Консенсус по поводу романа Крис Краус «I love Dick», кажется, выражен в двух словах: «культовый» и «феминистский». Кажется, будто он, этот роман, и правда артикулирует неартикулированное, возвращая женщинам нечто, что никогда им не принадлежало: право на обсессивное желание и аффекты, сильные чувства и затуманенный любовью рассудок, право на субъективацию в качестве желающей, а не желаемой, — но имеет ли это отношение к реальной субъективации и феминизму? Художница и куратор Ильмира Болотян не уверена.

О книге I LOVE DICK, написанной в 1997 году Крис Краус, автором четырех романов, одной критической биографии и трех сборников культурной критики (как свидетельствует краткое био на обложке), я узнала только в 2016-м, а прочла недавно, уже в русском переводе 2019-го года. За пять лет я слышала о книге только положительные отзывы от своих знакомых женщин-кураторов и художниц. Не вдаваясь в подробности, они сообщали мне, что роман нужно прочесть всем, занимающимся современным искусством и тем более — феминистским искусством, а после выхода одноименного сериала книгу стали рекомендовать и мужчины. Оказавшись в вынужденной изоляции по причине эпидемии, я, наконец, взялась за этот роман, прочла его за два дня и осталась в недоумении — самопрезентация героини раздражала, а это прямо говорило мне, что я чувствовала в ней нечто, что было, а, возможно, и осталось во мне. Чтобы разобраться, я немедленно села писать эссе, в котором запланировала внести ложку дегтя в мед вокруг этого текста. Русское издание снабжено тремя критическими текстами, и каждый из них любит роман Краус по-своему.

Что же такое I LOVE DICK? Это, по сути, эпистолярный роман, в котором героиня, художница и режиссер (а еще она пишет тексты и преподает — в общем, как любой деятель культуры в постфордисткой экономике) с тем же именем, что и автор книги, влюбляется в знакомого ее мужа, критика культуры Дика, недавно перебравшегося в Лос-Анджелес. После всего лишь одной их общей встречи, они с мужем Сильвером вовлекаются в написание писем Дику, которые сочиняют как будто для себя. Однако довольно скоро супруги реально пытаются его вовлечь в свою игру, назвав ее художественным проектом. Книга полна отсылок к философам обоих полов, художникам и художницам, к «Мадам Бовари» и другим превосходным образцам литературы, а также — в ней самой содержится тонкий анализ различных произведений искусства и культурных явлений, но я не смогла получить то интеллектуальное удовольствие, которое она предполагает. Я восприняла этот роман не как образец «нового типа женской жизни» (так назвала его Айлин Майлз, автор предисловия), а как раз как старую и потому банальную историю о том, как некрасивая (таковой себя считает сама героиня) 39-летняя женщина, живущая за счёт мужа-ученого, не справившаяся со своими задачами в кино (ее фильм не получился), влюбляется в значимого в ее кругах мужчину и преследует его своим проектом не без помощи Сильвера, тоже культуролога и преподавателя. Дик, против своей воли попавший в игру странной пары, вынужден подыгрывать, потому что муж героини ему нужен как хороший знакомый и преподаватель.

Подробный разбор того кульминационного вечера, когда Крис, уже вручив накануне Дику множество писем, все же приходит к нему, необходим мне, чтобы вскрыть самообман героини. Сначала она долго рассказывает ему и нам, читателям, про забастовку в Гватемале. При этом Дик в курсе, что она в него влюблена, Дик в курсе, что героиня с Сильвером расстались (она рассказывает ему об этом в тот же вечер), но он не спешит начинать то, ради чего она пришла — реализовывать то самое сексуальное возбуждение, которое она испытала впервые за 7 лет. Крис же, как будто считая, что Дик все еще чего-то не понял, продолжает объяснять, что это ее проект, что это «кейс-стади», что идея пришла к ней после ее поездки в Гватемалу и чтения социолога Франдта… Вообще, на протяжении всего романа ее автору, как и самой героине, понадобилось много обоснований и оправданий, почему она захотела (для нее = «полюбила») этого мужчину, были, например, вплетены работы Софи Калль, Ханны Уилке и необъяснимая тяга к шизофреникам, однако об этом позже.

Когда Дик, наконец, прямо спрашивает, что она хочет, и спрашивает это с нескрываемой ухмылкой, она отвечает: «Я хочу провести ночь с тобой». И потом еще два раза повторяет: «Я хочу переспать с тобой», «Я хочу, чтобы мы занялись сексом». «Почему?» — спрашивает Дик, и героиня тут же вспоминает один из способов сведения с ума из книги «Происхождение шизофрении». То есть в ее представлении это не она «сводит с ума» себя и мужчину, которого видела всего несколько раз в жизни, но при этом преследует его своей «любовью», а он ее сводит с ума, задав резонный вопрос, зачем им двоим непременно нужно переспать. Героиня отвечает: «Мы хорошо проведём время». На резонное замечание Дика, что «хорошо» в такой ситуации не получится, Крис продолжает «нести чушь о слепой любви и наваждении», в свою очередь спрашивая: «Ну почему все не может быть просто круто?» Приняв наркотики, они все–таки занимаются сексом, в котором героиня к уже случившемуся унижению добавляет следующее: «Я хочу быть твоей собачкой».

Получив все, что нужно, героиня как будто так и не осознает, что ей было нужно совсем другое. Утром она спрашивает, какая у НАС программа (капслок здесь и далее мой — И.Б.). Дик деликатно прикидывается, что не понял вопрос. Но не такова героиня Крис Краус, она идет до конца и, полностью игнорируя обратную связь, спрашивает уже напрямую: «Ты бы хотел ещё встретиться?» Он перебрасывает вопрос ей, причём передразнивает её. Его раздражение очевидно, но героиня и это игнорирует. В итоге, Дик признается, что к нему приезжает «кое-кто» на выходные, и Крис отмечает, что эта новость ШАРАХНУЛА её по голове. Мужчина начинает злиться: «Я разрушил твою фантазию?» Заблуждения и иллюзии Крис видны Дику лучше ее самой. Она отвечает, что, если бы знала, то не осталась бы. Дик смеется: «Ещё скажи, что я тебе изменяю».

Автор/Крис (в романе граница между ними слишком тонкая, чтобы их жестко разделять) пишет: «А вот это было очень жестоко, но любить тебя уже стало моей работой на полную ставку и я не была готова оказаться безработной». И она снова ломится в закрытую дверь: «Ты просто должен помочь мне принять ситуацию». ДОЛЖЕН. К несчастью Крис, мужчина не настолько невротик, чтобы поддаться, он сбрасывает с себя манипуляцию героини так же поспешно, как готов сбросить и ее саму, если бы она не прилипла к нему намертво как расплавленная на калифорнийском солнце жевательная резинка.

«УЛЬТРАЖЕСТОКОСТЬ. — пишет Крис. — Огонь на поражение».

И этот самообман героини, что она хотела только переспать с Диком (просто потому что влюбилась), о чем она заявила и мужу, и читателям, так и не оказался вскрыт ни ею самой, ни автором текста на протяжении всего романа. Простой анализ кульминационной сцены показал, что ей не только хотелось с ним переспать, но полностью поглотить этого критика культуры и то, чем она восхищалась в нем = стать им, мужчиной, to become a dick, стать большим хуем в мире искусства. Не отрефлексировав это сразу, она то восхищается им, то обесценивает. «Как художница она считает работу Дика безнадежно наивной, но в то же время она питает слабость к определенным видам плохого искусства — искусства, позволяющего заглянуть в надежды и желания автора», — пишет Автор/Крис, та самая, что не справилась со съемками своего фильма, та самая, знакомые которой не стесняются при встрече критиковать ее работы.

Простой анализ кульминационной сцены показал, что ей не только хотелось с ним переспать, но полностью поглотить этого критика культуры и то, чем она восхищалась в нем = стать им, мужчиной, to become a dick, стать большим хуем в мире искусства.

И вследствие этого, так и не отрефлексированного самообмана, Крис не видит того, что очевидно не очарованным ее слогом читателям: то, как Дик игнорирует ее и всеми способами транслирует «нет» с самого начала. «Ты же говорил: “Я не скажу ‘нет’», — упрекает его героиня, как будто его ясное «нет» ее остановило бы. То, что Дик поддерживал общение с Крис только из–за её мужа отметили и другие критики. Джоан Хоукинс цитирует в своем послесловии к роману Ив Кософски Седжвик: «Одна из вещей, которые этот «роман” разоблачает, — это степень, в которой женщины в классическом жираровском треугольнике играют роль проводника гомосексуальной связи между мужчинами».

Почему критики увидели в отношениях Дика и мужа героини гомосексуальный мотив, хотя отношения этих мужчин были просто взаимовыгодными? Возможно, потому, что сейчас, когда «злая фрустрация, глухое недовольство женщины, не согласной с тем, как устроено общество» (Марина Винник) стала общим местом, не так легко признать, что трансформация гендерного порядка требует изменений не только от мужчин, но и от женщин?

В частности, если брать как пример только роман Крис Краус:

— Сексуальная инициатива женщины не обязательно должна быть удовлетворена (Дик не хотел Крис и смог заняться сексом с ней только с помощью наркотиков, но этот факт не отрефлексирован в романе).

— Игнорирование традиционных гендерных ролей не выгодно для женщины и часто приводит ее к самообману и последующему унижению (это для гетеросексуальных мужчин исторически приемлемо «просто хотеть трахнуть»; а у женщины, заявляющей, что ей надо только переспать, велик шанс оказаться в той же ситуации, что и Крис).

— «Нет» должно значить «нет» для женщины так же, как это требуется от мужчин. Мужчина имеет права отказать женщине в сексе, как и она ему, и это не признак ущербности женщины или мужчины.

В конце концов, Крис не просто вовлекает в свой проект человека, который этого не желал, но и методично выбивает из него согласие на публикацию писем. Проблема героини в том, что ей всегда мало. Она добилась своего — «провести ночь», но ей недостаточно. И из–за того, что ей мало, она обозначает, что с ней жестоко поступили, недодали. Однако, несмотря на то, что с ней так поступили, она все равно вытягивает Дика на ещё одну встречу в баре и любуется тем, какая они пара: «Мы роскошно смотрелись вместе в понедельник вечером, когда входили в бар «Эйс оф Даймондс». Оба высокие, анорексичные, пиджаки в тон. […] Завсегдатаи подняли глаза от своих кружек с пивом. Очень смешно. Ты модник, я — модернистка». Но они не пара, и осознание этого снова и снова «шарахает» Крис по голове, вызывая в памяти воспоминания то о бывших парнях, то о профессорах, использовавших своих студенток для сексуальных утех. Вранье себе и другим, что это все — арт-проект, не помогает. Отсылки к Софи Калль и Ханне Уилке тоже.

Вранье себе и другим, что это все — арт-проект, не помогает. Отсылки к Софи Калль и Ханне Уилке тоже.

Зависть к Dick, большому миру состоявшихся мужчин и тех женщин, кто смог в него вписаться, мешает героине Крис Краус увидеть реальное положение дел и выработать собственную стратегию. Этот мир — модернистский, и недаром она себя называет модернисткой. Он скроен из «настоящих авторов» и карьеристов, и она, конечно, относит себя к первым, однако стремится всем существом ко вторым, таким, как Дик. Вот как Крис описывает открытие для себя дадаистов Хуго Баля и Эмми Хеннингс, порвавших с Тристаном Тцара, «потому что им был непонятен его карьеризм», переезжающих из одного города в другой, «не заботясь о признании и карьерном росте»: «То, что я о них прочла, спасло мне жизнь». Героиня придумывает перформанс по текстам Баля и Хеннингс и видит себя в нем воплощением Серьезной Девушки. «Она не была красива, как женщины, и в отличие от мужчин не обладала авторитетом» — уже в этом пассаже просвечивает зависть Крис к красивым женщинам и авторитетным мужчинам, но, не обладая ни красотой, ни авторитетом, она хочет быть равной им просто так, а потому постоянно оказывается в унизительном положении.

Так, описывая тусовку в честь пятидесятилетия Джозефа Кошута, она пишет, что ничего не ждала от этого вечера, на котором присутствовали люди, преуспевшие в мире искусства на заре 1980-х — «поэтому я ожидала, что меня будут игнорировать и относиться ко мне снисходительно». Сам подбор фраз — «игнорировать», «снисходительно» — говорит о том, что Крис не кажется нормальным, что на юбилее известного художника внимание будет направлено на него и известных авторов, а не на нее, непонятного режиссера. А, перечисляя известных мужчин из мира искусства, с которыми она вступала в сексуальные отношения, она описывает эти встречи как «формы деградации». Их реплики в ее сторону, которые она приводит как свидетельство их жестокости, говорят о том, что она, скорее всего, как и в случае с Диком, вытягивала из них отношения, которые они не могли ей дать, и явно себя переоценивала. Как сказал ей якобы Майкл Уэнрайт: «Честно говоря, я заслуживаю более симпатичную, более образованную девушку». Так что мешало героине хоть немного стать симпатичнее, убрав все то, что она сама перечисляет в качестве своих недостатков — «короткая стрижка, без каблуков, сутулая»? Что мешало ей убрать свое посягательство на авторитетных мужчин, которые, конечно, могут рассчитывать на более интересные варианты, чем она? Что мешало ей не вступать в отношения, в которых ее унижали? Не ходить на вечеринки, где ее будут игнорировать? Нет, не судьба-злодейка и даже не издержки капитализма, а все та же зависть, неадекватное сравнение себя с другими, желание присвоить чужое, а не делать свое.

Показателен описанный Крис эпизод с актером Иэном Мартинсоном, в котором она, как ей кажется, уничижительно описывает его в пьяном сексе, хотя одновременно унижает и себя: «Сначала у Иэна не вставал, и это его разозлило, а когда наконец у него получилось, он стал трахать меня, как робот». Далее фиксируется обида по поводу того, что Мартинсон отказался ее целовать и просто отключился (опять героине было мало просто затащить известного человека в постель), а потом ей же пришлось писать рецензию о его действительно блистательной игре в фильме. «Я была журналисткой… девушкой… журналисткой… девушкой. Ненависть и чувство униженности нарастали, подступая к горлу, пока я в десяти параграфах пела дифирамбы Иэну Мартинсону», — переживает Крис. И снова вопрос: кто это сделал? кто стал заниматься сексом с этим актером? кто выбрал быть журналисткой? кто страдает по тому, что она не мужчина, а всего лишь девушка? Крис не учитывает не только гендерную разницу (она ее видит, но ненавидит), она игнорирует возраст, социальный статус, разную степень профессионализма (где она и где тот актер в момент их встречи), как будто всего это не существует!

При этом ей в целом мало того, что она вхожа в круг этих людей, она постоянно оценивает их сверху, насмешливо. В начале книги мы застаем Крис в тот момент, когда у нее есть вполне себе авторитетный муж, на средства которого она живет и снимает фильмы, хотя и она уверяет читателей, что это именно она построила ему академическую/культурную жизнь, что совершенно не очевидно из других частей «романа» (и таких противоречий в восприятии героини много). Ей «хватает на жизнь» и на ее проекты, но ей мало. Ей хочется иметь все, что ей хочется, не учась при этом в аспирантуре (этому не случившемуся в биографии героини факту автор уделяет внимание не один раз), некачественно работая над своими фильмами и растрачивая свое время и внимание равнодушному к ней человеку.

Ей нужен Dick… Хотя она признает, что он — только ее проекция, то есть — это она сама (!), она не может присвоить эту часть как свою. Она ищет ее, рыская голодными глазами, то в мужчинах, то в женщинах, чтобы, найдя, поглотить. Однако живые люди не такие податливые, как ей хотелось бы, поэтому она свободно может поглощать тех, кто не сможет от нее убежать — художников, желательно мертвых, и их произведения искусства. Она свободно интерпретирует работы Р.Б. Китая и Ханны Уилке не для того, чтобы открыть этих художников с новой стороны (хотя это ей тоже удается — и в этом ее ресурс), а чтобы ассоциировать себя с ними, слиться с их образами, через них обосновать не только свое существование, но и все свои жизненные косяки, и, конечно, свой проект, который она воспринимает как экзегезу — попытку безумцев доказать, что они не безумны. Еврейство Р.Б. Китая дает ей повод говорить о них с Диком как о «Ковбое и Жидовке», а также причислить себя к тем «жидам, которые не рвутся к власти и не набивают карманы», а значит, «безнадежно чувствительны». Ханна Уилке же нужна Крис, чтобы оправдать «свою жизнь напоказ», свою монструозность: «Женщины-монстры принимают все близко к сердцу настолько, насколько это реально. Они изучают факты. Даже если отказ заставляет их чувствовать себя девочкой, которую не пригласили на вечеринку, им необходимо разобраться, почему это произошло». Само сравнение себя, 39-летней, с отвергнутой девочкой, и стремление разобраться с обидчиками, несмотря ни на что, героиня воспринимает как бесстрашие, на которое нужна определенная сила воли. В разговорах же с Диком ее бесстрашие оборачивается болезненной прилипчивостью и сталкингом, за которые неудобно всем героям и внимательным читателям. Нет ничего более неприятного, чем видеть, как человек отказывается от себя, предает себя, подставляет себя.

«Он спросил меня, почему я позволила себе быть такой уязвимой? Я что –мазохистка? Я ответила, что нет. “Разве ты не видишь? Все, что со мной случилось, случилось только потому, что я этого хотела”». — Именно эта фраза вскрывает глубокий инфантилизм героини и ее зацикленность на себе. «Я этого хотела», — заявляет она. У нее нет вопроса, хотел ли этого тот, на кого она направила свою «любовь», Другой для нее не существует, она, не смущаясь, признается Дику, что да, он ее проекция, но одновременно требует от него признания, что это нужно было не только ей: «Если даже 80 процентов всего произошедшего между нами я придумала, 20 процентов исходили от тебя». Ей мало того, что Дик не обращается в полицию по поводу ее преследований и даже продолжает общаться с ней, когда она все же до него дозванивается с пятого раза. Уязвленное самолюбие Крис (которое также не осознается и не рефлексируется), ее голод требуют от жертвы признания, что та причастна к ее помешательству, просто потому что в тот злосчастный вечер Крис показалось, что Дик с ней флиртовал (при ее муже).

Другой для нее не существует, она, не смущаясь, признается Дику, что да, он ее проекция, но одновременно требует от него признания, что это нужно было не только ей.

Айлин Майлз пишет, что автор вывернула наизнанку женское унижение и направила его на мужчин, что само это унижение было перформансом. Однако все было ровно наоборот. Перформанс использовался как прикрытие для голода Крис, как разрешение насильно любить того, кто этого не желает. Анна Уоткинс Фишер, а вслед за ней Марина Винник, написавшие послесловия к роману, отмечают, что Краус, как и Софи Калль, субверсирует ситуацию власти не через ее захват, а через трангсрессивные паразитические практики. Писательница и художница превращает мужчину в объект для выражения своей субъективности, а тот факт, что адресат открыто ее отвергает, дает ей право писать, что угодно. Замечательно, жаль только, что эта возможность превращается всего лишь в «Историю Тупой Пизды», как ее уничижительно называет сама Крис. Самоуничижение нельзя автоматически превратить в самоиронию, и зашкаливающая серьезность того, как описывает свои переживания взрослая 39-летняя женщина (возможно, это издержки русского перевода), не способствует восприятию этого текста как противоядия против женской инфантильности, приводящей к тому самому унижению.

Писательница и художница превращает мужчину в объект для выражения своей субъективности, а тот факт, что адресат открыто ее отвергает, дает ей право писать, что угодно. Замечательно, жаль только, что эта возможность превращается всего лишь в «Историю Тупой Пизды», как ее уничижительно называет сама Крис.

Краус написала роман о любовной зависимости не слишком обремененной работой женщины на пороге «срока годности» — аддикции, которую она полностью создала сама на пустом месте. Ближе к концу книги героиня соглашается с Феликсом Гваттари, поставившего любовь в один ряд с шизофренией. Сравнение с душевным недугом побуждает ее искать средство излечения: «Мне нужно найти способ закончить это, дойти до сути». Однако она не делает главного — не возвращается к себе (к Крис) и своим делам, продолжает звонить Дику и требовать от него встреч, называя их свиданиями, если и читает книги, то, чтобы найти там параллели со своей историей (и, конечно, находит). И единственная, кто ей наконец помогает — другая женщина, такая же виртуальная для нее, как и Дик — Дженнифер Харбери, американская юристка, добившаяся расследования убийства ее мужа-гватемальца. Образ смелой, действительно бесстрашной женщины (признаем, что никакое бесстрашие художниц не сравнится с бесстрашием реальных политических активисток), которой своей силой воли удалось свергнуть военный режим в Гватемале практически единолично, сильно привлекает Крис. Это единственное, что отвлекает ее от Дика. Сила воображения героини и глубина ее погружения в себя, доведшие до аддикции, здесь, во время ее размышлений над историей Харбери, сработали в положительную сторону. В ней Крис находит ресурсы и доделывает свой фильм, и, как мы видим, этот роман. «Тупая Пизда» смогла стать той самой Крис Краус, которую обсуждают теперь наравне с авторитетными мужчинами, писателями и режиссерами и по книге которой сделали хороший сериал.

«Кому позволено говорить и почему, — отмечает Крис, — это единственный важный вопрос». Ответ есть. Тому, кто берет на себя ответственность за все, в том числе, за то унижение и боль, которые были причинены другими, за собственную зависть и несовершенство, за то, что вне зависимости от того, будет ли у тебя Dick или нет, ты будешь жить своей жизнью.

Все цитаты приведены по книге: Краус К. I love Dick; пер. Карина Папп. — М.: No kidding Press, 2019. — 288 c.