18+

Преодоление гетеронормативности культурного кода задает ключевую проблематику текстов Димы Переднего, которая отворачивает от онтологизации свойств в сторону признания их ситуативной обусловленности. Заключение в рамки, фиксация становится для патриархата основным инструментом по освоению не-нормативного, девиантного, подрывающего стабильность его функционирования. Стремление к высвобождению квир-потенциала связывается с выходом за установленные границы культурных резерваций, созданных при помощи языка и закрепленных в сознании его носителей, которые раз за разом вынуждены транслировать репрессивные клише — Мой попку ради мужчины!; Кто хорошенько про*бёт худенькую с*чку?. За счет этого гетеронормативная традиция остается рефренциальной точкой, с которой регулярно соотносит себя квир-субъект и которую стремится преломить. Формально, преломление это реализуется в непосредственной работе с главным носителем патриархата — языком — за счет разрушения когерентности высказывания (парцелляция; переключение регистров; ненормативная орфография) и остранения стереотипной сочетаемости (мои стоны … вынуждены пастись в загоне секса; подавленное воспоминание; немножко девочка, немножко космонавт). Тем не менее, именно чуткость к контекстуальным проявлениям тех или иных признаков позволяет письму находиться в зоне пограничья, калейдоскопической полифонии, лавировать между дискурсивными пространствами, жанрами и медиумами, что становится главным оружием Переднего-поэта в сокрушительной квир-борьбе против патриархата.

Андрей Филатов

Публикация подготовлена Андреем Филатовым.

Иллюстрации: Дима Передний.

Мои стоны —

дивные скотины —

вынуждены пастись в загоне секса,

а мечтают вырваться на волю.

Звучать в полях обыденности,

где их никто не слышал.

***

Ржавый —

ржавый дом на планете Ленин.

Не хочууу мыть попку ржавой водой.

Я боюююсь пускать в себя ржавый дом.

Мой попку ради мужчины!

Испытывай одиночество в ванне.

Мой попку, чтобы была чистой!

Иначе нельзя.

С ржавой водой в мои кишки

входит важный коммунальный дом.

На планете Ленин.

Самый похотливый человек на свете

идёт внутрь планеты Ленин.

Гражданская тропка

долго вьётся в петяяярви:

мимо лесного маяка,

мимо змеи на дороге,

мимо санаторных развалин.

К бревну на высоком берегу

волчьей реки.

Самый похотливый человек на свете

раздевается догола,

суёт ногу в трухлявое дупло

и сдрачивает:

сдрачивает армии, школы, тюрьмы

сдрачивает музеи, библиотеки, университеты

сдрачивает больницы, женщин, мужчин и трансгендеров.

Удостоверяется:

чтобы они никогда через него не ожили;

чтобы вышли из него

и остались туманными каплями

на изумрудном мху.

Внутри планеты Ленин.

***

Этот текст пишется в движении.

На перекрёстках планетарных троп.

Тот силовичок жил на планете оМ.

В доме под нео-новой вывеской «Радость»

он кормил молочной грудью оленёнка,

пока не уехал на планету Ленин зарабатывать силой.

Покинул Радость, где жили вместе —

бюрократ с акционисткой,

лесбиянка с монахом,

гопник с трансом,

ведьма с учителем физики.

Мы жили в Радости.

Не улетай на планету Ленин, силовичок,

на планету плоти.

Скопытится оленёнок без твоего молока.

Не нужны мне твои деньги, силовичок,

не нужны твои звёзды.

(Шепчет оленёнок.)

Мне нужна, силовичок,

только любовь твоя.

/

Ах какой ты непрактичный малыш…

/

На планете Ленин тот силовичок сделает вклад в торжество матриархата.

Поможет урнингам выбраться из кокона буржуазности, укажет

Самому похотливому человеку на свете

тропинку,

ведущую с Ленина на оМ,

в Радость-дом,

где оленёнок его не дождался.

***

Я родился раньше срока.

Мама, ты помнишь?

Тебе было одиноко,

во всех домах тебя клевали снегири.

Ты захотела девочку,

чтобы было с кем дружить.

Тебе самой двадцать.

Опыт твоего вновь беременного,

вновь ослабленного

вновь уговоренного тела

зашивал, прятал новую подругу

в другое тело. От кого?

Отчего? Я недоношенная, недопрятанная.

Долго не просыпалась,

не хотела работать ртом,

не хотела высасывать твоё,

наше молоко.

Я должна была родиться первого апреля.

Ты должна была назвать меня Анжеликой.

Мамочка, не плачь.

Давай править, мама!

***

В центре сокровенное.

На периферии заметно движение.

Беспризорник с планеты Ленин восхищён.

В продолжение Большой Травмы.

Каждый член травма.

Знает урнинг д, засыпая в бутоне цветка,

их выставляют в музеях.

Разговаривая сама с собой,

она обещает ребёнку-проекту счастливую жизнь.

Когда в тебя проникает мужчина,

ты несёшь дальше форму его жизни.

Он_а понес_ла.

Их выставляют в музеях,

в память о вымирающей галактике Кружение,

вселенная Неваляшка,

созвездие Куколка.

Да вылупится!

На красной луне, спутнике планеты оМ,

Принцесса D бежал простоволосый.

Преследуемый наваждением кита.

Всё интереснее, чем сидеть на тронах

в деревянной комнате

рядом с королём-отцом

и королевой-матерью.

С подавленным воспоминанием

о титулах кровавого брата.

Проведи меня,

изгибающаяся ветвью факирша,

через джунгли в снега.

Все тропки ведут на планеты.

***

Стоит гопничек,

в одной руке энергетик плещется,

под другой деваха зевает.

Вечер душный, июльский.

Ей под рукой тяжёлой скучно,

говорит своему самцу:

Хочу сердце драконово.

Принеси, или слабо?

Принёс на следующей неделе.

Вечером поздним, июльским

подстерёг на пустыре урнинга Валерия,

работавшего стилистом в салоне на углу.

«Мёд» салон.

Вспорол гопничек грудь урнингу,

достал сердце его

и девахе своей в пятиэтажке швырнул:

Не бери мужика на слабо.

Всю ночь холодную, июльскую

вглядывалась она в сердце драконово.

Серое,

за пятидесятилетнюю жизнь огрубевшее,

вязью шрамов увитое.

Продолжало биться оно.

Что-то такое увидела всё-таки,

и под утро зажёгся в глазах её

рубиново-красный огонёк.

***

Новой конституции посвящается:

Какой он,

носитель нетрадиционной культуры?

Начнём с того, что не он, а она.

Не носитель, а носителька.

Я несу в себе полость,

разделённую пополам фанерной стенкой.

С одной стороны фанерки моё сознание,

с другой — сознание мамы.

Твоё сознание, мама.

Мы как сросшиеся головой отчизны.

С тех самых пор, как ты горячо пожелала,

чтобы у вас родилась девочка,

но родила мальчика.

Ещё внутри меня

носима могила отца.

Его убили в 1992-м году на пороге семейного гнезда,

десятком выстрелов в грудь и в лицо

и по заказу того,

кого силовички до сих пор не вычислили.

С тех пор меня не покидает ощущение,

что у заказчика всё сложилось тип-топ.

Под моей кожей

я также ношу воспоминание

о варикозных венах 50-летнего

пролетарского поэта Щипателя.

Он щупал мою промежность

в редакции “Книжного обозрения”,

когда мне было 16,

и доставал наружу мой член,

как и члены других мальчиков,

будущих журналистов

отечественных сми,

вместо того, чтобы научить нас

нормально редактировать текст.

С тех самых пор я всё время сомневаюсь,

смог ли написать нормальный,

традиционный текст.

Например, такая она,

носителька нетрадиционных,

тысячелетних ценностей.

Судьбы носителька.

***

Простите мне мой артистизм.

Немножко девочка,

немножко космонавт.

Я переспал с сотнями,

сотнями мужчин.

По всем тужу.

Пролезь через неё и её позови с другой стороны.

Пакля пролез через белый кружок, который с другой стороны оказался чёрным.

— Ты сестрица моя дырка? — спросил Пакля у кружка.

— Даааааа, — пропела дырка.

— А где другая дырка? — уточнил Пакля.

— Там! Позади меня, с другой стороны.

Всеми путями стремились они к покою.

Я и ты, и принцесса D.

Кто хорошенько про*бёт худенькую с*чку? Ищу мужественного актива без комплексов от 30 до 40 лет, который хочет регулярно *бать безотказного и стонущего, как шл*шка, пасика. Глубокий орал, анал до хлюпа, фут, римминг, золотой дождь, лёгкий см, нюхаю и вылизываю твои подмышки, люблю сперму. Ты целуешься в губы и не молчишь, когда *бёшь. Можно без резинки, если ты здоров. Я очень худенький, 168 см, нежный и послушный. Все мои друзья прилетели с других планет, а если и была какая-то разница между нами и прочими людьми, от которых мы по-всякому старались отдалиться, так это именно в уверенности тех прочих, что они земляне, и всё равно,

всё равно никогда не забыть,

как плодородна земля.

Деметра.

Не позволь забыть,

о, богиня Деметра —

пел, танцевал,

позвянькивал колокольцами

на тонких волосатых щиколотках —

всё Д. —

сегодня транс-жрица,

сквернословящая над алтарём,

воплощённая вагина.

Д. — фея перевоплощений,

нектарная сладость секреции

в волнующих складках капиталистического очка.

Д. славился бесстыжими репликами,

мальчик-секрет, агент Органзы,

ронял их изящно, с самым невинным видом:

«Чтобы какать было особенно приятно, надо сидя на унитазе, выпрямить спину и слегка выпятить попку».

Окончательно изгнали его с России,

кажется, за татуировку:

пост-пост-готическим шрифтом вопрос

“ARE YOU GOD?” на пояснице.

Конечно, в годы тотальной визуальной документации это сопровождалось фото-сессией: обнажённый Д., в своих любимых позах, вид сзади, худенькая девичья попка, и вопрос «Ты Бог?» вроде требует ответа. На США такую эскападу восприняли охотнее, тем более что это была цитата из фильма «Охотники за привидениями» —

за отрицательный ответ Гозо Гозарийский лишал жизни.

Вставай рачком.

Как и все восьмидесятники, Д. обладал суперсилами. Одна пробудилась в нём после долгих лет ютения на андерсеновском чердачке — суперсила никогда не знать наверняка, выглядишь ли ты со стороны сексуально. В момент же осознания открывается цельность, а всякая суета заканчивается —

момент, который нам свойственно оттягивать.

/

Справа

на ступенях к электроплатформе Яуза

сидела потасканная оффлайнерша

и пела про любовь:

Разве есть что-то больше, чем любовь?

Но на своей даб-волне,

она пешком по бульвару дошла,

сюда.

Ты моя женщина,

ты мой мужчина,

ты мой ребёнок.

Ты мой наркотик,

моё тело,

ты моя душа,

ты моя душа.

***

ах ты кися извращенка

пидоватая одежда

не овца

не лошадь

не корова

там на горизонте

идёшь в село с косой

не она

не он

ОНО

несёшь другим больным

надежду, что однажды

будем пить мы квас

из кружки

из одной

пидоватая надежда

сисек нет

в штанах отстой

не коза

не лошадь

не корова

сдохни пидор

ой ой ой

***

Кто мы? Происхождение.

В дигитальном пространстве без границ, в текучесть молочного хрома помещён стройный, полностью обнажённый мужчина.

Он виден только со спины, от его тела исходит мягкое сияние. Лицо в полупрофиль, чёрная бородка, волосы на голове коротко стрижены, тонкая талия, сидит с округлым задом между пяток.

Под гармоничный электронный гул — так может звучать космос — мужчина начинает медленно прогибаться в пояснице, выпячивая зад, пока не становится видно его безволосое очко.

Руками он упирается в пол, мышцы на его спине напряжены, по меткам позвоночника бегут вертикальные электро-узоры — три тонких ряда переливающихся перламутром точек.

Цвет кожи сильно обработан в визуальном редакторе — успокаивающий, бархатисто-бежевый, ни изъяна. Цвет выставленного напоказ очка — пастельно-розовый, нереальный — медленно, мирно темнеет по мере того, как мужчина тужится.

Очко теперь видно крупным планом. Картинка максимально припудрена и откорректирована в редакторе, чтобы сгладить эффект натуралистичности.

Очко раскрывается, шире, ещё шире, в тёмно-розовом ореоле появляется что-то белое, и на свет изнутри мужчины степенно и медленно выходит глянцевое яйцо.

Наконец мужчина сносит яйцо, и оно мягко приземляется, пуская по поверхности молочного хрома слабо выраженные круговые волны, так что всё пространство вокруг нежно вибрирует и полнится ярким, радостным светом возмущения.

Дима Передний. 1979 г.р.

Школа молодого художника при фонде Pro Arte.

Участни_ца литературного спикер-вечера при ЛГБТ+ комьюнити-центре «Действие».

Участни_ца Санкт-петербургской небинарной группы СНеГ.

Автор_ка телеграм-канала нимфадва: t.me/nymph2