В 2017 году я поступила в Пермское художественное училище. Там, на паре физкультуры, я в первый раз столкнулась с постмодернизмом. У меня была футболка Nike, а моя подружка со второго курса Аня Гарсиа (которая потом стала классной современной художницей) сказала, что Nike это круто, потому что есть реклама, где Шайя Лабаф на хромакее кричит: «Just do it» . Эта реклама — это постмодернизм, а постмодернизм это тоже круто.

Я тогда не знала, что такое постмодернизм, а Аня сбивчиво, но очень вдохновлено стала говорить, что постмодернизм — это деконструкция всего, злая ирония над всем. Постмодернисты говорят: «Все новое в искусстве было создано до нас». Тогда, в 2017, я все равно плохо поняла, что такое постмодернизм, но это слово стало ассоциироваться у меня с чем-то интеллектуальным, сложным и крутым, тем более все искусство XX века в ПХУ было под негласным запретом.

Действительно, для понимания того, что такое постмодернизм нужно несколько больше информации, чем пара фраз, брошенная на паре физкультуры. Начнем с определения и предпосылок появление постмодерна.

Постмодерн — буквально, «пост современность»; нечто, разворачивающиеся после современности (модерн). Эпоха модерна, искусство которой поражало своей новизной в 1910-1920-е годы, стала впадать в кризис, связанный с укреплением тоталитарных режимов в Европе и СССР. Фигуративная живопись модерна превращается в инструмент пропаганды (соцреализм), искусство подвергается либо цензуре со стороны государства (в СССР), либо приватизируется культурными институциями и становится частью экономики (в США). Появление концептуализма в 1960-е как раз является примером попытки «уйти в отказ» , противостоять цензуре государства, заказу галереи и принудительной интерпретации. В книге Е.Андреевой «Постмодернизм. Искусство второй половины XX — начала XXI века» это явление именуется «кризисом репрезентации» . Кризис репрезентации и является основной предпосылкой к переходу от модернизма к постмодернизму.

Теперь у нас есть примерное представление о том, от чего отказываются художники, писатели и другие деятели искусства. Но к чему они переходят? Постмодернизм как культурная ситуация в большей степени характеризуется отказом от идеи прогресса, космополитизма и футуризма характерных для модерна. Ги Дебор в памфлете «Общество спектакля» говорит о том, что идея прогресса сама по себе выродилась. Идеи о будущем обмельчали, для большинства они превратились в желание пойти на премьеру голливудского фильма или купить новый фольксваген. «Общество спектакля» представляет собой «гнетущее псевдо-наслаждение» . Тогда цель постмодернистов состоит в том, чтобы перестать играть в этом спектакле, перестать производить искусство как контент, который будет потреблять это общество.

Другая важная идея постмодернизма — отсутствие новых художественных форм. Вот что пишет об этом в своей работе Стас Шурипа:

«Сюжеты картин модернистов предельно однообразны и почти полностью отработаны уже в самом начале, в импрессионизме <…> Художники начинают изображать почти исключительно то, что они хорошо знали, именно потому, что для них главным было как образа, то есть форма. Сегодня вопрос уже не в том, как произвести новую форму. Скорее, в том, что делать с уже имеющимся бессчетным множеством форм, производимых автоматически. Что они могут значить? И если в современном искусстве и сохраняет значение вопрос «как?», то касается он способов производства смыслов, а не форм».

Именно производством смыслов и комбинацией уже существующих форм занимается искусство постмодернизма. Например, в своих коллажах Р. Раушенберг или А.Монастырский работают с архивными материалами, старыми фотографиями, рекламными объявлениями, мусором, словом, с объектами, которые ранее находились в каком-то контексте и являлись частями массовой культуры. Сами по себе они не являются новой формой. Комбинируя их, художники не создают новые формы. Они создают новые смыслы. Модифицируют контекст и меняют его. Так создается постмодернистский объект. Происходит переработка всего: изображений в коллажи, музыкальных произведений в диджей-миксы, кинематографа в видео-арт. Постмодернизм манифестирует: не создавай новые формы, создавай новые смыслы. Также, постмодернистские формы визуального искусства активно работают со словом. Множество примеров можно найти, обратившись к искусству соц-арта: со словом работают Эрик Булатов («Слава КПСС»,1975), группа Коллективные действия (акция «Лозунг», 1977) и другие.

В целом, значимость слова и текста как художественного медиума в эпоху постмодерна растет. Говоря о постмодернистской литературе, стоит отметить слова американского писателя Джона Барта:

«По моим понятиям, идеальный писатель постмодернизма не копирует, но и не отвергает своих отцов из двадцатого века и своих дедов из девятнадцатого. Первую половину века он таскает не на горбу, а в желудке: он успел её переварить».

На мой взгляд, метафора с перевариванием как процессом разъедания чего-либо желудочным соком и, в том числе, соляной кислотой здесь неслучайна. Это ощущение в некоторой степени соотносится с ощущением от тех процессов, которые происходили в это время в Америке, где в 1970-х возникает феномен гонзо-журналистики, связанный с фигурой Хантера Томпсона. Для гонзо-текста характерны сумбурность, экспрессия, повествование от первого лица, описание «страшной реальности». Герои гонзо-текста снобы, богачи, погруженные в разврат, люди, которых наркотики и виски буквально делают животными: «А вообще…какого черта? Мы всегда можем закинуться кислотой и провести весь день, шарясь вокруг ипподрома, истерически смеясь над местными и лакая мятный джулеп, чтобы копы не подумали, что с нами что-то ненормально» .

Поскольку искусство постмодернизма неоднородно, литература (как и любой другой вид искусства) развивается нелинейно. Ее развитие, скорее, напоминает несколько лучей, выходящих из одной точки. В рамках этого эссе я не могу рассмотреть все значимые феномены, например, магический реализм Г.Г. Маркеса («Сто лет одиночества») или сатиру и, так называемую, метапрозу К. Воннегута («Бойня номер 5 или крестовый поход детей»). Далее, я хотела бы обратиться к постмодернистской литературе на русском языке, к которой относятся В.Ерофеев, В.Пелевин, В.Сорокин и др. Роман Сорокина «Тридцатая любовь Марины» можно назвать примером того, как писатели-постмодернисты создают сюжет на нескольких уровнях восприятия: на уровне формы и на уровне содержания. Сюжет романа таков: интеллектуалка, эстетка и лесбиянка Марина рассказывает о своем прошлом и о прошлых 29 подругах. Затем, в настоящем, она ждет 30 истинной любви и встречается с Румянцевым, который «перевоспитывает» ее в «нормальную» советскую гражданку. Назовем этот сюжет восприятием романа на уровне содержания. Теперь обратимся к форме: «Царапая старую побелку длинным перламутровым ногтем, Маринин палец в третий раз утопил черную кнопку звонка». С этого предложения начинается роман. Лексика и авторские тропы здесь являются частью мира Марины-диссидентки.

«За вторую половину рабочего дня Алексеевой удалось обработать сто шестьдесят два корпуса. Таким образом, общее количество обработанных ею за смену корпусов стало 371, то есть на 21 деталь больше положенной нормы». Это уже фрагмент из второй половины текста, где, по сюжету Марина (а ныне «товарищ Алексеева») становится советской гражданкой. Завершается же роман десятком страниц, наполненных обрывками советских новостей, газетных статей и пропаганды. Произведение теряет сюжет, оно теряет смысл. Сатирически Сорокин говорит: вот так жизни людей тонут в пропаганде. Понимание этого смысла достигается только за счет восприятия на уровне формы.

Культурная ситуация постмодернизма вызывает ряд споров среди философов, искусствоведов и т.д. Вот что о структуре развития постмодернизма говорит Константин Бохоров: «Одно (направление) неоконсервативное мы уже частично зафиксировали: орнамент, стиль, историцизм, девиантные формы традиционализма, порожденные эксцентрическим субъективизмом и авторским гонором, бесконечное цитирование и сваливание всего и вся в кучи двусмысленностей, размывание всех дефиниций и категоризаций ради того, что можно назвать «красным словцом». Другое, постструктуралистское, пытается преодолеть структурализм модернизма, утверждая, что он не достаточно критичен и радикален» . Эти два направления выделены весьма условно, так как эпоха постмодернизма включает в себя множество явлений, направлений и культурных феноменов. Тем не менее, большинство из них направлено на осмысление, рефлексию прошлого опыта; культура постмодерна полна цитат, отсылок и злой иронии. Постмодернистское производство смыслов из комбинаций уже существующих форм и культурных кодов кажется нелепым фарсом некоторым специалистам. Они называют гнусной эпохой разложения, препарированием трупа былой культуры. Вот что отвечает на такую точку зрения А.Болдачев:

«Он (постмодернизм) неспособен создать новое, поскольку его предметом является старое. Его задача — вгрызаясь зубами, царапая ногтями, пиная ногами, разрыхлить верхний слой фундамента, нарастить почву для новой философии и напоследок удобрить ее собой».

На мой взгляд, начало эпохи постмодерна было абсолютно обусловлено культурным и политическим контекстом 50-60-х годов. Ситуация с окончанием постмодерна не так очевидна: есть мнение , что метамодерн начался в 90-е, но его разделяют не все исследователи и искусствоведы. Если что метамодерн это про синтез, выбор между модерном и постмодерном. А еще про наивность, идеализм и колебание «между иронией и искренностью, конструкцией и деконструкцией, апатией и влечением»

Кстати, теперь в 2020 я больше люблю метамодерн. Я начинала с личной истории и хотела бы закончить так же. В общем, я не могу выбирать многие вещи в своей жизни (извините, это послевкусие от голосование против поправок), но я точно могу выбрать где жить: в постмодерне или в мета. И я выбираю мета.

P. S. А вы пост пост или мета мета…?