Create post
Ф-письмо

София Камилл. Мы были богинями

Ксения Калаидзиду
Настасья Барашкова

София Камилл (2003 — 2021) — поэтесса, переводчица. Писала стихи на русском и шведском языках. Родилась в Санкт-Петербурге. Жила в Австрии, Украине, Швеции, Казахстане и России. Училась в СПбГУ на на факультете Свободных искусств. Участвовала в двух Фестивалях верлибра (2017, 2018), XIII фестивале Новых поэтов (2018), фестивале «Перо и шпага» (2019), фестивале «Джазоэтри» (2019) и т.д. Публикации: «kntxt» (Харьков), «Носорог», «Ponton» (Швеция), «Двоеточие» (Израиль), «Артикуляция», «Флаги», «Полутона». Входила в лонг-листы премии Аркадия Драгомощенко (2019) и молодёжной поэтической премии «Цикада» (2021). Была участницей редсовета «Ф-письма».

София Камилл умерла в восемнадцать лет из–за несчастного случая. Выросшая в семье дипломата, она была билингвом и напоминала Елизавету Кульман — поэтессу-вундеркинда XIX века, сочинявшую стихи на нескольких языках. Елизавета погибла в 1825 году, когда ей было семнадцать.

Какими могли бы стать одарённые девочки прошлых веков, родись они в наше время? Пермская публицистка и прозаистка Екатерина Словцова, затравленная обывателями и умершая в двадцать семь; Елизавета, которой говорили, что поэзия — не девичье дело, и многие другие? По мемуарам они представляются грустными и одинокими, но сейчас некоторые из них были бы весёлыми и артистичными, как София. Это значит, что лёд, которым мы окружены, постепенно тает.

Обманчиво лёгкие стихи Софии Камилл находятся в зазоре между детской непосредственностью и взрослой деконструкцией языка. В некоторых текстах русские и шведские фразы чередуются, создавая иллюзию даже не хаоса — антикосмоса. Долго прожившая в Швеции София не увлекалась концепциями шведских блэк-металлистов, но там что-то витает в воздухе, антикосмос (о нём много пишет создатель неоязыческой группы Arckanum) естественно вырастает из местного безупречного — по нашим меркам — порядка, чтобы в итоге снова обернуться своей противоположностью. Неоязыческим, точнее, пантеистическим порой казалось и мироощущение Софии. «Мы были богинями», — говорит героиня одного из её недавних стихотворений.

Я помню Софию пятнадцатилетней богиней, стремительно идущей по выщербленному асфальту Купчино. Куда бы она ни смотрела — видела что-то своё.

***

собрать и охватить потерянные лица

и взять за шкирку как котёнка

сунуть за пазуху в загашник чтобы таилась под полой пальто затисканная тварь-тупица

кот пересобирается как кубик-рубик:

усики чёлка лапой коснуться громко

когито эрго сум или пока страдаешь ты ещё живёшь

когтями впиться в кожу

несть в полутьме и ткани ко свету

тому кота в мешке как в сумке

прижав к потеющему сердцу: месту где слезится

кается и сладко спится тем кого прижали — им кажется что вечно ночь будет длиться

прося любить и жалиться

жужжит пчелой — пушистой птицей

с рук слезть не дать куда он денется комок сгустившихся

себя сгубивших лиц

дать им губами с рук есть настоящее

ютить вмещать туда куда не лезет — где пустое

как пить дать молоко весеннее которое как будто бы не убежало, а забродило белым по стенке котелка

пусть не воротит нос от липкой

белковой плёнки — пенки дней, которая плетёт поверхность коврик тонкий и не даёт нырнуть до дна

пустите в дверь и поселите у себя

этот домашний терпкий зверь


***

Надин, ниже я не паду подумай чем можно зашить

чужую рану в полотне животной кожи

Надин, я не пойму как человек с собою на один

наедине как волк и роет лапой яму

Надин, как мне не скалясь и не обнажая клык

держать открытым рот к ответу

Надин, я лыка не вяжу не важно вою

ловлю как кость снежинки на язык и с ними таю

Надин, я утолила жажду снегом живым и белым

снег лился белым и живым укутывая тело утаил надежду

Надин, меня освежевали я без шкуры

чувствую себя поделенным чужим

Надин, жуткая ночь сжимаюсь в мясо

подо мной сгорают бывшие кусты малины

Надин, жалей меня и боль сгниет отступит

отупеет сгинет я онемею

Надин, надень на плечи шубу из меня и станешь ею

или поддельным им

Надин, наверное тебе дано другое имя


***

со нет на си лию

нас сводит то, что нас свело с ума

здесь места нет

зато останется оса любившая осу на сливе и звук ножа сорвавшегося с масла

оса любившая осу звенит как телефончик

мы все во сне

проснётся тот чей голос звонче

мы все дрейфуем каждый на своей оси

и важно не сойти

здесь очень хрупко потому что так же невозможно как блуд осы с осой

даже осиный стон срывает

эти пути на паутине

здесь кто-то в шутку заменил на сахар соль

песок во сне до осени под снегом (всё в прошлое вперёд неслось)

разлился на тарелку сок из слив

залив балтийский мелкий разозлился

похолодел от тел курортных

курсирующих крейсером по дискурсу

мы сами осами несёмся наперегонки

(на сливе или к сахару-песку)

несёмся параллельнее полосок на матроске на скорости на волосок от смерти

то есть от скатерти

здесь можно строчки поменять местами

прижать слова губами

здесь можно выцепить рецепт рецепции

с усилием

согнулась ось

в дешёвый детский ободок

оса срослась с осой

ось полюбила ось

и стала телом сиамских сестёр

грань стёрл—


***

ваши овцы

настолько кротки

от много бога

до многа мало

от моногама

до гаммы

ваши овцы

настолько кротки

что кусают людей

за глотки


***

I

«я помню место

но не помню кто его построил»

там не останусь никогда

всё потому что я

туда не попаду

II

давно это было

когда ещё без угрызений

ела свинину сливки и желтки

мне отбирали ювелирных детей

их расставляли в манеже и говорили дружите

а мы самоцветной бижутерией

рассыпались по кабинету на мерцающие кучки-вырви-глаз-эпилептику

по чуть-чуть мы вытягивались в мешки с костями

и точечно ночами начинали

лепить из времени пунктир воспоминаний

все нужные зубы падали как косточки и пускали росточки

III

постепенно маргинализируясь

мы оказались в кабинке туалета

какие-то лица дали напиться

там что-то с нами случилось

из меня сместилось

и почти не вспомнить как после мастурбировала на разбитую голову мальчика

IV

мы всё не рассасывались

собирались по выходным и рисовали

лица по маминым образцам малиновой помадой

вызывали из зеркала пьяного ежа и суженого-ряженого

девочки показывали друг другу письки

мальчики играли в «ромашку» и учились

сажать глаза на чьё-то тело

так как умеют только вы

а когда собирались вместе в андрогинных романтиков

занимались в сжатом

сжившимся с нами за годы кабинете каллиграфией

а не письмом

подражали андрониковой божией матери

и девственницам-самоубийцам

так веселились

V

потом резаться стало не модно

и мы резонно выбрали счастливую жуткую жизнь

потому что понимали

все схлопнется в хлопке-аплодисменте смерти

стало модно терять трусы в очередной квартире

чтобы потом собрать их в чересчур кружевную карту мира

мы затыкались от возможности отказа

или впадали в другие крайности:

перепить апельсинового сока

заработать острый цистит и иссаться кровью

как с вами сложно было

как я вас любила

с вами как будто нужен был

ебаный трагизм веселья

VI

потом провал

как будто бы моргнули глазки

детей не стало

птенчики-мальчики разрослись

девочки-эндемики уже разразились

потому что такая страна

и такое прекрасне лето

засыпало снегом дороги

и все куда-то уносили ноги

и другие части тела детей

которых я когда-то знала


***

Смерть смехом

А Новый год стоит всем своим весом

Неловким смехом

Он не встаёт под

люд, и люб мне этот лоб

И ладно ладаном несёт из коридора

Под смехом встанет смертью

подвеска, булочка, булавка

мне нужен этот лаский люд

ласкающий, висящий

Мелкий, смертный

звеньчит

Там грудь навесом

Весом прижимает к новогоднему столу

где скатерть, как визитка, принимает

телефоны

и принимает мой удар

И перегар

Мой Новый год

Мой гонорар за этот год

Мой голод добрый


***

на память «т» стучащий молоток

в твоём тазу

и «ы» стреляющая пульсом

что допадал до зыбкого стона

бьется в груди как кружка

во время их ссоры

как птица

не может остановиться

она тыкнула ружьем в испуганное животное

и жывы только они

оставь как за военным самолётом

возьми с собой за веревочку как шарик

незрелую душу родителя

нет я была наездницей на воздухе

и об него терелась до поры

до парных облаков

до детство довелось дожить

довезти аз к законному в мире

эмираторов высоты небо-дома

неведомо почему растеряться

расплакаться когда посмотреть вниз


***

мы были богинями

смиряли мир и говорили ‘цыц’ царям

и мир бесился от наших дырявых тел

и оттого что целью мерили добро и зло

а не весами

целуем, будьте с нами

мы были богинями

вспомните как нас учили мамы

гуляя по полям не наступать на мины

словами резать как ножом и обжигать движением

что-то милое есть в нашей силе

благодаря тому, что матери нас научили

не помнить зло

вы вспомнили

как мы детьми играли в чехарду слова-движения?

как подруги

вели друг друга по дороге

из мистических переживаний

и страстоцветов

в это спелое детское лето

мы были богинями

мы молились сами себе

и своим бесам

строили сомнительно устойчивые храмы

превращающиеся в хлам от первой раны

и всех любили потому что все равны

из–за того что разные

мы были богинями

и умоляли чуть-чуть уменьшить наши силы

подруги у других подруг просили разрешения

на то чтобы молчать и добровольно

опять и снова надевать мохнатые ошейники

репейником кусающие горло в местах где нет адамова яблока

вы вспомните как мы

в веселом детском аду

свища и вереща

висели на спине

подмяв любимого бога-отца

мнили себя наездницами

а его — слоном

казалось, что мы обманули дурака

папам сынка скрутили пальцы

и закрутили мир вокруг себя как обручальное кольцо

и нам казалось

все обречено

венчанию с нами


Источники:

Блог Софии Камилл

Журнал «Флаги»

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Ксения Калаидзиду
Настасья Барашкова

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About