English version of the text

мобильные крематории

видео пленных солдат с отнятыми средствами связи

отказ возвращать мертвые тела домой

открытые погребальные рвы

матери, рожающие в подвалах

смерть от голода и обезвоживания в осажденном Мариуполе

ракетный обстрел Харькова во время проведения мирных переговоров

заблокированные гуманитарные коридоры

обстрел эвакуирующихся

разрушенные жилые районы не имеющие военной инфраструктуры

официальная ложь о погибших солдатах срочниках

давка и паника на границах

сфабрикованные российскими военными провокации в Донецке

зарегулированный интернет

кассетные боеприпасы и вакуумные бомбы — военное преступление

игры с ядерными угрозами — оскал безумия и бессилия

Как вообще это стало возможным? За годы правления путина, пространство политики сузилось до репрессий, тотальной цензуры и военной диктатуры армии силовиков.

Вся оппозиция была ликвидирована публичными заказными убийствами, гонениями, сфабрикованными делами и заключениями под стражу.

В настоящий момент любое мнение, отличающиеся от официальной версии государства, приравнивается к госизмене и влечет за собой штрафы и тюремное заключение до 15 лет. Чтобы попасть под статью — достаточно нарисовать плакат «НЕТ ВОЙНЕ» или запостить твит.

Почти все оппозиционные СМИ в первую неделю войны были заблокированы в сети Роскомнадзором, ранее признаны иногентами, а в настоящий момент вынуждены были покинуть страну после череды обысков, прямых угроз, давления и арестов.

Многие независимые СМИ объявили об остановке работы в условиях паралича права на публичную речь. Студенто_к и наемных работни_ков незаконно отчисляют и увольняют за артикуляцию антивоенной позиции.

Тем же, кто уехал_и и продолжает говорить о войне и освещать события нападения России на Украину, будет невозможно вернуться домой при действующей власти Путина. Разумеется, это не первый массовый исход из страны за время его правления, но вероятно, последний и сокрушительный.

Я пишу об этом, находясь с 12 летним сыном в Грузии, где мы остались в транзите между невозможностью возвращения и отсутствием перспектив для настоящего. Но это дает мне возможность писать из безопасного места, чего нельзя сказать о жител_ях украинских городов, вздрагивающих от взрывов, о ждущих свою очередь на границе беженцах или морально и физически подавленной оппозиции россии — всех тех, кто по ряду причин не смогли или решили не уезжать.

Хочется думать, что события, которые мы наблюдаем и в которых участвуем (война в Украине, недавние Беларусские протесты и массовые репрессии в Казахстане) — конвульсии устаревших политик клинического патриархата, которые в скором будущем станут невозможными.

Тотальная диктатура и въевшийся в головы людей царизм не могут существовать в современном обществе. Сейчас недостаточно отключить «Эхо Москвы», чтобы думать, что можно контролировать настроения в стране. Цифровые возможности все еще именно возможности, нежели контроль, а значит, мы все имеем способность к ответу и к мобилизации. Универсальность, пассивность, гегемония и директивность — не единственные наши проблемы, конечно. Реакция ряда стран НАТО и США тоже оставляют желать лучшего и действуют в той же устаревшей партитуре: защиты/нападения/откупа.

Если бы феминистские политики доминировали в поле публичной мысли, мы бы не мыслили противоречия интересов государств в категориях империализма, военных преступлений, поощряемого фашизма и дискриминационных логик (кстати, что за странное совпадение, что так много пленных солдат — это именно призывники из центральной Азии, люди небелой идентичности или из очень удаленных регионов и поселений России). И почему мы сейчас перекладываем надежду сопротивления на женскую мобилизацию матерей срочников? Потому, что именно матерями ясен и прожит в полной мере, репродуктивный труд заботы и ответственности — невидимый для аппарата государства с низкими социальными гарантиями и мерцающим здравоохранением. Для машины войны 19 летний пацан из деревни — это невидимый ресурс поддержания конфликта и собственных интересов. Социальные гарантии неважны, важна пропаганда в школе для разжигания псевдопатриотизма и купирования способности индивида критиковать и ставить вопросы.

Ничего не изменится без изменения политик образования и параметров доступа к знанию и публичной речи. Нам нужны работающие институты политической субъектности с самого раннего возраста. События, что сейчас стали возможны, произошли в компосте политической безответственности и нормализованного насилия. И эти пространства безумия и несвободы закрепляются слабой ответной реакцией тех, кто находится по другую сторону обсуждения решений, принимаемых от нашего лица.

Мы видим как границы государств переочерчиваются на наших глазах: ударами ракет, взорванными мостами, захваченными инфраструктурами. Границы кровоточат. Тела, изуродованные взрывами, проявляют эти границы. Очередные шрамы земли из погребальных рвов и политически мертвых оккупированных территорий превратятся в блестящие картинки, новейшей истории, школьных атласных карт. Мы слишком быстро научаемся жить с болью и становимся терпеливыми, в то время как истории войн должны быть перерасказаны языками страха, отчаянья, невозможности и горя, но никогда не должны быть героизированы, эстетизированы и поощряемы.