1 октября в рамках основного проекта 6-й Московской биеннале в Центральном павильоне ВДНХ выступил бывший министр финансов Греции Янис Варуфакис. Публицист Илья Будрайтскис поговорил с ним о сложной финансовой ситуации, в которой оказалась Европа.

— Ранее вы говорили об «окне возможности» изменить несправедливые правила игры в Европейском союзе, которое открылось для Греции в начале этого года. Уже к концу лета это «окно» было закрыто. Вы могли бы обозначить обстоятельства, которые «открыли» и «закрыли» эту возможность?

— Причина в кризисе, который вверг Грецию в состояние Великой Депрессии. 1,5-2 миллиона из 10 живущих в Греции переместились за черту бедности. Страну постиг лавинообразный рост безработицы, миграции, потери надежды на будущее. В какой-то момент отчаянье достигло той степени, когда греки просто перестали воспринимать то, что им говорит телевидение, газеты, европейская номенклатура и другие. Греки неожиданно дали огромный кредит доверия небольшой радикальной партии, лозунгом которой была идея избавления от этого вечного кризиса. Этой партии было делегировано также право обратиться к ЕС и передать настойчивое требование изменить навязанную стране политику, которая углубляет кризис, а не помогает его преодолеть. СИРИЗе поверили, несмотря на оказываемое давление и страх, внушаемый государственным строем, СМИ и пропагандой. Но было понятно, что это доверие не будет длиться долго и необходимо использовать этот мандат для немедленных перемен и стойкой борьбы за свои собственные принципы. Если этого не делать, то люди быстро просто теряют веру в действенность демократических механизмов. Как это происходит было видно на последних выборах в конце сентября. 1,6 миллионов греков, принимавших участие в референдуме в июле, в сентябре уже не пришли на избирательные участки. Вот поэтому окно и закрылось, ведь мы его не использовали.

— Как вы знаете, современная Россия, в лице своих официальных представителей, часто претендует на представление некой альтернативы глобальному порядку, в котором по-прежнему доминирует Запад. Считаете ли вы, что Россия сейчас действительно может предложить какую-то иную политическую или социальную модель в международном масштабе?

— Десятилетия назад Советский Союз действительно был альтернативой капитализму, частной собственности и господству рынка. В экономике альтернативой было планирование. На международном уровне это была поддержка антиколониальных движений, принципиально иной путь для стран Третьего мира. Конечно, были ГУЛАГ, диктатура партии, но и элементы альтернативы были налицо. Сегодняшняя Россия не является альтернативной моделью. Она не дает никаких иных ориентиров для остального мира. Остальной мир мог следовать по модели плановой экономики в СССР, если бы она была лучше разработана.

Если же вы посмотрите на Россию с середины 1990-х, то страна стала сырьевой экономикой, уходящей от индустриального развития в сторону банальной выкачки природных ресурсов — газа, нефти, минералов. Эта добыча была приватизирована и доходы от нее присвоены узкой прослойкой олигархов. За счет огромного скачка цен на сырье была извлечена экономическая рента. В России были накоплены огромные капиталы, однако остальной мир не смог бы существовать по такой модели, и даже Россия уже с трудом существует в таком формате на фоне коллапса цен на сырье. Так что нет, Россия не является альтернативной моделью. Комбинация олигархии, зависимости от иностранных друзей, деградации производства и возрастающего авторитаризма не стабилизируют систему, уже поколебленную снижением цен на сырье. Нет, это не альтернативная модель.

— Давайте вернемся к идее «окна возможностей»: какое следующее, после Греции, окно может открыться в Европе?

— Никто этого не знает. Однако очевидно, что где-то оно вскоре откроется. Продолжается кризис еврозоны, начавшийся в Греции, перекочевавший оттуда в Ирландию, Испанию, Италию, Францию и снова вернувшийся в Грецию в прошлом году. Скоро он еще где-нибудь всплывет. Это как больной организм, заражающий тело: сначала стадия печени, затем желудка… нам нужно найти лекарство. И то окно возможностей, которое мы видим, я надеюсь, я чувствую, сплотит европейцев и заставит различные страны-участницы ЕС объединиться для образования демократической силы для более эффективного и справедливого управления совместной валютной зоной.

— Как вы видите свою роль в становлении этой силы?

— Я постараюсь быть катализатором.