Соперничать с человеческой фантазией способна разве что человеческая фантазия, проявляющаяся в романтических мечтах, провиденциальных грезах или утопической футурологии. Она, предшествующая идее, замыслу и его воплощению, — самый доступный способ моделирования реальности.

Разобранная на элементы мозаика иллюстративных отражений фантазийного, складывающая в безвременьи многофигурный пазл человеческого бытия, — способ «рассказа», визуальное решение База Лурмана в его фильме «Великий Гэтсби». Табуируя упражнения в теории литературы применительно к киноэкранизациям, напрасно не будем тревожить покой Френсиса Скотта Фицджеральда. Хотя Лурман, в каком-то смысле, читателям угодил, будто визуализировал процесс чтения, предлагая зрителю кино, в котором целые эпизоды представляют собой вереницы сцен, переплетающиеся как виндоусовский веер окон, дополняющие друг друга фигурами как в калейдоскопе, цепляющиеся репликами как грезы цепляются друг за друга в мечтательном процессе, образуя бесконечную цепочку тэгов едва уловимой логики, в которой одно звено со стремительностью мысли заменяется другим.

Лурман, прославленный мастер китча, по элементам «расскладывает» мечту, персонифицируя ее в романтичном плейбое Джее Гэтсби (Леонардо Ди Каприо), одержимом идеальным, столь же карамельным, что и титаниковый Джей Доусон. Идеальная возлюбленная Дейзи (Кэри Маллиган), чье очарование подчеркнуто бриллиантами, словно коктейльными вишенками, будто крем-брюле или ванильное безе, о котором мечтаешь в меланхоличный день, а, насладившись, мучаешься зубной болью, ибо вкус его не предназначен утолению хандры метущегося сердца. Череда архетипических фетишей множится в бесконечность листа саундтрека новым мегамиксом хитов всех времен и народов, сложенным композитором Крейгом Армстронгом под присмотром великого и ужасного Джея-Зи.

Стиль, найденный Лурманом в варьетешном «Мулен Руже», в «Великом Гэтсби» окрашен сарказмом и язвительностью. Можно сколь угодно обвинять режиссера в отсутствии вкуса, но расщепленные на мозаику кадры, хитовые ритмы и семплы, воздействие которых перевернуто благодаря дистанции проделанной с ними деконструкции, режиссер собирает в единую композицию грезы о «великом гэтсби», мечте и фантазии, на поверхности которой все фетиши ушедшего века. Чем больше бриллиантов нанизано на женской шейке, тем больше они напоминают мишуру, мишуру из бриллиантов.

Не менее мечтательной фантазией рожден «Стартрек: Возмездие» Джей Джея Абрамса. Первая часть обновленной медиафраншизы запомнилась благодаря Хану Бенедикта Камбербэтча, самому фантастическому Хану за всю историю «Стартрека». Общеизвестно, что в жанровом кино многократно интересней крайне положительных героев злодей, ибо он — оппозиция тому идеальному миру, который и предлагает жанр. Злодей — движущая сила сюжета, двойник, оборотная сторона и альтернатива. Камбербэтч, противопоставленный псевдогероической невидимой харизме Пайна (Кирк), — важнейшее достижение в кастинге нового «Стартрека». Прекрасный стан и холодность терракотового воина — чрезвычайно убедительные «атрибуты» всесильного Хана, верного сражениям с командой любовно выписанного «Энтерпрайза», вырывающегося во всей красе из глубин неземного океана в начале фильма, в финале же преодолевающего катастрофу в облачных водах земной атмосферы.

Табуируя апелляции к извечным спорам, автор не может удержаться, ибо в разговоре о «звездных» франшизах стремится различить вековые мечты человечества, ныне воссозданные в 3D. Если мир, рожденный в «Звездных войнах», навеян оптимистическими прогнозами футурологов ХХ века, то «Стартрек» — неоспоримое детище фантастических научных теорий прошлого на предмет будущего, презирающих интуицию как способ познания и обозначающих ее через бунтующего капитана Кирка, действующего логике вопреки. Если в «Звездных войнах» главной надеждой вселенной была дзенская сила и мудрость джедаев, то в «Стартреке» этой надеждой всегда был «Энтерпрайз», несокрушимый и бессмертный ковчег, персонифицированный образ человечества будущего, которое с человечеством настоящего и прошлого объединяет неизменный конфликт разума и чувства, рацио и созерцательного импульса.

Наслаждаясь маневрами космического корабля, уворачиваясь от космических врагов и очаровываясь космическими злодеями, обретя виртуальный взгляд снаружи и изнутри, может ли человечество XXI века навсегда предпочесть смоделированную реальность моделируемой, кресло кинозала IMAX креслу материализованного «Энтерпрайза»?