Йоханна ван Овермейр — бельгийская художница, работающая с перформансом, видео и инсталляциями. На протяжении всей биеннале Йоханна раскачивается на качелях в гигантской арке центрального павильона.

Качели, как правило, ассоциируются с беззаботным детством и веселыми прогулками во дворе. Качели могут провоцировать переживание легкой ностальгии, вызывать прилив сентиментальных и романтических чувств. «Крылатые качели» — это вообще узнаваемый символ уходящего детства и добродушной фантастики, увековеченный в популярном саундтреке к фильму «Приключения электроника», знакомому каждому позднесоветскому и постсоветскому подростку.

Качели, которые можно увидеть на Московской биеннале, вряд ли способны погрузить посетителя в состояние беспечности или приятной тоски по детству. Они возбуждают постоянное, неутихающее беспокойство.

Деревянная планка-сиденье находится на высоте двух метров, что обеспечивает качелям внушительную амплитуду. На них исступленно раскачивается художница в пыльном платье из черных перьев, будто бы экспериментирующая с демоническим образом Одиллии. Ее зловещий вид дополняет белая картонная маска, надетая художницей на затылок. Непрерывное движение фигуры, воплощающей двуличие и злой замысел, создает ощущение постоянной угрозы — угрозы, циркулирующей в воздухе прямо над головой. Кроме того, художница качается безо всякой страховки, вынужденно вцепившись в канаты своими израненными, забинтованными руками.

Согласно задумке, данный художественный образ обращается к теме очевидных бинарных оппозиций: Европа и Азия, прошлое и будущее, свет и тьма и так далее. Однако сей эффектный жест было бы уместнее интерпретировать иначе — как постоянное состояние подвешенности, вызывающее вовсе не ощущение свободы, а страх, отчаяние и, что в случае с качелями неизбежно, непременный рвотный рефлекс. Сегодня эта сартровская тошнота вовсе не исчерпывается гнетущем переживанием заброшенности в мир и сопутствующим ему одиночеством. Скорее, это реакция на общую волатильность, растерянность, прекарность. Расстройство порядка, расстройство рассудка и непременное расстройство желудка.

Следует помнить, что прекарность — это не просто абстрактная ситуация нехватки безопасности и устроенности. Это социальный эффект, порожденный неолиберальной экономикой и обслуживающей ее надстройкой. Как и в случае с художницей, не имеющей никакой возможности слезть со своих высоких качелей без помощи специальной стремянки, было бы ошибкой связывать прекарность с ощущением свободы; прекарность — это тотальная зависимость от условий и чужой индивидуальной воли. Всем, кто симпатизирует тем способам понимания свободы, которые господствуют в современной культуре и медиа, стоит задаться вопросом: а хочу ли я оказаться на качелях вместо художницы?

Текст: Марина Симакова