Это вводный текст в проект про конфликты в горизонтальных организациях, низовых инициативах и активистских сообществах. В нем я, редакторка проекта и платформы syg.ma Анна Михеева, рассказываю, почему решила заняться этой темой, и какие принципы лежат в основе проекта. Я также планирую опубликовать анонимные интервью с активистками и активистами и сделать подборку практических инструментов для разрешения конфликтов. 

Страх конфликта

Впервые темой межличностных конфликтов я заинтересовалась, оказавшись в небольшой организации, в задачи которой входило установление горизонтальных отношений внутри рабочего коллектива.

Принципы общения в горизонтальных/низовых проектах обычно более гибкие, при этом коммуникация требует значительного вовлечения: о многих решениях необходимо договариваться, значительная часть времени уходит на обсуждения и разрешение конфликтов, которые в нашем коллективе случались регулярно. Мы спорили о личном и коллективном, вопросах публичности, политического участия, проявления эмоций, распределения обязанностей, планирования мероприятий — то есть по поводу практически каждого аспекта нашей совместной работы.

Через несколько месяцев я начала выгорать: регулярные встречи тяготили, многие вопросы на обсуждениях раздражали меня, распределение обязанностей казалось мне несправедливым и даже внутреннее устройство нашей организации начинало казаться недемократичным. Но самым важным оставалось, что я боялась об этом сказать.

До этого у меня был опыт работы в университете, крупной культурной институции и небольшой маркетинговой фирме. В каждой из них существовали строгие иерархии, исключающие открытый и честный диалог между сотрудниками, в связи с чем продуктивные конфликты были редким явлением. Так, в университете я попала в коллектив административных работниц, сопротивляющийся руководству факультета. Открытое разрешение конфликтов было просто невозможно — требовалось бесконечно обращаться к «начальницам», чтобы распределить обязанности и найти наиболее приемлемый метод решения проблем, вместо того чтобы разрешить ситуацию на межличностном уровне. Несмотря на то, что работницы и работники крупного московского культурного центра часто пытались выстроить доверительный разговор, они делали это лишь в узком кругу коллег, а конфликты по поводу ценностей и идеологии самой институции разрешались также через руководство. Это привело к тому, что напряжение между сотрудницами и сотрудниками часто не могло быть нейтрализовано. Когда же я работала в небольшом стартапе, все решения принимал мой начальник — условий для конфликта между его подчиненными быть не могло, абсолютно каждое значимое решение в проекте принимал он.

С одной стороны, быть частью иерархии порой гораздо легче. Например, шанс того, что в крупной организации есть документ, в котором прописаны права и обязанности сотрудниц — договор — по моим наблюдениям, выше. В договорах обычно очерчены границы личного и профессионального: когда заканчивается и когда начинается рабочее время, какая деятельность входит в список обязанностей сотрудниц и сотрудников, а какая — нет. Кроме того, в иерархических структурах легче фокусироваться на профессиональной деятельности и развитии, не отвлекаясь на проблемы коммуникации. С другой стороны, в таких организациях работницы и работники очень ограничены в праве влиять на принятие больших решений, из-за чего они часто чувствуют бессмысленность своего труда. 

В горизонтальной организации я столкнулась с внутренним противоречием: сильное желание влиять на рабочий процесс и делиться своими идеями в сочетании со страхом перед конфликтами привели меня к выгоранию и полной потере ориентиров. Я покинула проект. Несмотря на то что я находилась в безопасном сообществе единомышленниц и единомышленников открытая коммуникация, вокализация моих замечаний относительно принципов нашей совместной работы казалась мне невозможной. Я избегала конфликта до тех пор пока просто не могла выносить свое растущее несогласие. В конце концов, я так и не выразила его и просто ушла. 

Я знаю много других историй, когда именно конфликты не только подтолкнули участниц к выходу из проекта, но и привели к распаду целых сообществ, низовых инициатив и активистских групп, и далеко не всегда эти конфликты случались из-за непримиримых ценностных и идеологических различий. Сейчас я понимаю, что многие споры и идеологические противостояния могли принести гораздо меньше страданий, если бы у участниц было бы больше инструментов для их понимания и разрешения — инструментов для работы со страхом и агрессией.

В этом контексте, как мне кажется, важно понимать следующее: сложные, глубокие и часто тяжелые конфликты в горизонтальных инициативах происходят из-за глубокой вовлеченности участниц и участников. Любовь и привязанность к работе, с одной стороны, наделяет деятельность смыслом, с другой — приводят к полному отождествлению себя с проектом. Это приводит к невозможности провести границу между ним и собой. Понимание того, что участницы и участники сообществ, низовых инициатив, активистских организаций вкладывают так много эмоций и сил в проект, что готовы отбросить множество страхов и начать спорить о чем-то важном для них, кажется мне поддерживающей мыслью. Но, как мне видится, в активистских кругах не хватает ориентиров, принципов, буквальных инструкций, чтобы эти конфликты и споры разрешать — причем как можно более справедливо и с наименьшими потерями. Поиск таких инструментов — одна из задач этого проекта. 

Индивидуальная vs. коллективная терапия

В сети можно найти много способов психологической самотерапии: блоги и ютуб-каналы, научно-популярные статьи, приложения для отслеживания эмоций, гайды для разрешения внутренних противоречий. Все они, безусловно, могут принести пользу: любой важной информацией в ситуации кризиса не стоит пренебрегать. Но нужно также принимать во внимание и критику психологии, ведь зачастую эта наука рассматривает отношения между людьми в индивидуалистском и объективистском ключе. В этом контексте мне хотелось бы обратить внимание читательниц на подход «психологии освобождения» (Liberation psychology). Данное направление в меньшей степени направлено на индивидуальные репаративные или поддерживающие практики, но скорее ориентировано на поиск коллективных инструментов.

Освободительная психология рассматривает определенную травму или симптом через социальные условия, в которых находится их носительница и носитель. Такой подход помогает увидеть личный опыт как часть коллективного, рассмотреть его в качестве элемента социальной системы. В следующих материалах я добавлю несколько ссылок на лекции и публикации об этом течении, а сейчас я хочу подчеркнуть именно идею поиска общего и общности, о которой пишут многие теоретики этого подхода (в том числе один из его родоначальников психолог и активист Игнасио Мартин-Баро). Они считают, что некоторые коллективные проблемы просто невозможно решить на личном уровне, поэтому для их преодоления нужны усилия всех участников сообщества. Коллективные трансформации осуществляются только благодаря полилогу/многоголосью, а также стремлению услышать других.

Поиск способов преодоление поляризации, вызванной нетерпимостью к любым альтернативным точкам зрения — другая цель проекта. Если различия между людьми воспринимаются ими как угроза, которую необходимо либо устранить, либо отрицать, либо избегать — продуктивная коммуникация становится невозможной. Невозможным становится и продуктивный конфликт. 

Приписывание Другим всех негативных характеристик — что часто производится теми, кто находится в положении власти по отношению к тем, кто находится в положении угнетенных — легитимизирует применение насилия, цель которого — поддерживать определенный социальный порядок и удерживать власть. Поляризация эффективно используется авторитарной властью в качестве инструмента раскола сообществ. Для меня в этом контексте важно следующее — в авторитарных условиях конфликт невозможен, наличие и сама возможность конфликтов, а значит и разнообразия мнений, многоголосья — это свойство демократических обществ.   

Стоит отличать конфликт от насилия, абьюза или злоупотребления властью. В первую очередь, конфликт — это столкновение разных, но не обязательно противоположных, точек зрения. Конечно, конфликт может перерасти в абьюз, если человек обладающий большей властью воспользуется ей против своей оппонентки или оппонента. Но стоит понимать, что конфликты — неотъемлемая часть любого полилога и общественной жизни в целом, а продуктивные конфликты могут помочь сообществам и коллективам не только определить ценности, ориентиры и принципы взаимодействия, но способствовать сплочению и солидаризации. Чем лучше мы понимаем устройство конфликтов, тем больше инструментов сопротивления угнетению мы можем найти. 

Принцип ненасилия

О ненасилии как альтернативе существующей политической «нормальности» Джудит Батлер пишет в книге «The Force of Nonviolence: An Ethico-Political Bind». Батлер проблематизирует основные положения либеральной политической теории и предлагает иной взгляд на общественный договор. По мнению исследовательницы, человек в рамках данной политической парадигмы предстает атомизированным, самостоятельным и абсолютно независимым от других, а война и насилие являются частью «природного», естественного положения вещей. 

Кем же является этот человек, взятый в подходах Лока, Руссо и Гобса за «точку отсчета»? Батлер показывает, что данного «нейтрального субъекта» можно изобразить как взрослого здорового мужчину, который будто бы не имеет никакой истории становления и развития. Единственное, что его заботит — это конкуренция за ресурсы и борьба за территории с другими подобными ему индивидами. Кроме того, Батлер справедливо замечает, что данная иллюстративная схема обладает политической силой сама по себе, становясь основой для целых властных систем и инструментов регулирования, самосбывающимся пророчеством. Эти теории предопределяют то, как мы понимаем человеческое и человечность, они задают определенную рамку нашим представлениям о конфликте и взаимодействии. Именно поэтому так важно говорить о внутренних противоречиях такого взгляда на «естественное человеческое состояние»: ни один человек не рождается зрелым и самостоятельным, все люди с рождения находятся в состоянии взаимозависимости.

Человек — это одно из самых несамостоятельных и зависимых существ (в этом с ним может конкурировать, наверное, только панда, для существования которой тоже нужна целая инфраструктура). В течение первых лет своей жизни любой представитель нашего вида сильно зависит от других людей — матери, семьи, систем социального обеспечения — без активной заботы и соучастия ни один человек не сможет поддерживать себя и свое здоровье, а также удовлетворить базовые потребности. Даже во взрослом возрасте мы сильно нуждаемся в социальных системах поддержки. Такая рамка, на мой взгляд, задает совершенно иное отношение к понятию «конфликт».

Ненасилие — это практика сопротивления, которую следует реализовывать именно в тот момент, когда насилие кажется самым очевидным и оправданным решением

Когда конфликт становится настолько невыносимым, что находится на грани применения насилия, именно в этот момент у каждой и каждого есть возможность выбрать ненасилие: отказаться от индивидуализма, конкуренции и обратиться к принципам альтруизма, солидарности, понимания и поддержки. Если в рамках масштабных политических систем этот выбор с каждым днем кажется все более и более утопичным, (что совсем не значит, что его не нужно отстаивать и за него не стоит бороться) то на уровне небольших сообществ и коллективов мне он кажется вполне применимым.