Источником вдохновения для спектакля “Человеческое использование человеческих существ” стала фреска Джотто “Воскрешение Лазаря”. На ней художник изобразил момент молитвы Христа, воскресившей Лазаря из Вифании. Мы видим, что на фреске две крайние фигуры закрыли лица платками, защищаясь от запаха разлагающегося тела (“…уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе”). Еще в начале спектакля зрителям пришлось повторить этот жест, столкнувшись с резким запахом аммиака. Четыре фигуры в белом подозрительно напоминали спящих стражников с другой фрески Джотто (“Воскресение Христа”). Приглашая собравшихся стать свидетелями вновь совершаемого чуда воскрешения, они катили по залу сакральное колесо Generalissima. Что мог сказать вернувшийся к жизни Лазарь после того, как от его могилы был отнят камень и Христос воззвал «Лазарь! иди вон»? Рад ли Лазарь своему воскрешению? Ромео Кастеллуччи осмелился дать ответ. Он может возмутить одних и оставить совершенно равнодушными других, кого-то он заставит вспомнить слова одного из ветхозаветных апокрифов («Лучше было бы нам вовсе не быть, нежели жить и страдать, не зная почему… Что пользы людям — в настоящем веке жить в печали, а по смерти ожидать наказания?… Что с того, что нам дано нетленное обетование, если мы брошены здесь в несчастии?» (3–я Ездры 4:12, 7:47); будут и те, кто не преминут обвинить режиссера в богоборческом пафосе; редкое исключение составят зрители, сознательно ищущие матрицу трагического, без сентиментальных нот и псевдо-катартических обещаний. Последние приходят за откровением, за метафизикой, вживляемой под кожу, как завещал нам Антонен Арто. Возможно, именно для них Ромео Кастеллуччи позволил зазвучать фреске Джотто, для них обрели голоса Христос и Лазарь, для них колесо Generalissima обошло весь свет и, подобно солнцу, закатилось во тьму загробного мира. После «Человеческого использования человеческих существ» мы можем говорить друг с другом на новом языке.

Поиск изначального языка человечества, жившего до “вавилонского смешения”, попытки воссоздания совершенного языка, одинаково понимаемого и людьми и ангелами, занимали лучшие умы: протоязык Традиции Германа Вирта, “египетская теория” Шваллера де Любича (восстановление протосимволической модели из египетской традиции), ангельские алфавиты Агриппы Неттесгеймского, фонетическая каббала мастера Фулканелли, универсальный алфавит Сент Ив д’Альвейдра, тайнопись (стеганография) аббата Тритемия, енохианский язык Джона Ди, Ars Magna Раймонда Луллия, “утопический” язык Томаса Мора, выдуманный язык немецкого поэта Стефана Георге, на который он перевел “Одиссею” Гомера и т.д.

Когда мир становится лингвистическим феноменом, он превращается в Книгу. Одни приходят затем, чтобы ее прочитать, другие — чтобы оставить вечности новую россыпь строк. Есть третьи. Они являются для того, чтобы все начать сначала. Ab ovo. Свой путь к Generalissima [Общему языку] Общество Рафаэля Санти начинает с языка мертвых, с аrcanum загробного мира. Ромео и Клаудиа Кастеллуччи изучают исчезнувшие языки, погружаются в креольские языковые системы, следуют за Раймондом Луллием и Джордано Бруно, осваивают языки без Традиции и, наконец, приходят к четырем ключевым словам, в которых сосредоточена сила загробного мира: agone [agon], apotema [apothem], meteora [meteor], block. Новый язык театра Общество Рафаэля Санти, чей смысл передается исключительно через интонацию, базируется на «египетской технике». Как утверждает Ромео Кастеллуччи, в Древнем Египте люди были в состоянии определить, кто говорит правду, а кто лжет, основываясь именно на интонации. Иными словами, «важно не то, что говорится, а то, как говорится». Известно, какое значение древние египтяне придавали «словам власти», чьими владыками были Тот и Исида. «Слова власти», прознесенные с правильной интонацией, были способны превратить яд в панацею, отвратить смерть и подчинить стихии. Древнее ведийское предание сообщает, что божественный художник, плотник и оружейник богов Вишвакарман Тваштри, неверно поставив ударения в заклинании, смертельно поражает самого себя вместо своего врага. В Пуранах рассказывается о том, что великие воины владели искусством мантр, при помощи которых они одерживали победы в сражениях, вне зависимости от количественного превосходства противника. Не все знают, что в древности брахманы наказывали недостойного царя следующим образом: собравшись вместе, они, без всякого оружия, произносили ритуальные мантры, после чего царь умирал и его место занимал более достойный. Ромео Кастеллуччи не случайно остановил свой выбор на ритуальной музыке PHURPA.

Четыре фундаментальных слова (I уровень) Generalissima порождают еще 16 слов, образующих II уровень. От 16 слов происходят еще 80 (III уровень), от них, в свою очередь, возникают новые 400 (IV уровень). Четвертый уровень наиболее отдален от языка загробного мира. На этом уровне начинается диалог Воскресшего и Воскресителя. Зритель понимает каждое слово. Злая мудрость Силена на устах восставшего, но не желающего воскреснуть Лазаря; Христос, принуждающий его покинуть обители смерти и поменяться с ним местами; слово, рожденное из предстмертного хрипа; слово, тонущее в потоках рвоты; «лучше не рождаться» — это слышал еще царь Мидас, а теперь слышит Бог. Бог умирает на колесе, на светящемся круге в руках безымянных светил; распятие священного языка недвижно вращается в предбытийном ритме. Четыре уровня языка мертвых, четыре ступени посвящения в язык прежде- и вечно живых. «Хранителями этого языка были “Монахи Колонн” — псевдо-священники религии, которую мы целиком и полностью выдумали и которая основывалась на поклонении Отрыву от Реальности» (Ромео Кастеллуччи. Из интервью Дамиано Патерностеру, театр Дузе, Болонья, 25 февраля 1998 г.). На втором уровне диалог уже менее понятен и зрители начинают вращать колесо Generalissimo. Кастеллуччи заставляет их думать, действовать, теряя привычную позицию пассивных наблюдателей. На третьем уровне всякое понимание диалога утрачивается, мы начинаем приближаться к подлинному языку мертвых. Лазарь вот-вот обнимет Христа и позволит занять его место. На четвертом уровне остаются только слова силы:

agone, apotema, meteora, block.

Частые повторы как в древних заклинаниях, смысл слов более не важен — осталась только интонация. Мы знаем, о чем говорит Воскресший с Воскресителем. Когда явятся хранители языка, «монахи Колонн», останется только звук, вибрация, язык до языка, праязык жрецов, поклоняющихся Отрыву от Реальности.