Михаил Заборов

Был у меня друг, назовем его Гриша, хотите, зовите Миша, или еще… поэт, интеллигентнейший парень, красивый, тонкий и немножко, а может быть и множко чокнутый. Его как-то опекала другая поэтесса — добросердечная женщина. Не знаю, был ли у них роман, может и нет, дело в том, что у нее был другой роман весьма драматичный и жестокий, а у него молодая жена, ребенок. Впрочем разве одно другому мешает?

Знаю только, что она, поэтесса насоветовала Грише познакомиться со мной. Видимо моя философия казалась ей чем-то родственным его бредням — я не обидчив. Но вернее всего, она просто хотела сбагрить опеку над Гришей кому-то другому.

И какое-то время мы общались с Гришей довольно активно, он явно нуждался в том, кто может поддержать его морально. И однажды Гриша сказал, что хочет познакомить меня с одной неординарной женщиной-писательницей.

Познакомиться с интересной женщиной! Кто бы возражал, не я! Объясняя свое предложение, Гриша что-то говорил, не помню, но все стало ясно, когда он сказал: “Я ее боюсь, она ведьма”. Это уже похоже на манию преследования. Я понял, что как поэтесса спровадила мне Гришу, так Гриша хочет передать мне писательницу и тем перенести колдовские ее чары с себя на меня.

Я манией преследования не страдаю и ведьм не боюсь. Мы познакомились. То была высокая стройная женщина без возраста, ибо молодилась, звали ее Елена, можете называть иначе. Короткая юбочка, стройные ноги, легенький жакетик, одежда была эффектна, не обыденна. Красивое чуть удлиненное лицо обрамлено прямыми черными волосами, взгляд строгий из–под черных же, довольно густых бровей, что-то демоническое в облике ее было.

Мы гуляли под луной и под солнцем, обменялись своими книжками, она подарила мне свою книжку, я ей свою. Много говорили и в какой-то момент она сделала мне незабываемый комплимент: “Ты такой умный, хоть записывай все, что говоришь”. Вскоре я отплачу ей той же монетой, прочтя ее книжку о богемной среде, напишу ей стих.

Так умно пишешь, даже странно

Я завалившись в ночь читать

Под утро начал понимать

Героем твоего романа

Я должен непременно стать

Тобой себя переписать

Перечркнуть, перекромсать

И обновленным воссоздать

И ты меня бы полюбила

Многое бы происходило

Мы ссорились бы и мирились

Из сложных всяких ситуаций

Из фабульных инсинуаций

Сквозь фейерверк ассоциаций

Затейливых мистификаций

Мы в выси духа б восходили

И Азазелло и Вергилий

Кромешный пролагали б путь

Для нас… куда? Куда нибудь.

И должен я тебе сказать

Легко в роман меня вписать

Оставь чернила, не трудись

В глаза мне только поглядись

И начисто так улыбнись

И в тот же миг я чудом стану

Героем нового романа

Комичный, да внутре трагичный

Смурной, до неприличья странный

Идеей некой окаянный.

И клином тут сошелся свет

Создашь меня ты или нет

Возьми же в свет твоих страниц

Перечеркнешь, поникну ниц

Тобою ж переписанный

Бессмертье обрету

И вознесемся в выси мы

Во свет и в чистоту.

Но под романтикой всегда скрывается проза реальности, вскоре я понял, что и она нуждается в покровителе, причем денежном. У нее был сомнительный бизнес: она организовала кружок оккультизма, обучала людей магии, и между прочим занималась сводничеством, что приносило доход опять же сомнительный. То был бизнес постоянно нуждающийся в дотациях. И поняв, что денег у меня нет, она быстро дистанцировалась, переключилась на местного бизнесмена, впрочем тоже не очень крупного. И этот ее роман, не продлится долго.

В те времена входил я в литературное объединение, мы собирались раз в неделю, и однажды там появилась Елена со своим бизнесменом. Он ниже ее на две головы, русского не знает и потому дожидался конца вечера в коридоре, с кем-то болтая. Тогда и донеслась до меня его фраза: “Ох уж мне этот русский бизнес, сплошные убытки!”

Я понял, что долго он спонсировать любовницу-виновницу убыточного бизнеса он не будет.

Сколько времени прошло не помню, но Елена позвонила и пригласила меня посетить оккультный ее кружок в чьей-то освободившейся квартире. Разговор об этом заходил и раньше, на сей раз я решил съездить. При входе, однако, с меня потребовали деньги, не много. Так вот чем ты зарабатываешь, подумалось, на этом едва ли далеко не уедешь.

Квартира большая с большим во всю длину балконом. Сидели, болтали, тут увидел и оценил я лидерские качества Елены: у нее были приближенные ученики, которым она отдавала приказания и они слушались беспрекословно.

Потом началось телепатическое действо. Елена сама не руководила, поручив это ученику. Делились по парам, сидели вместе, прислонившись лбами друг к другу и пытаясь что-то передать и уловить экстрасенсорно. Мне попалась молодая красивая девушка, сидели прислонясь, пытаясь достигнуть духовного единения, а я думал: увы, как бесконечно далеки мы друг от друга, мы появились на этот свет в отдаленных точках мировой души, и пути наши никогда не сойдутся.

Потом, после небольшого перерыва объявили опять деление на пары, но теперь уже по выбору. Тогда подошла ко мне небезынтересная женщина и сказала: Лена мне о Вас много рассказывала, и узнав что Вы будете, я решила выбрать именно Вас, но меня выбрал сам!!! И она произнесла имя первейшего красавца в нашей богеме. То был действительно красавец: высокий, тонкий стройный, с длинными черными ниспадающими на плечи волосами, короткой бородкой подчеркивающей идеально правильные черты интеллигентного лица — картинка! Это он, этот красавец сердцеед был виновником жестокого романа, о котором я упомянул вначале, романа между ним и поэтессой, опекавшей Гришу. Красавец как водится, поэтессу соблазнил и бросил, она очень страдала. И вот теперь он выбрал “мою” чуть было не состоявшуюся подругу. Я с ней знаком не был и потому особого сожаления не испытал. Мне ничего не оставалось, как пожелать ей и ему счастливого романа. И действительно между ними завязался роман серьезный и долгий… до конца этот фильм, однако я не досмотрел, потому что вскоре от богемы отдалился.

А пока объявили, что третья часть вечера будет сексуальной — раздевания.

И тогда мне вспомнился один очень и очень далекий эпизод. Я был молодой и стройный, мы отдыхали на озере Нарочь. Сняли дом у самого синего моря. Каждое утро в одних плавках я переходил дорогу и прямо к морю, и в море, в холодную освежающую его воду.

Потом одна знакомая мне сказала: “На твоем месте я бы всегда ходила только в плавках!” В моей памяти это осталось опять же как незабываемый комплимент моей фигуре. Но было это так давно, я не ханжа, напротив, но теперь я уже был совсем не готов красоваться своей изменившейся фигурой перед обществом и потому незаметно покинул этот оккультно — телепатично — сексуальный вечер.

Потом Елена звонила и сказала, что меня долго искали. Больше мы с Еленой не встречались. Тут казалось бы и сказке конец? Но нет есть концовка, ради которой я и затеял сей рассказ.

В короткое время наших встреч Лена успела рассказать мне свою историю, которая достойна психологического романа, но, увы, я не романист.

Давайте наконец познакомимся , я тот самый мальчуган-хулиган из сказки, который кричал: “Король голый!!!” Пользуясь случаем хочу оправдаться: я кричал правду, король действительно был голый, но он был прекрасен, точно как тот красавец, о котором я только что рассказывал и который только что похитил у меня женщину, впрочем мне не принадлежавшую. Портные короля не врали! Ведь нагота и есть прекраснейшая из одежд. Тогда я пытался толпу утихомирить, но меня уже никто не слушал, короля освистали, после чего во дворцах вошли в моду громоздкие и нелепые наряды. И вот тот мальчишка до неприличия подросший, по прежнему задает неуместные вопросы, но это чуть позже.

Елене было 5 лет, когда родители отправили ее на деревню дедушке подышать свежим воздухом. Дедушка очень любил внучку, с ней игрался и вскоре игры их стали сексуальными: дедушка предлагал ей поиграться с его гениталиями, прикасался членом к ее гениталиям, это было очень приятно, и вскоре начался настоящий секс. То был для нее ошеломляющий шок удивления, недоумения и наслаждения. Так продолжалось до конца лета, когда родители доченьку забрали. На прощанье дедушка ей сказал: “Ты еще сама приедешь ко мне.

Действительно шок от первых сексуальных впечатлений оказался незабвенным, и много лет спустя, обретя некоторую самостоятельность, она сама приехала к дедушке, как он и предвещал, но увы, он к тому времени был уже слишком стар и вскоре умер.

Это тоже был шок, но теперь мрачный, трагический. И после второго этого шока, она долго не могла забыть деда, его гениталии, их игры и их наслаждения. Лена призналась мне, что любит мужчин с большими членами, потому что тогда в пятилетнем возрасте член деда был для нее очень большой. Она объяснила, почему и сейчас пассивна в сексе — как тогда в своем пятилетнем детстве.

Я сказал ей: твой дед совершил тяжкое преступление — изнасиловал пятилетнюю девочку. Теперь ты взрослая, сознательная женщина, что бы ты сделала в отместку деду, если бы он был жив?

НИЧЕГО!

— сказала она решительно.

Нет, не месть и не ненависть питала она к своему искусителю, то была какая-то всепоглощающая власть его над ней, власть преданности любви и сладострастия.

Вся ее жизнь по-существу пошла по браздам этого первого ошеломляющего секса. Прошло много времени, пока она поняла, почувствовала, что “загонять дьявола в ад” можно не только с дедом и начала бурную сексуальную жизнь.

Она меняла мужчин “как перчатки”, ища большого члена и больших наслаждений. И во всех своих мужиках с большими членами искала и не находила она преступно соблазнившего ее змея. Библейские сюжеты никуда не делись!

Впрочем была у Лены и женщина. Ничего не сказав, Лена однажды познакомила меня с подругой Лизой, которую я видел в этих кругах и раньше. Дорожа отношениями с Леной, я решил, что мне надо понравиться и ее подруге, чтобы та положительно влияла на Лену в ее отношении ко мне. Мы договорились с Лизой поехать на бардовский вечер. Она явно ждала каких-то секс поползновений с моей стороны, но оказавшись рядом с Лизой в машине, я почувствовал в ней лесбиянку, у меня к этому особая чувствительность, и это сразу отбивает у меня всякую сексуальную тягу к женщине.

Потом я узнал, что не ошибся, Лена рассказала мне, что Лиза домогается ее сексуально, и это Лену тяготит. Опять та же ситуация, Лена пыталась спровадить Лизу мне — сплошная сексэстафета. Однако наше знакомство с Лизой ограничилось одним вечером.

Но вернусь к Елене, она выходила замуж, разводилась, родила двух детей и была строгой мамо-папой сразу, потому что истинные отцы потерялись. И вот теперь ее бизнес как-то был связан с сексом, хотя то собрание о котором я рассказал нельзя назвать борделем, и сама Лена никогда не проституировала. “Если бы я могла отдаваться за деньги, я была бы богатой” — как то сказала она. И она стала писать и писать неплохо. Жаловалась мне, что ей трудно выделить время на сочинительство, и когда ей не удается сесть за пиш машинку, она просто чувствует себя больной — чудны дела твои, господи!.

Я еще пытался в разговорах вернуться к ее детству и роковому изнасилованию, но она решительно отказывалась видеть своего деда врагом, насильником, мои попытки его обвинить оскорбляли ее истинное, глубокое к нему чувство.

И думалось мне: как все–таки далек закон от реальности, ведь раскройся этот харассмент, с каким скандалом и удовольствием засадили бы любвеобильного деда до конца его дней, но кто бы от этого выиграл? По логике вещей наказание должно быть пропорциональным вреду, который преступник причинил жертве, но где тут вред? Она его не видела, а разве не она тут главный судья? Может в некоторых случаях лучше, чтоб жертва сама судила своего насильника? Тогда настоящая, глубокая любовь не становилась бы преступлением?

Закон как сомнамбула не видит реальности, читает только свои буквы, и рубит, и рубит головы — это он умеет!

В делах насильников часто фигурирует факт, что в детстве он сам был изнасилован. Одна моя знакомая в детстве занималась спортивной гимнастикой и очень опасно упала, больше она к снарядам не приближалась. У жертвы насилия тоже должна появиться ненависть к насилию, почему так часто происходит наоборот? Этот вопрос я обращаю психологам, не очень впрочем надеясь на убедительный ответ.

Где она теперь Елена! Нашла ли наконец замену своему первому искусителю и спонсора своему бизнесу? Все утонуло в дальнем тумане. Я еще успел быть свидетелем того как поэтесса, с которой я начал сей рассказ, оставив здесь разбитое свое сердце, свою безответную любовь к красавцу, подалась к родным и любящим в Америку.

А от Гриши ушла жена, забрав с собой сына. Тогда и Гриша купил гостевую визу в Америку и назад уже не вернулся. Видимо потянулся за ней, за своей поэтессой-покровительницей, знать она ему как мать.

Без доброго человека село не стоит, но и общество тоже! Вот и Гриша полетел через океан за чем — за добротой женщины! Может и у меня непозволительно доброе сердце, не мог я избавиться от аморальных мыслей типа: Закон черно белый, а жизнь цветаста, оно и лучше, что успел ускользнуть преступный дед от правосудия в могилу, и не завершилась эта трансцендентная любовь настоящим, жестоким насилием над “насильником” любящим и любимым???