацию (официальная информация никогда не внушала особого доверия россиянам). Повторяют себе и нам «я верю, да, да, и еще раз да» (настоящая пропаганда так не работает, она неуловима, вы ее не сознаете, а действуете в соответствии с ней).

Они не хотят и не могут уехать из страны, они нуждаются в мысли, что окружающие их люди — хорошие. Что они не могут быть убийцами. Путин может быть убийцей (хотя, возможно, не в таком масштабе), но не все русские же! Здесь пропаганда играет роль (как и контрпропаганда — смотрите, какие вы там все плохие!) постольку, поскольку формирует ложную картину единодушия россиян за войну и за Путина. И картина, в которой Запад считает русских злодеями — картина, транслируемая кремлевской пропагандой и реальными действиями Запада — также укрепляет то, что Джереми Моррис называет «защитной консолидацией».

Главное, и немножко провокационное. А что, если этот фильм показывает не разрыв связи, а наоборот, нужду и усилия в строительстве и сохранении макро-социальных связей?

Ведь фильм про разрыв связи внутри семьи. А социологи как раз показывали, что россияне после крушения Советского Союза стали изолироваться от большого общества, закрываться в кругу «своих», в кругу семьи. Здесь политика (война — тоже политика) разделяет семьи. И та часть, которая хочет верить, что родина поступает правильно, выбирает родину скорее, чем дочь, сына… Но родина для подавляющего большинства — это не Путин и не правительство, и тем более не олигархи, а это люди («добрые и терпеливые русские люди» — как многие мне говорили в свое время в интервью).

Это политический выбор, это выбор в пользу национальной (то бишь большой по масштабу) солидарности, в пользу всех людей, которые живут в нашей стране, и с которыми мы разделяем один и то же опыт. Это чувство солидарности, причастности к судьбе страны, которое возникло не так давно, люди не хотят его потерять, они не хотят снова стать чуждыми в собственной стране. Поэтому выбирают ужасную позицию. Она могла бы меняться, если объяснять не то, что пропаганда одурачивает, не то, что на Западе более объективная информация (или более правильно мыслящие люди), а то, что в России многие люди думают иначе. Что Путин и правящий класс — не Россия, что мы — противники войны — также солидарны с простыми россиянами. И именно поэтому мы против войны.