Кандидат искусствоведения и лингвист Алена Григораш подробно анализирует междисциплинарный проект Василия Власова и Михаила Погарского «По следам Гумилёва», представленный Московским музеем современного искусства и AVC Charity. Погружаясь вместе с художниками в детали «арт-экспедиции», она раскрывает многомерность необычного путешествия и получившейся на его основе выставки. Статья опубликована в одноименном каталоге, приуроченном к проекту.

Взгляни, как злобно смотрит камень,
В нём щели странно глубоки,
Под мхом мерцает скрытый пламень;
Не думай, то не светляки!

Николай Гумилёв

Второе стихотворение, которое я выучила в своей жизни, сразу после отрывка из «Винни-Пуха», называлось «Камень». Эта страшилка в стихах, созданная Николаем Гумилёвым в 1908 году, была настолько выразительна, что, прочтя её один раз, забыть уже было невозможно. Этим свойством картинности и синестезийности обладают многие из его стихотворений.

Со стихами и по стихам Гумилёва действительно можно и нужно путешествовать. Всем библиофилам и знатокам уже известен проторенный маршрут в Лувре по стихотворению «Портрет мужчины». Так же манят в путь и итальянские стихи Гумилёва, и испанские, но, пожалуй, действительно подвиг отправиться по следам и стихам его самых дальних, самых экзотичных путешествий, в Африку.

Арт-экспедиция М. Погарского и В. Власова как художнический жест вписана в давнюю практику гран тура, романтической традиции, которой следовал и сам Гумилёв. Здесь и восхищение Делакруа, и записи Рескина, и воспоминания Пруста, и приключения Петрова-Водкина. С другой стороны, в русском искусстве времени Второй мировой войны обширно стоит тема «бегства на Восток» советских художников, от обыденности к экзотике и от военной опасности к спокойной ленивой неге южной повседневности. Путешествие Погарского и Власова не столько бегство, сколько кочевье в африканские страны в контексте творчества художников- «новых кочевников», связывающих своё искусство с постколониальным дискурсом современности.

Возможно, как отдельному «изму» в современном искусстве арт-экспедиции ещё только предстоит сложиться и «обрасти» не только лозунгами, но и манифестами, но важно, в отличие от того же художественного акционизма, совмещение временной и географической протяжённости, этакий хронотоп, в котором художник как творец приобретает в контексте пути и времени новые креативные качества.

Как и у представителей акционизма, у художников в арт-экспедиции по Кении, Эфиопии и Абиссинии встаёт вопрос документации. И здесь, опять же, Погарский и Власов меняют уже сложившиеся правила игры и предъявляют нам беспорядочную коллекцию образов в отличие от привычной для современного искусства стройной каталогизации, фото-, видеофиксации и инсталляции тех или иных арт-объектов. Эта одновременная игра и искренность заставляют нас забыть о всякой искусственности, нарочитой театрализации артефактов в собранной экспозиции. Зритель скорее здесь уподобляется другу, с которым путешествующий художник делится, показывает ему всё то хаотичное богатство впечатлений, которое он привёз из поездки. И именно в этом совместном переборе историй, заметок, арт-объектов у зрителя с художником создаётся взаимосвязь с арт-экспедицией, они оба вместе становятся воображаемыми последователями Гумилёва, очарованными странниками.

Смена оптики взгляда из России на Африку порождает взаимодействие белого русского человека с деколониальной культурой через современную арт-экспедицию, в которой творчество «новых кочевников» понимается как путешествие по мирам других людей.

При этом сами художники, совершают перевоплощения в те или иные образы: муэдзина, архитектора, гиены, сикоморы, жирафа, ветра, хижины и так далее. И в этих перевоплощениях нет абсолютно никакой иронии. Это скорее постромантическая практика саморефлексии, находящаяся в зазоре натурфилософии и вчувствования.

Метод художественного эйстезиса Погарского и Власова по отношению к африканскому быту практически не затрагивает современного африканского искусства, имеющего отдельную удивительную историю в ХХ веке с его Гарлемским Возрождением и Арт-Дакаром, панафриканизмом и ещё не забытым триумфом глобализации на выставке «Маги земли» Жана-Юбера Мартена в 1989 году.

В данном случае, исходя из точки знания стихов Н. Гумилёва, помноженных на клише о кенийском чае и эфиопском кофе, абиссинских котах и боге растафарианцев Джа, арт-экспедиция достигла цели «точки сбора» артефактов по маршруту Гумилёва через Аддис-Абебу, Дире-Дауа, Харрар, Джи-Джигу, вдоль озёр Звай и Лангано. Пробы вод и образцы почвы, стеклянный воздух с воспоминанием о стеклянной колбе «Воздуха Парижа» Марселя Дюшана, фроттажи поверхностей а’ля Ив Кляйн, свитки и складни времён Гумилёва, ткани и предметы современных народных промыслов деколониаль — ной эстетики, фото и видео, героизирующие современную африканскую культуру, эстетизируют её инаковость в «Досках странствий» и «Стеклянном воздухе» Абиссинии. В этом смысле холсты Власова «Места пребывания» с абиссинской почвой и российскими белилами, подобные «земляной живописи» арт-брюта Жана Дюбюффе, максимально чувственно работают с нашим тактильным восприятием.

Через креолизацию африканской культуры во всём многообразии её искусства — от архитектуры до ткачества, во всей сложности её религиозных традиций, Погарский поэтизирует деколониальное анти-возвышенное в инсталляции «Колесо путеше — ствий» и тексте «Разброд планет» с ироничным сюжетом «цикады рассуждали про искусство». Подобный внекапиталистический дискурс продолжает «Африканская почта». Мэйл-арт-послания проделывают своё отдельное путешествие из Африки в Москву, становясь актом дарения художника коллекционеру и жестом отчуждения для аудитории произведения искусства от автора, физически преодолевая вслед за арт-экспедицией протяжённость пути.

Предложение отдохнуть, усвоить увиденные хаотичные впечатления содержится в «Хижине-экране», где в по-африкански уютной, почти домашней обстановке, оформленной как инсталляции художников новой реальности, зритель визуально проживает вместе с художниками путь во времени и пространстве, чтобы унести с собой смешанные впечатления любопытства и страха, побуждающие пойти самому по следам Гумилёва, Погарского и Власова, чтобы сформировать новое восприятие себя и мира, глобализации и самоидентификации, познания и эйстезиса постколониального мира культуры и искусства.