Локус: Философия, ненависть и социальные сети. Алексей Кардаш

Текст из зина сообщества Локус «Ненависть, философия и социальные сети». Информацию о печатном издании можно найти здесь

Будучи чувством, ненависть гарантирована своей укорененностью в человеческой биологии. Переживание ненависти в грубом эволюционистском описании можно выразить как обнаружение яркого негативного стимула в среде, требующего особой концентрации. Устойчивое внимание к объекту ненависти и есть содержание этой эмоции. Именно поэтому проявление ненависти нередко сопутствует мотиву витальности — жизни, проявляющейся в борьбе с установленной средой. Оставаясь всё ещё достаточно чувственной, но уже вписанной в символическое пространство, такая «белая ненависть» походит на культурный идеал. Кажется, что именно с ней связаны всевозможные классические нарративы борьбы с несправедливостью и сопротивления неприятным обстоятельствам.

Тем не менее помимо живой и чувственной ненависти существует что-то ещё: не только чувство, но и его культурная форма. Всевозможные виды ненависти различны в их содержательном соотношении чувственности (витальности) и культурности. И, как мне видится, с течением времени начинают преобладать более культурные (соответственно, менее витальные) варианты. Уже Ницше указывает на не столь восхищающую своей витальностью ненависть, когда говорит о ресентименте — сублимированном подобии ненависти. Похожую линию рассуждения подхватывает и Бодрийяр, когда пишет о превращении ненависти из субъективного чувства в объективную ярость. В его описании ненависть становится ближе к чему-то вроде чистой культурной формы, нежели к чувству.

Что же не так с современной культурой? Почему возникают разговоры о культуре ненависти, и можно ли её как-нибудь побороть?

Чтобы разобраться с этим, нужно очертить механизм функционирования ненависти как культурной формы. С одной стороны, ненависть в культуре выражается как некое упорное внимание к чему-либо. А то, чего не замечают, не особо ненавистно. С другой, ненависть нередко преследует парадоксальную цель — сделать так, чтобы внимания к её предмету не было.

Иными словами, минимальная культурная форма ненависти примерно такова: я обращаю на это внимание, но не хочу.

В тех или иных вариациях эта фраза постоянно витает в массовой культуре и отчасти является её идентификатором. В принципе, такими словами любой интеллигент и встречает масскульт, но не в этом суть. Важнее, что такая форма оказывается способом распространения поп-культуры, которая предлагает разнообразные модели ненависти, призванные зацепить внимание как можно большей аудитории. Кого-то заинтересует модель профессиональной арт-критики или критических обзоров, кого-то — совместных словесных баталий в комментариях или перемывания костей в твиттере. Всё это объединено простым принципом: через призму этих моделей вы обращаете внимание на те объекты массовой культуры, которые не замечали бы без них. Тот факт, что современные русские блокбастеры во многом смотрятся через обзоры, — своего рода победная адаптивность масскульта.

Не секрет, что в современном мире ненависть — это ещё и драйвер популярности: сегодня всё популярное скорее ненавидят, чем любят. Ненавистные фильмы непременно оказываются кассовыми, за ненавистными селебрити все следят, а ненавистные медиа читают. Но вся возможная деструктивность такого объёма негативных эмоций нивелируется правилами допустимых форм выражения. Ключевым принципом оказывается обмен, возможность конвертировать частное негодование в нечто иное. Можно хейтить интернет-издания у них в комментариях: они обменивают её на благосклонность алгоритмов. Можно самостоятельно менять ненависть на социальный престиж, выраженный хоть примитивно в виде лайков, хоть более изощренно: в приращении через критику уже собственной аудитории.

Этот «вин-вин» символического обмена ненавистью и выхолащивает из неё витальность. Зачем в действительности тратить свои эмоциональные силы, если ради выгод достаточно воспроизводить нужные культурные формы? Не стоит также забывать, что излишне чувственная ненависть становится триггером для насилия, профилактика которого отчасти и происходит через «окультуривание» ненависти. Поэтому принцип ненависти действительно лежит в основании современной/ цифровой/массовой культуры, которая сегодня предстает культурой диктата культурных форм. Даже ресентимент оказывается нежелательным нарушением стерильного обмена формами ненависти. Он уже представляет собой сублимацию, но всё ещё мотивированную эмоциями, а не расчётом.

Например, классический расизм исключен из процесса символического обмена во всех западных социальных сетях. Его можно описать как слишком аналоговую и медленную модель, требующую чрезмерно большого эмоционального включения. В каком-то смысле это хоть и несправедливая в логике свободы слова, но гуманная мера. Ведь если оставить ресентиментарного человека наедине с театром культурных форм, то это грозит нервным срывом и глубокими экзистенциальными потрясениями. Как для него, так и для тех, кого он будет шокировать формами выражения своей ненависти.

Сегодня принцип ненависти состоит не в эмоциональности, а в предельной индифферентности.

Чтобы эффективно владеть и обмениваться культурными формами ненависти, не нужно вкладываться в них эмоционально. В качестве метафоры можно представить биржевого брокера, который бы рассматривал свою профессию сентиментально и с горечью расставался с акциями определённых компаний. Чтобы работать эффективно, ему нужно быть безразличным к компаниям, у которых он закупает акции, но при этом внимательным к процессам на рынке ценных бумаг. Это профессиональный изъян. Точно также и актор современной культуры должен стараться быть безразличным к объектам ненависти, но внимательным к её культурным формам и приемлемым способам их обмена.

Проще говоря, современная культура склоняет нас к следующей мысли — ненавидеть надо, но не на самом деле. Под «не на самом деле» я имею в виду то, что эффективно ненавидеть можно только без сильной эмоциональной вовлеченности, следуя культурным формам и реализуя минимальную программу с максимальной отдачей. Так ирония, пранки и высмеивания в мемах — это сегодня куда более эффективные способы выражения и распространения ненависти, чем серьёзные пассажи и искренние высказывания.

Ненавидьте сериалы, алгоритмы социальных сетей, продолжения легендарных трилогий, надоевшие форсы и мемы, поведение в интернете, неправильные мнения и другие нематериальные абстрактные фигуры, существующие в цифровом поле, но ни в коем случае не ненавидьте то, что вас действительно раздражает. Не допускайте трансгрессии: не переходите от культурных форм к чувственной ненависти. Ведь это аморально, а рынок обмена ненавистью уже давно находится за пределами добра и зла. Примерно таким могло бы быть Евангелие от культурных форм ненависти, кои необходимы именно для распределения внимания, а все побочные эффекты «добычи» этого чувства должны быть старательно нивелированы.

«Борьба с культурой ненависти» подразумевает два естественных процесса в рамках единого круговорота ненависти. Первый связан с ограничением излишне витальной ненависти и ее выделением в сегмент, отличный от популярной культуры и «верхнего интернета». Второй же выражает конкуренцию и изменение баланса сил в рамках самих форм ненависти.

Современную ситуацию на рынке ненависти можно сравнить с укреплением цифровых валютных операций, которые медленно вытесняют очевидные культурные формы денег — купюры, а когда-то до этого — монеты из определенных металлов и другие меновые эквиваленты, вплоть до самой наглядной бартерной системы. Иными словами, культура ненависти через некое самоотрицание и самокритику сегодня занимается чем-то вроде селекции совершенной формы ненависти —

культуры ненависти, в которую не вложено ни капли норадреналина и ни бита смысла.

Культуры ненависти, которая имитирует симуляцию чувства по отношению к очевидно искусственному, несуществующему объекту.

Это процесс создания некоего идеального регулятора внимания, который низведёт форму ненависти до ещё более минимальной и очевидной: я делаю вид, что обращаю внимание на то, что я не хочу обращать внимание на нечто. Конечно, это недостижимая маркетинговая утопия, где вместо контролируемого риска современных операций с человеческим вниманием существует почти что абсолютный контроль за всеми важными метриками. Но в то же время это и вполне понятный ориентир.

Такова хитрость современной культуры ненависти. Она укрепляется путём постоянной реорганизации культурных форм ненависти, регулярно объявляя о победах над ненавистью и её проявлениями. Поэтому ненависть получится забороть, и ещё не раз. Когда же будет нужно, то и ненависть к ненависти падёт в процессе реновации культурных форм. В этом и состоит своего рода злой рок современной культуры: тотально побеждённых ждут лишь вечные победы.