Силу традиции и власть переменчивых человеческих страстей в кровавой бойне сталкивает Такэси Китано в жанровой дилогии о якудза «Беспредел» и «Полный беспредел». Мудрый клоун Бит Такэси и отвязно юродствующий на японском телевидении комик Такешиз — многоликий Китано, по сути, самый что ни есть воин истины, хотя и многократно осмеянный шут. Он, как один из выдающихся трикстеров современности, может позволить себе, представляя фестивальный продукт, на Венецианском кинофестивале говорить о смертоносности фестивальной индустрии для авторского кино, сетовать о технологиях и массовой культуре, активным адептом которых является сам, безвозвратно уводящих притчевую стилистику. Он может снимать отличные общедоступные фильмы про якудза, чтобы дать возможность родиться своим философским полотнам, сотканным неуловимыми нитями острых вызовов японскому социуму, ксилографической живописью кадра и ведомым лишь азиатской культуре нерасторжимым единством трагического и комического.

Клановые разборки — фабульные отражения «беспредельной» дилогии Китано, его неуничтожимый Отомо, в прошлом опрометчиво ввязавшийся в борьбу за власть, возвращается мстить от имени прославленного прошлого. Непреходящая ценность законов и кодексов чести, единственного, что осталось у японцев от самураев и почиталось в группировках якудза, уходит в небытие, так и отрубание фалангов пальцев, смачно разлитое по эпизодам дилогии, как ритуал искупления, лишается смысла в отсутствии меча, уступившего неизбежной настойчивости пистолета. Вороные «Тойоты» глухим стуком дверей навсегда затмили топот копыт, хотя, как прежде кони, по воле хозяина вершат мучительные казни, отрывая головы и таща по пустым хайвеям безжизненные тела. Непреходящие ценности, позволявшие вести бой по законам чести, пусть даже эта честь бандитская, перестают быть ценными, насилие ради насилия, ибо в разборке неуместно искусство боя.

«Великий мастер» — светлая печаль Вонга Кар-Вая по сокрытых сейчас даже для Китая силе и красоте кунг-фу, взращиваемых в былые времена истинными наставниками и учителями. Иероглифическая грация воссозданных сражений во имя совершенствования мастерства и продолжения мастера в технике летающих и парящих учеников, знаменитые карваевские плавные «наезды» камеры, выхватывающие ключевые фигуры в эпизоде, перемены темпоритмов китайской оперы как обозначение ускользающих дýхов времени и цветущие деревья, окрашивающие атмосферой мимолетности сцены постижения искусства боя, — чарующая поэзия нового фильма Кар-Вая.

Режиссер посвящает свою работу жизнеописанию Ип Мана, боевую ловкость которого воплотил Тони Люн. Как его герой обозначает стадии своего пути сменой сезонов, так и кинополотно отмечает метаморфозы перехода ученика в мастера цветописью кадра: мистическая яркость южного Китая, траурный снег северного и будто бы раскрашенная сепия Гонконга, который навсегда отрезал Ип Мана от семьи и подарил славу учителя Брюса Ли. Что ни реплика — поучение, что ни состязание — то захватывающая битва в шорохе шелковых халатов и звоне дождевых капель или сосулек вместо музыки.

Параллельной линией вьет Кар-Вай историю дочери учителя Ип Мана, госпожи Гонг (Чжан Цзыи), тайно в него влюбленной воительницы, сдержанной в своей чувственности, посвятившую жизнь отмщению, желанию возвратить наследие клана. «Стоя» и «лежа», «горизонталь» и «вертикаль» — два ключевых состояния кунг-фу, которые Кар-Вай обозначает пересечением судеб Ип Мана, мастера, и госпожи Гонг, которая, верная дочерней чести, предпочтет погоню за возмездием гармонии сражений и совершенствования. Ее бой с убийцей отца подчеркнут линией уходящего со станции поезда, бесконечно длинного и этой своей нереальной долготой обостряющего сцену.

«Учи» и «сото» — «свое» и «чужое», «внутреннее» и «внешнее», сокрытое и предназначенное быть проявленным — основополагающие понятия для японской культуры, определяющие способы обращения с реальностью и вариативность ее отражений. По большому счету, непроговоренное, а потому загадочное и чарующее, захватывает западноевропейское сознание в его влечении к восточному искусству, захлопывая жаждущего в лотосе непостижимых, ускользающих, многозначно парадоксальных образов и истин.