По мнению многих людей, социально-гуманитарные науки вообще нельзя считать науками. По мнению других людей, которые занимаются ими, эта область наук имеет довольно мало общего с реальным миром и перебралась сегодня в сферу пустого теоретизирования или рассуждений об искусстве или литературе. Активной роли в общественной жизни эти науки, якобы, не играют. Что ж, скажу лишь, что слухи о смерти социально-гуманитарных наук слишком преувеличены. Не будем вдаваться в полемику относительно доказательств полезности гуманитарного образования на уровне частных случаев, и не будем уходить в сферу всеобщего (напоминая критикам, что западное государство — дитя философии и экономики), а возьмем нечто «среднее», а именно — юриспруденцию.

Неочевидная такая на первый взгляд гуманитарная наука, но гуманитарная же! Законы (хорошие и плохие), решения судов, наказания за вред, причиненный обществу — все это вырабатывается людьми, которые — неважно сейчас, знают или не знают, о чем говорят — формально являются гуманитариями, которым предписано регулировать государственное право, от приватизации квартиры до приговора за убийство. Может ли человек, изучая своды законов и юридическую логику, прийти к целостному пониманию того, чем является общество, государство и право, придя учиться на юриста/криминалиста/адвоката/прокурора сразу после школьной скамьи? Сомнительно. Для такого понимания, для целостного мировоззрения и базиса формирования системы ценностей общества, в котором человек живет, он не обойдется без образования.

Можно обойтись личным жизненным опытом, скажет некто. Расскажите о жизненном опыте жертвам домашнего насилия. Есть еще здравый смысл. Тот самый здравый смысл, благодаря которому человек может знать, что земля имеет форму геоида, а может и не знать. Зато он уж точно будет знать, что, если черный кот перебежал дорогу, — жди неприятностей. И это в мире, где потихоньку подумывают над искривлением пространства и пользуются мощнейшими компьютерами, помещающимися в карман. Что же тогда? Хороший гуманитарный базис, независимо от дальнейшей специальности, который позволит человеку, вышедшему за пределы скорлупы школы, получить представление о человеке — людях — человечестве. Тот самый базис «классического гуманитарного образования», без которого отец квантовой механики Вернер Гейзенберг, по его собственным словам, не стал бы тем, кем он стал. Он бы скептикам, к слову, поведал о житейском опыте: в отличие от многих молодых студентов-физиков он, будучи еще мальчишкой, подавал артиллерийские снаряды немецким солдатам [1].

Впрочем, довольно примеров. Взглянем опять на наших юристов, а точней — даже не на юристов, а на криминалистов, представителей прикладной юридической науки. Им, как никому другому, необходимо знать о том, что такое общество, как оно функционирует, из каких компонентов создано и кем относительно него является криминалист. Какую картину предлагает ему социальная теория в университете сегодня? Ничего кроме лоскутного одеяла: разрозненной совокупности разных социальных теорий, существовавших на протяжении общества, без конкретных предложений того, как все же следует понимать общество. Калейдоскоп точек зрений. А студент, мол, пусть сам решает: Макиавелли, Спенсер, Монтескье, Конт, Маркс или кто посовременней. Без предупреждения преподавателя о том, что сторонники каждой конкретной теории, каждой социальной группы, каждой эпохи, стремятся общество уложить в Прокрустово ложе собственной теории, «обрезая» не вписывающиеся в нее факты и процессы, если того требует целостность теории. Перестраивать же теории не любит никто.

В противовес этому, один из новых шагов понимания общества, акторно-сетевая теория французского социолога Бруно Латура [2], порывает с традицией жестких рамок, предлагая социологию ассоциаций (дабы не путать ассоциацию с ее привычным в нашем языке значением, далее я буду называть ее «социологией сборок»). Посыл теории, если упрощать до невозможного, заключается в нескольких тезисах: общество следует понимать как совокупность сборок, взаимодействующих друг с другом, несоизмеримых, меняющих собственные границы, распадающихся и собирающихся в новые. Компонентами сборок являются акторы-сети. Акторы-сети — это не акторы, как простые действующие лица, и не сети, как классические совокупности неких связанных компонентов — это некие объединения, гибриды действующих лиц (не всегда представленных живым существом), связей (социальных, химических, биологических, физических), приборов, концепций, идей, обстоятельств (исторических, топологических, климатических, экономических) и, что самое важное, самих действий, которые эти гибриды предпринимают.

Вот вам пример недавний: сборка «гомосексуалы США до легализации однополых браков» и «они же после легализации». Очевидно, что, если границы сборки и не начнут заметно колебаться (например, увеличится количество каминг-аутов), то действия сборки внутренне изменятся, тем или иным образом [3]. По Латуру, общество состоит из таких подвижных сборок, на первый взгляд неявно существующих как группы, но по факту — вездесущих и пронизывающих ткань общества. Власть, желающая вечного правления, это не только злобные и деспотичные политики, но и огромные ресурсы — человеческие, экономические, материальные — которые за ней стоят. Ученые — это не только теоретическое и практическое знание о мире, но и неудачные эксперименты, сотни морских свинок, камера Вильсона и ЛСД.

А вот еще один простой пример: сборка А (пролетариат/народ + буржуазия) против сборки В (деспотичный монарх). Спустя всего одну революцию имеем следующее: сборка А* (пролетариат/народ) против сборки В* (узурпировавшая власть буржуазия). Разве не это К. Маркс продемонстрировал в знаменитом «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта» [4]? В акторно-сетевой теории Латур призывает к одному: до конца идти за акторами, распутывая клубки сложных социальных связей, случайностей, закономерностей, особых типов отношений, обманов, высказанных вовремя и не вовремя истин, изобретений и любых других факторов, способных тем или иным образом повлиять на событие. Тогда мы получим полную картину исследуемого события. Согласитесь, неплохо было бы именно такое видение общества предоставить тем, кто так или иначе задействован в криминалистике (да и в социологии, собственно, тоже).

Для иллюстрации проведем определенный мысленный эксперимент. Представим себе, что некто совершил иррациональное (и особо жестокое) убийство. Подозреваемый задержан и, по ряду свидетельств, признан виновным. Им оказался член закрытой религиозной коммуны, живущей где-нибудь, скажем, в Америке. Про эту общину окружающим мало что известно, так как она не контактирует с людьми, изолирована как технологически (у жителей общины нет транспортных средств), так и топологически (она расположена где-то в горах). Известно лишь, что религия в этой коммуне является ответвлением христианства.

Типичное обвинение со стороны критиков религии могло бы прозвучать, например, следующим образом: секта как превращенная форма общественного сознания (коль скоро христианство, религия, является как раз формой общественного сознания), извратила мировоззрение человека и, содержа деструктивные постулаты, довела его до иррационального убийства. Мы можем наблюдать примеры деятельности подобных сект на протяжении человеческой истории: массовые самоубийства, подавление личности, ритуальные убийства, финансовые махинации, наркоторговля и т.д. и т.п. Таковым может быть первичный фрейм, основанный на сообщении: «Член религиозной секты зверски убил человека».

Но тут расследование копает глубже, и мы узнаем новые данные: убийца с рождения был психически болен. Он зверски силен, умственно «неполноценен» и не получил, естественно, «должного» воспитания. Он убежал из деревни и совершил это преступление, никто не сумел вовремя пресечь его действия. И вообще, все в деревне, за исключением конкретно этого человека, который, собственно, не виноват в собственных проблемах, на самом деле благожелательны, миролюбивы и никогда никому не желают зла, включая людей другой веры (или атеистов).

Вина ложится на родителей, которые вовремя не выявили проблем в развитии сына, а если выявили — не предприняли никаких мер: не обратились в больницу, не поставили на учет и т.д. Возможно, это влияние мировоззрения секты, думают социологи и криминалисты — покидать деревню запрещено. Возможно, дело в запрете на транспортные средства. Но ведь можно дойти пешком! В чем же проблема? Мы получаем новые данные: мать убийцы умерла еще при родах, а отец, работая на каменоломне, повредил позвоночник и неспособен ходить. При всем желании, отец не смог бы отвести сына в город (а он, как становится ясно потом, желал). Значит, отец хотел, но физически не мог помочь своему сыну, хотя варианты помощи существовали. Возможно, виновата община, которая сама не предприняла ничего для того, чтобы помочь сыну своего собрата? Довольно выгодное объяснение, и на этом исследователь мог бы с чувством выполненного долга закрыть блокнот, удовлетворившись «длительным путем», который он проделал.

Но перепись населения деревни и соцопрос показали следующее: мужчина-убийца не признавал никого кроме собственного отца. В деревне проблем он не создавал потому, что нормально взаимодействовал с окружающими на расстоянии, при наличии отца рядом или как минимум «где-то неподалеку». Стоило же постороннему начать с ним контактировать (при отсутствии рядом отца), как мужчина начинал паниковать, пугаться и убегать — либо с целью найти отца, либо бежать в поисках укрытия. Собственно, именно в один из таких случаев мужчина и убежал, совершив убийство.

Его когнитивная ниша, сознание человека, страдающего психическим заболеванием, была заполнена определенным типом людей: они были одеты в определенную одежду (как часто принято у представителей малых религиозных течений), их лица были знакомы ему с рождения (за исключением редких новорожденных, которые встречались ему уже в толпе знакомых лиц), они были, кроме того, как бы сопряжены, «отелеснены», с единственной жизненной средой, которая была ему знакома (на уровне того, что для нашего героя можно было бы считать знакомством) — с коммуной. Именно поэтому незнакомый человек рассматривался им как угроза. Те же, кто мог бы теоретически пойти во «внешний мир» и рассказать правительству штата о своем проблемном сожителе, были задействованы в уходе за деревней и за пожилыми людьми (которых, по данным переписи, было в разы больше, чем молодых людей). Кроме того, мужчина не создавал проблем окружающим.

Помимо этого, покинуть деревню означало быть навсегда отлученным от общины. Можно понять отца, готового на все ради сына, включая отлучение, но нельзя, само собой, винить других в нежелании лишиться связи с домом ради Другого [5]. Ведь мы же, в конце концов, живем в обществе, в котором самопожертвование не является объектом гражданского или уголовного права — это действие суть нечто опциональное. Далеко не каждый член т.н. «гражданского общества» будет готов помочь ближнему, если это будет означать лишение собственных прав, свобод, дома, близких людей и т.д., но это — не вина конкретной социальной сборки, а наша природа, подкрепленная аутопоэзисом (стремлением к поддержанию внутренней стабильности) и инстинктами — социальным и инстинктом самосохранения.

Рассмотрим всю описанную ситуацию более лаконично, использовав терминологию Латура. Социологическое исследование ситуации (Кто виноват? Где первопричина? Что делать?) в рамках акторно-сетевой теории представляет собой своего рода огромную связку ключей, в которой мы каждый раз пробуем разный для одного замка, даже когда некоторые, как кажется, вставляются и делают один оборот. Метафора замка и ключей важна тем, что второй поворот (пускай их нужно сделать два) не делается, хотя мгновение назад мы были готовы объявить, что нашли нужный ключ.

Классические социологические теории останавливаются на первом повороте. Для них достаточно наличия определенных данных, указывающих на верность интерпретации ситуации с точки зрения исходных положений самой теории: последняя, занимаясь интерпретацией, никогда не страдает от избытка данных. Достаточно, чтобы факты А, В и С доказывали верность того, что происшествие произошло именно в связи с теми факторами, которые указываются в теории в качестве предпосылок, чтобы признать интерпретацию верной. Некий факт Х же опускается как несущественный (потому что в базовом фундаменте теории факты типа «Х» признаны несущественными) или игнорируется без особых на то причин [6]. Другая теория учитывает Х и С, но отрицает А и В. И так далее. Но подобные теории, как правило, не устанавливают связей, отношений между абсолютно всеми фактами, включая несущественные. Именно поэтому я ранее упомянул о важности связей.

В контексте социологии Латура «перебирать ключи» означает подгонять существующие сборки, все сборки, которые можно учитывать, к ситуации в попытке верным образом ее проинтерпретировать. Сначала у нас имеется лишь одна сборка: религиозная секта как причина убийства. Затем появляется новый актор-сеть — генетическое заболевание, приведшее к определенному состоянию психики. Это — суть тот самый актор-не-человек, нечто действующее, конкретная проявленная сила, не являющаяся конкретным субъектом. Ген — это часть среды, часть внутренней конституции тела, его след тянется на миллионы лет в прошлое, это объект исследования биологии, генетики, психофизиологии и психиатрической генетики. Но здесь и сейчас это актор-сеть, актор-сеть в социальной ситуации, в равной мере важный для социологов и криминалистов.

Сборка «община» отходит на второй план как нечто несущественное, когда мы узнаем, что связи между генами убийцы и общиной попросту нет — они не «резонируют на одной частоте», не обуславливают друг друга взаимно. От «общины», конечно же, исходит определенная власть, но это — мягкая власть [7], которая неспособна была привести этого конкретного человека к убийству [8]. Появляется сборка «семья»: власть семьи часто рассматривают как фактор каузальности преступной деятельности. В этом случае, власть семьи снова несущественна. Зато существенен характер деятельности единственного члена семьи убийцы и, а также один не-человеческий актор-сеть и один актор-сеть формально человеческий, но не зависящий от этого конкретного человека — это природа человека и событие, искалечившее этого конкретного человека. Именно эти акторы-сети являются силами, держащей человека у постели (инвалидной коляски), и не дающими ему спасти сына, приведя его к врачам.

Можно обвинить предков этой общины в изолированности от общества, но можно в равной мере, допустив то, что община не ушла бы из своей долины, если бы буквально в нескольких километрах от нее находился город, обвинить «внешний мир» в том, что он не разросся в сторону общины — плюс, неизвестно до конца, по каким причинам переселились предки членов общины, если, скажем, взять во внимание факт, что религиозной сектой община является всего двести лет, а существует — около четырехсот. Итак, первый актор-сеть: «плохие гены» и «физические проблемы отца». Не является ли этот актор-сеть единственным? Социологи обычно говорят «да». В следующем смысле: «Да, мы во всем разобрались, мы поняли урок, надо копать, надо выносить за скобки, надо докапываться до причины». Не совсем. Важен не только и не столько поиск причины, сколько репрезентация, панорама, генеалогия и археология как живопись социального. Важно изобразить все моменты, даже те, которые не являлись непосредственно причиной убийства, свести все факты, которые дали место этому конкретному (в данном случае — трагическому) событию: это и такой актор-сеть, как среда в целом, именно такая среда, какая есть, и даже «дорога жертвы».

Речь, разумеется, не о вине жертвы и не о том, что ее «дорога» является одной из причин события. Дорога жертвы — актор-сеть другого порядка, порядка, который (если вернуться к рассмотрению социальных теорий) игнорируется обычными социологическими теориями, но учитывается в социологии Латура. Это просто, выражаясь языком раннего Л. Витгенштейна, то, что имеет место. Эта дорога, именно такая, какая она есть, имела место. Именно поэтому трагическое событие и произошло. Существовал активный фактор (сборка «заболевание» — «физические проблемы отца») и ряд интерпассивных акторов-сетей, фактов, независимых друг от друга, процессов, безразличных к сопряжению, своего рода реактивных сил (коль скоро, не будь активного вторжения, нападения на человека со стороны неуравновешенного мужчины, не произошло бы убийства и глупо гадать, что произошло бы, и произошло бы что-то вообще или же нет).

Устройство среды [9], путь человека, ставшего жертвой убийцы, можно рассматривать как своего рода операционально замкнутые системы, отделенные от мира собственной событийностью, но являющиеся также соединенными с миром на уровне структурного сопряжения — в любой момент они могут быть подогнаны друг к другу, образовать некое новое событие, стать подключенными к новой сети, возникающей в кратковременный момент (акт убийства) и сразу же распадающейся. Но убийца, как очевидно, не является и причиной самого себя, как не является он непосредственной причиной всего акта: налицо именно соединение неоднородных и несоизмеримых друг с другом акторов-сетей, одни из которых — активны, другие реактивны (или активны в некоем другом смысле). Кратковременное соединение, пучок связей, распадающийся буквально через миг после трагического события.

Таким образом, можно утверждать о том, что ситуация складывается не только из рамок, заранее предначертанных социальной теорией: она не укоренена исключительно в социальном как таковом — это своего рода гибрид — силы исходят отовсюду: из биологии, из топологии, из устройства общества. Именно это называл упомянутый ранее Фуко микрофизикой власти [10] — любые структуры, в рамках которых происходит действие, и которые, как минимум косвенно, принимают участие в действии, в любой момент могут стать факторами, благодаря которым то или иное событие происходит. В других же случаях, первоочередные (с точки зрения той или иной теории) факторы могут в любой момент отойти на второй план.

Думаю, следствие сделало бы, при наличии всех деталей, правильный вывод. А вот социологам следовало бы задуматься, особенно тем, которые занимаются преподавательской деятельностью. Можно сколько угодно говорить о «хорошем криминалисте от природы», который «уж точно докопается до сути», а «я им сказал зачетки принести, да и поставил все — не моя же специальность». Только вот не стоит забывать, что «природа» в этом случае важна лишь социальная, а не та, которая дается нам с рождением — социальные связи приобретаются, активно усваиваются, даже ухватываются. И здесь важно как самопроизводство, так и сам процесс производства людей, и именно в университете процесс «производства человека» существует в одной из наиболее концентрированных форм. И об этом стоит помнить всем — как тем, кто преподает свою дисциплину «чужим» специальностям спустя рукава, так и тем, кто искренне не понимает, почему ему, будущему экономисту, попался такой требовательный философ. Ну, а я лишь рассмотрел вопрос, почему важно идти за акторами и почему Бруно Латур в наше время заслуживает большего внимания для тех, кто пытается понять общество.

Примечания:

[1] — По этому поводу см.: Гейзенберг В. О соотношении гуманитарного образования, естествознания и западной культуры // Гейзенберг В. Избранные философские работы: Шаги за горизонт. Часть и целое. СПб.: Наука, 2005. С. 7-17. Название статьи, в сущности, говорит само за себя.

[2] — Латур Б. Пересборка социального: введение в акторно-сетевую теорию. Нац. исслед. Ун-т «Высшая школа экономики». М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2014

[3] — Существует также другая сборка — мировое ЛГБТ-сообщество. Естественно предположить, что и его действия определенным образом изменятся. Причем изменение это будет происходить не в «лучшую» или «худшую» сторону, а попросту в качественно иную.

[4] — Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта // Маркс К., Энгельс Ф. Избранные произведения в двух томах. Т. 1. Москва: Госполитиздат, 1952. С. 208-302

[5] — Кроме того, не существовало никакой гарантии того, что больному будет оказана адекватная помощь.

[6] — То есть, без каких-либо упоминаний о существовании этого факта как факта.

[7] — Но не soft power, а «мягкая власть» в ее интерпретации у Мишеля Фуко.

[8] — Хотя и не исключено, что в дальнейшем такое может произойти.

[9] — «Среда» в этом случае подразумевается в качестве affordance Дж. Дж. Гибсона, в противовес «физическому пространству» как таковому. Будь это исследование более укорененным в феноменологии, ее следовало бы назвать «окружающим миром человека» по Гуссерлю или «жизненным миром» по Иикскюлю.

[10] — См., например: Фуко М. Безопасность, территория, население. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1977-1978 учебном году. СПб.: Наука, 2011