эстетическое и психологическое

Я случайно попал на сайт, где шел диалог о “Черном квадрате” Малевича между художником и искусствоведом Дмитрием Гутовым и  доктором искусствоведения 

Виктором Арслановым. 

     Арсланов доказывает что квадрат — не искусство, и экспонировать его в музее нельзя, только в спец зале, примерно как пресловутое “дегенеративное искусство”. Вступая в столетний уже спор о черном квадрате, приму на себя аскетический обет: личных оценок квадрату не ставить. Так должен поступать тот, кто пытается быть арбитром. 

     Но что касается ареста квадрата и заключения в спец камеру, сразу замечу, я категорически против, ибо как бы ни оценили мы квадрат, ясно, что он стал значительной точкой в развитии искусства, и должен интерпретироваться только в контексте этого развития — хронотоп. Посему предложение академика Арсланова мне кажется даже безграмотным.

     Гутов же считает, что квадрат — великое произведение искусства, и заключает разговор верным на мой взгляд утверждением: квадрат — конец, обнуление старого, но и начало нового искусства. 

     Тогда конечно придется говорить, в чем суть нового в отличие от старого, и об этом говорят много, например в другой дискуссии: Кончаловский — Мутт, говорят много, не очень определенно, с чем-то я согласен, с чем-то нет. Но подчеркнем, что сам Малевич определил свой квадрат как обнуление искусства и как попытаюсь показать главное тут, что это обнуление и даже потом садомазохистске издевательство над искусством станет в последующем главным пафосом художественного развития. 

     Впрочем стоп, я возвожу поклеп на квадрат, все бесконечно сложнее. 

Садизм-мазохизм — глубокие основы души достойные глубокого изучения,  САДО-МАЗО это полюса, меж ними спектр состояний души тоже достойный глубокого изучения, где-то в середине гармония… САДО-МАЗО — важные основы психики и соответственно искусства, а еще вернее пред искусства. 

     Фрейд, желая понять нашу психологию, обращался к раннему детству, понять культуру тоже нельзя, не обратившись к ее детству. 

     Культура начиналась не с письменности, или достижений производства, 

культура начиналась с культа, а в центре культа всегда — жертвоприношение. 

Почему? Да потому что главный мотив и джунглей, и культуры, и искусства борьба жизни со смертью. В джунглях закон дарвинистский: или ты меня съешь, или я тебя, убийство животного, человека — жизненная необходимость. 

     Убийство ритуальное — это уже некое осмысление,  мифологическая интерпретация  борьбы за жизнь и убийства. Это уже акт культуры и даже ее формула. Интерпретации разные, сложные, но что осталось без интерпретации и тогда и потом и сейчас — это то, что в джунглях убийство утилитарно: “хочется мне кушать”. А вот в культе, на лобном месте убийство превращается в садомазохизм, ибо оно утилитарной потребностью не продиктовано. Но убивая тебя, мы наслаждаемся приближением к богу, солидаризируемся с вождями и коллективом, наслаждаемся — садоубийство! 

     Но ведь главная цель обряда — запугать людей и подчинить морально. Поэтому свидетель невольно ставит себя на место жертвы и ужасается вместе с ней — это сострадание  — мазо … об этом я писал давно, в других опусах. 

     Так обретаем мы формулу культуры, ее подтекст биологический, дарвинистский — борьба за жизнь, а в подсознательном основании культуры находим садомазохизм. 

     Потом появится светский греческий театр, он делится резко на трагедию и комедию, и это опять садомазохизм. Тут садомазохистская формула остается, но формулируется иначе, не теряя своего садооснования. 

     В трагедии убийство героя на сцене ради эстетического наслаждения — садо? 

Но меняется знак с отрицательного на положительный, ибо реальное жертвоприношение = реальное садо, художественное садо — это изживание садо — анти садо. Тут главное, что зритель сочувствует гибнущему герою, глубоко переживает несправедливость рока, и так побеждает идея добра, справедливости, приносящая очистительный катарсис.

     Комедия — та же трагедия, ибо в комедии антигерой тоже гибнет, не физически — морально, но если в трагедии мы гибнущему герою сочувствуем, умираем вместе с ним (мазо), то в комедии мы радуемся падению героя, видя в этом победу добра (садо).

     Но какое отношение все это имеет к черному квадрату? Связь далекая, кривая, но и прямая, определяющая. В дальнейшем  садомазохизм не исчезает, но смягчается, вуалируется, он был в подсознании и ушел туда еще глубже

      Появляется наука эстетика и в ней прекраснодушные эстетические категории: прекрасное-безобразное, возвышенное-низменное, комическое-трагическое, о садо-мазо никто не думает — оно в подсознании, а Фрейд с рождением не торопится. Но пора потерянную связь психологического с эстетическим осознать, сделать тайное явным, отделить искусство от психологии нельзя!

    Блюдя осторожность в обобщениях, можно все же говорить о постепенном усилении садо-мазо. Уже Моцарт порой удивлял современников своими «дисгармоничными пассажами», Бетховен еще более, Шенберг еще более диссонантен — это развитие стиля по принципу моральной усталости от гармоничных форм, вторжение диссонанса-«дисгармонии» или того, что можно поименовать негативной гармонией, потому что дисгармония пока еще усложняет, но и обогащает гармонию. 

     Но в принципе дисгармония, разрушение фигуры, формы, образа, и разрушение живого существа для эстетического наслаждения = садо. Но оно же и мазо, потому что мой образ — это же я сам! И мой садомазохизм передается зрителю. Больно художнику, больно и зрителю. Дальше деформация прогрессирует и ее смыслы меняются,  что мы и попытаемся понять. 

     Модернизм  детище капитализма, первая радостная реакция на социальную и духовную революции  —  импрессионизм, освобождение от академических оков, выход из темных мастерских на пленэр и пр. Но очень скоро человек-художник находит себя в оковах других, от которых избавиться нельзя, и развивается духовный  художественный негатив.    

     Это проблема грандиозная, но можно сказать, что причина и сущность негатива в разрушении природных основ бытия, “переселении” человека из естественного ландшафта в искусственную среду города, промышленного предприятия, где он становится придатком машины. Производство прежде семейное, теперь вырывает человека из его из семьи, естественное личное общение все больше вытесняется искусственными коммуникациями, общением формальным. В общем происходит отчуждение людей друг от друга… и душа общества заболевает, а художник — чувствительный орган — это остро чувствует. выражает в своем творчестве, переплетая с личной драмой. 

      Экспрессионизм — это уже сплошной болезненный негатив, здесь деформация весьма активна — это знакомый нам садомазохизм — боль художника и зрителя. 

Если у Боттичелли и Моцарта царит гармония, то в экспрессионизме воцаряется  пафос дисгармонии, садомазохистской ущербности, которая в эту эпоху усиливает выразительность искусства, но в принципе — это процесс разрушительный. 

     И если Пикассо — на границе абстракции, то Кандинский — абстракционист и дальше разрушать нечего — вот и дошли до точки, которую и поставил Малевич. 

     Тут можно сказать, что фокус сил он всегда нейтрален, символизирует равновесие, и тут я согласен с Александрой Шатских, которая подчеркивает равновесность квадрата — такова функция нуля. Расписывающие художественные достоинства квадрата, того не понимая обкрадывают Малевича — главную нулевую ценность квадрата, а ноль в данном случае “больше” ценнее величин, как в смысле ценности функциональной так и в смысле ценности денежной. 

   Прогрессируя деформация привела сначала к расщеплению объекта, как в кубизме и наконец к полному разрушению объекта — Кандинский-абстракционизм. Дальше  крушить нечего, точка — черный квадрат.

     Так все-таки он прекрасен, или безобразен черный квадрат? Не буду нарушать обет и выносить вкусовой вердикт, но напомню опять, Малевич определил свой квадрат как обнуление искусства. У Малевича есть много хороших фигуративных картин, но почему вознесся именно  квадрат? Да потому, что главная его ценность именно нулевая, и следовательно наша задача взвесить 0. Но как это сделать? Как измерить “величину”, ценность нуля, если сам этот вопрос не сюр?

     Моя философия метафизически-космологически-контекстуальная, знакомьтесь:

https://docs.google.com/document/d/14_IQTVfYdwFsFG_QvxtkNVBSCEbL5Ml4ZkRENsPv6tw/edit?usp=sharing  КОНТЕКСТУАЛИЗМ

     Но здесь только спрошу: Что такое центр солнечной системы? Ничто — точка равновесия = 0, но вокруг этого ничто вращаются огромные тела. Сама по себе точка ничего не делает, но оказывается в царственном положении, и вот вам отгадка нулей художественных, и не только художественных. Мы даже не представляем себе насколько всеобъемлющим является этот космический закон централизации, он царит во всей нашей жизни, наших буднях, во всех наших ценностях. 

     Хлеб имеет питательную ценность — это все знают, но мало кто задумывается о его ценности контекстуальной, если употребить такой термин. Сколько производится хлеба, сколько продается, как это связано с молочным рынком… везде нужны точки отсчета — нули. Так появляется и мера отсчета — деньги. Вот и попробуйте объяснить ценность денежной купюры ее художественным качеством! Она может быть очень красивой с гербами, царями, но ничего не стоить, и наоборот, может быть некрасивой, но ценной. И это точь в точь о черном квадрате: можете ценить его высоко, или как Арсланов считать дегенеративным, но поймите, что при этом вы говорите на другую тему, примерно как говорят о кофейной гуще, полагая, что говорят о людях. Говорить надо о ценности невидимой, которая и имени не имеет, я назвал ее контекстуальной, можно назвать регулятивной. Точно как денежка сама по себе ценности не имеет, даже золотая (вспомните Мидаса).  Денежка регулирует отношения ценностей: Вы выработали 30 трудодней, производя марципаны, а я 20 производя табуретки, мы можем обменяться, и везде необходимы нули как точки отсчета и числа-деньги как мера отсчета. Только через деньгу поймем значимость нулевого знака, а эстетические его достоинства — это как красота купюры, ее стоимости не определяет, разве в нумизматике.

     Название моей статьи ФОКУС имеет два смысла: трюк, и многие не без оснований считают квадрат ловким трюком. Но  для меня важнее другой смысл понятия фокус — это и точка равновесия, в которой сходятся силовые линии, делая ее центром-регулятором системы. А если вспомнить о свете, то в фокусе лучи сходятся, но они же из него расходятся, он только точка-medium, и очень важно понять, какие лучи-влияния вышли из нашего квадратного фокуса? 

     При этом не следует забывать, что исходящие лучи создаются все же не самим фокусом, а лучами приходящими, то есть в нашем случае предыдущим развитием искусства, влияние самого фокуса-квадрата определить очень трудно, и нам еще придется говорить  о втором смысле слова фокус. 

     Чтобы понять обнуляющую функцию черного квадрата надо смотреть не на сам квадрат, а на то что было потом. А потом Дюшан убил картину, заменив ее реди-мейд. Однажды он пригласил друзей к себе домой на вернисаж, а дома никакой экспозиции нет. На вопрос, где же выставка, он сказал: искусство — это то, что я художник назвал искусством. Вот он ответ — вот он голый ноль, Малевич ноль оквадратил, очернил,  замаскировал, дав пищу бесконечным разговорам возносящим квадрат в небо или унижающим до дегенеративности. 

     Вот Александра Шатских разъясняет нам, что белый фон квадрата — это все цвета, а черный — это никакого цвета! Только непонятно почему это хорошо, или почему это плохо? А за ней выступает искусствоведица из музея и говорит: да вы посмотрите, квадрат он не черный, там есть и красный, и опять непонятно почему это хорошо или плохо? Не надо, господа, квадрат хитрит, растолкуйте мне лучшие художественные достоинства голого нуля — дюшановского. 

      А еще лучше давайте рассмотрим невидимую скульптуру Сальваторе Гарау — это не квадратный, замаскированный ноль Малевича, а ноль-ничто, настоящий, так в чем его неотразимая прелесть? Вы чего доброго скажите, что никакой прелести в ничто нет и быть не может, и боюсь, что не смогу возразить, но почему за ничто платят огромные деньги? Вот если ответите на вопрос — поймем черный квадрат!

     А ларчик просто открывался! Просто мы говорим иногда о том как легли карты, думая при этом, что говорим о человеческих судьбах,  связи никакой, то же и с кофейной гущей. Так мы говорим о художественных достоинствах черного квадрата и нам кажется, что они могут объяснить-доказать значимость этого знака, и тогда в недоумении останавливаемся перед нулем настоящим и вынуждены понять, что никакой связи между художественными достоинствами нуля  и его значимостью просто нет! Это главное, что надо понять, и будет то лишь первый шаг к пониманию загадки.    

     Ну, а если не художественные достоинства определяют важность художественного произведения, то что? Вот это уже вопрос по-существу.

     У Малевича есть, как уже говорилось и фигуративные картины, почему все-таки прославился квадрат? Да потому, что картина самоценна, говорит о себе, а деньга, деньги всегда абстрагированы и говорят не о себе, а только о других ценностях, их соотношении, Потому и понадобился абстрактный компактный знак как монета, пусть и квадратная. 

     В качестве самоценности квадрат ненадежен: одни едят, другие не хотят, прав Гутов видя в квадрате точку отсчета нового искусства в отличие от старого. Квадрат повлиял на будущее? Не сильно, супрематизм иссяк быстро, нельзя забывать, что фокус-центр сам ничего не создает, он это эфемерность служебная — посредник-mediator между массами и силами. 

     Денежный регулятивный принцип — это структурное объяснение ценности нулей, как точек отсчета и чисел-денег как меры отсчета.  Но не менее важно, что вслед за нулем последовали и величины отрицательные, и в этом очень надо разобраться. 

     В доквадратном искусстве диссонанс, деформация, дисгармония были экспрессивным дополнением гармонии, и страстная эта деформация может быть понята как художественный садомазохизм, потому, что “уродуя” образ я садист, но я и мазохист, ведь образ — это я сам. Но в постквадратный период, как ни странно это прозвучит, уходит мазо, меняется и садо, направлено оно теперь не только и не столько на объект, сколько на само искусство. Приведу цитату из давней статьи моего брата прекрасного художника и писателя Бориса Заборова:  

     Б.З.  “Некая Трэйси Эмин, британский творец в юбке, эмансипированная до рвотной судороги, не утомляя себя учебами в школах изящных искусств, приволокла на конкурс премии Тернера свою кровать. В каталоге так и значится «Моя кровать», с окровавленными тампонами, пятнами спермы на простынях, использованными презервативами и т. п. и т. п. Получила премию, Сталачленом, в одно слово с большой буквы, Королевской академии художеств, а затем — и командором ордена Британской империи. Какая захватывающая дух картинка эпохи. Какое страшное грядет отмщение истории.” 

     Вы скажете “Кровать” — вот она классика и садо и мазо! Нет, господа, вы заблудились, не заметив, что попали в другой лес, в другую эпоху. Тошнотворная кровать — это всего лишь выпендреж — симуляция! И произнеся это слово нужно его осмыслить. 

     Надо понять, что со времен черного квадрата искусство совершенно изменилось — новая концепция искусства. В одном очень давнем своем тексте я даже осмелился дать эпохе имя —  ЭПОХА СНАССЕНЕР.  Кто не понимает поясню — Ренессанс наоборот.  Все изменилось, попытаемся хотя бы коснуться сути. Давайте опять вернемся далеко далеко назад.

     С 13 века начинается счастливая пора Ренессанса: Чимабуэ, Джотто, Пьеро делла Франческа, Боттичелли, Мазаччо… вся плеяда гениев Возрождения. Некоторые считают “венцом творения” Рафаэля, хочешь выбирай Микеланджело или Леонардо, глаза разбегаются. И вот все эти гении вольно или невольно соревновались друг с другом в созидании прекрасного. Быть лидером в таком соревновании очень трудно, надо рисовать как Рафаэль, а это не все умеют. И это художественное  “посягательство” на прекрасное продолжилось в последующие эпохи, однако с нарастанием диссонанса, дисгармонии, отражавшими, надо думать нарастающую дисгармонию общества.

     Негатив-деформация в “доквадратный” период функционирует в контексте пластического языка, как усиливающий экспрессию элемент. Диссонанс функционирует и в качестве протеста против антигуманной действительности и значит деформация функционирует в контексте положительного идеала. Но усиливаясь, деформация  приводит к разрушению объекта — Кандинский, и тут Малевич ставит свою черноквадратную точку. А дальше наступает Снассенер, когда идеал просто исчезает, и это уже внутреннее обнуление-обессмысливание  искусства. 

     Писсуар Дюшана сделан дизайнером и обладает своими эстетическими качествами, но кто интересуется, кто знает имя дизайнера? Никто, и это значит, что все понимают или чувствует, что как в случае с квадратом эстетика тут мало чего объясняет. Так что же объясняет фурорность писсуара? А то, что так Дюшан обоссал искусство. И вот тут, как ни печально, мы наконец добираемся до сути. Можно до бесконечности говорить о картинах, скульптурах, объектах, но главное все-таки люди-творцы, их оставить за сценой не удастся.

     В 94 г. после долгих проволочек мне удалось издать книжку под названием КОМПЛЕКС КАССАНДРЫ, главная статья называлась 

ПОЭМА О ДВУЛИЧИИ КРАСОТЫ. Так вот, без учета этого двуличия красоты не пытайтесь понять-объяснить искусство вообще и современное в особенности. 

     Что же это за два лика красоты? Есть красота, которую я назвал первородной и которая идет от природы. Но есть и красота внушенная, которую я назвал фетишистской. 

     Тут конечно возникнут вопросы: что собой представляют оба лика красоты, что за красота природная и существует ли она? Уже в детстве я влюблялся в красивые курносые личики, мне никто это не внушал — это спонтанно, идет от природы. Все люди влюбляются и никто не знает почему Ваня любит Маню и не терпит Надю? Это от природы.  Эстетическое коренится в сексуальном вопреки мнению Маркса, который считал, что эстетическое впервые зарождается в отношении к вещи рукотворной искусственной. Я бы уточнил, говоря, что в отношении к искусственному, к искусству эстетическое не рождается, а отделяется от сексуального в самостоятельную сферу, но сексуальные его корни доказываются многообразно, например такими словами как ненаглядный-я, красавица, красавец, прекрасная-ый… эстетическое коренится в биологическом.  Под влиянием социального внушения человек может подавить свою природную склонность к определенному типу красоты и возлюбить нелюбимое, яркий пример красоты внушенной — мода: вчера этот костюм был предметом зависти, а сегодня он безвкусен… Знавал я одного профессора эстетики, который рассказывал, что не мог полюбить Пикассо, читал о нем лекции, но не понимал, и вдруг понял! В моей интерпретации он долго не мог изнасиловать свой природный вкус и наконец изнасиловал — явление частое с далеко идущими последствиями, которые конечно требуют очень подробного разговора.

https://docs.google.com/document/d/1RQPLwGZP3SI1IQqHZgqSwUqp_4kLtSyAzbeGvDCyUns/edit?usp=sharing  О ПРИРОДНЫХ ПРЕДПОСЫЛКАХ ЭСТЕТИЧЕСКОГО.

      Здесь приходится говорить скороговоркой, чтоб подвести к главному, что поможет понять “постквадратную” эпоху Снассенер, которую мы уже связали с симуляцией. 

Но ее коннотации широки.  Если есть красота внушенная, то возникает вопрос, кто суггестор? А суггестор как всегда человек с лидерскими качествами, сильный, настырный, голосистый… Губерман употребляет даже грубые слова: “Там (в коллективном сознании) правит бал дурак активный или мерзавец волевой”, но это не я — это Губерман. Я говорю вожак, лидер, гуру, вождь, кумир! 

     И сказав сие вспоминаем, что ведь вся история так построена, всегда правят вожди: властители силовые и властители религиозные, властители дум… А как выдвигаются например церковные иерархи? Только силой внушения, там ведь других критериев нету. Нечто похожее происходит и во власти силовой. И получается, что суггестия правит  миром?! Власть величина стремящаяся к бесконечности, великие суггесторы в полном противоречии с библейской заповедью превращаются в кумиров, которых охлос  боготворит — раболепное поклонение! Тут и зарыт динозавр —  имя его ФЕТИШЬ!

     Что такое фетишь? ФЕТШЬ ВСЕ ЧТО ПРИНАДЛЕЖИТ КУМИРУ! Так вот недаром упомянул я Ренессанс, то была эпоха созидания становления капитализма, пороки которого пока скрыты, бурлит творческая энергия в том числе и в искусстве, в эту эпоху,  кумирами были творцы прекрасного. И недаром придумал я Снассенер — это эпоха разрушения общества под общим грифом массификация, об этом тоже надо говорить отдельно и много.    

     Соответственно разрушается и искусство, и естественно появляются гуру, вожаки, лидеры, но уже не созидания, а разрушения. Тут рисовать не обязательно, главное лидерские качества. Дюшан, как мы помним, рисовать бросил, покупал писсуары и пр., но стал художественным суггестором эпохи. 

     Как во времена РЕНЕССАНСА было стремление к прекрасному, “мода” создавать великое, так в эпоху СНАССЕНЕРА свирепствует мода на оплевывание оскорбление, обгаживание прекрасного и самого искусства. Так появляется рекордсмен Пьеро Мандзони с его банками дерьма. Если Дюшан искусство обоссал, то Мандзони его облажал и стал лидером моды, а лидер — он и кумир, а дерьмо кумира по формуле — фетишь! Стоит дороже золота! Сатана там правит бал! 

     Тут раболепное мазо действует только в душе зрителя, наступило кардинальное изменение, мы не заметили, как оказались в “стране чудес”, в другой эпохе, где изобретено чудесное лекарство против “винсентианских” страданий. Артист артистка больше не страдают, даже с такими тошнотворными негативами как дерьмо или тошнотворная кровать, артистка не страдает. Ван Гог страдал каждым своим мазком — Трэйси от этого излечилась, у нее только симуляция. Переплюнуть  в обгаживании искусства всех, и стать лидером — вот “идеал”. Тут и не садо и не мазо — это эксгибиционизм! 

     И наконец срабатывает другой смысл слова фокус — трюк. Без фокуса нельзя попасть в центр общественного внимания — вот в чем фокус!  И вот тут мы нечаянно уперлись в еще одну грандиозную проблему. 

     Вы можете рисовать бесконечно черные квадраты, или консервировать фекалии и никто не обратит внимания. Всеми правдами и неправдами  попадите в центр внимания — центр системы, тогда каждое ваше слово или умолчание будут весьма значительны. Это как если вы на трибуне с мегафоном, вас все слышат, но в толпе перед трибуной может затесался Сократ? Его не видно и не слышно — пробиться в центр к трибуне!!!

     .Малевич в какой-то момент это понял или почувствовал, оставив семью в Курске бросился в Москву. Ну, а о том как когда-то все дороги вели в Рим, или в новейшее время в Париж, в Нью-Йорк рассказывать долго. 

Будь в центре, только там сможешь продавать свое дерьмо дороже золота! И тут любой трюк “стоит обедни!”. Таким образом все затронутые нами проблемы фокусируются в ФОКУСЕ — в центризме-кумиризме с одной стороны и в раболепном поклонении охлоса кумирам  и их атрибутам — фетишам с другой! 

     Культура начиналась с культа и к нему вернулась, культ стал искусством, когда художественное произведение стало меж духовным суггестором и людьми, внеся в культ гуманизм. Сегодня художественное произведение низведено до дерьма и до невидимой скульптуры, тем оставив охлос в полную власть дегуманизированной суггестии.