Современный политический дискурс невозможен без реального определения места левого движения. Оно сейчас занимает весьма почётное место, сравнимое с почётным местом на кладбище среди забытых и поникших могил. Памятник Ленина в современной России — лучшая метафора всему положению. Что-то старое и мёртвое.

Почему же идеи социального равенства более не звучат из уст политиков? Потому что нет таких политиков? Да, поэтому. Понятно, что есть деятели неофициального социалистического дискурса. Однако их участие ограничивается конференциями, кружками и пропагандой на YouTube. Современный социалистической дискурс полностью перешёл на мягкую пропаганду, отказавшись от действия. По Грамши гегемония капиталистических отношений в культурном плане возможна в том числе потому, что европейские политические институты являются инклюзивными, в них не обязательно с оружием в руках отстаивать права рабочих, достаточно весьма ограниченно вести культурную борьбу, самим становится классом-гегемоном. В России в конце 90-х и начале 00-х сложилось ощущение, что происходят те же процессы, что политические институты теперь тоже инклюзивны.

Левое движение подстроилось под ситуацию и подчинилось новым правилам демократической России, но она никогда не была демократической

Такая казалось бы мелкая ошибка стоила всей едва окрепшей в забастовках шахтёров стратегии и всей левой инфраструктуры, партий и ячеек. Теперь как в 30-х годах в Германии на этой части политического спектра стоит полный разгром.

Но кто же на самом деле левые политики? Каким главным свойством они должны обладать? Для ответа на эти вопросы стоит провести мысленный эксперимент. Представим себе идеального левого политика, который следует принципам социальной справедливости и равенства, который вполне социалист. Кем бы он был 1000 лет назад? Ответ: весьма заинтересованным в войне феодалом, стремящимся расширить свои земли. Или стремящимся их получить впервые рыцарем. В период французской революции наш социалист был бы жирондистом или якобинцем. Свойство здесь очевидно — азартное стремление к власти. Азартное не в смысле расстройства психики, а в рамках того, что этот человек ставит все для победы себя, и через победу себя, делает так, чтобы побеждали его идеи.

Игра с максимальным риском и волей к смерти порождает максимальный выигрыш

Такие люди и становятся политиками. Что радикального могут предложить современные левые? Бессмысленный риск для того, чтобы идти первыми, а вторые уже получат шанс победить? Если так, значит, этот риск не бессмыслен. Значит, нужно идти первыми. Ведь есть и косвенная победа, и если уж не конкретному политику получить её плоды, её получит тот, кто близок по идеям.

Именно левые политики, идущие впереди, рискующие и с азартом, бегающие по лесам с тремя братьями по идеям, должны избавить как своих коллег по блоку, так и всех остальных россиян-пацифистов от заблуждений того, как следует вести политическую борьбу в предреволюционной ситуации.