Какое место занимает любовь в одинокой жизни? Какое место она занимает в жизни семейной? Вообразите мир, где любовь определяется только в связи с социальными отношениями, которые её выражают. Вообразите, что для неё больше нет убежища в области маргинального, то есть над-социального. Любовь в таком мире — всегда а-социальна, то есть преступна. Вот о таком мире и идет речь в фильме Йоргоса Лантимоса «Лобстер», отмеченном премией жюри на последнем Каннском фестивале.

Социальная же схема вселенной фильма проста. Существуют две воюющих, закрытых системы, обе, однако, построенные на одном и том же принципе — строгой кодировке социальных отношений.

Первая, официальная, полицейская система, говорит: человеку нельзя жить в одиночестве. Вторая, подпольная, говорит: человеку можно жить только в одиночестве.

В первой за 45 дней жизни в «отеле для одиноких» (своеобразном чистилище) ты обязан найти себе идеальную» пару, или же тебя трансформируют в животное.

Во второй тебе дается вся жизнь, чтобы быть одному в сообществе одиночек — жизнь в лесах, тайная и полная опасностей.

В первой одинокий человек, сообразно своему искусственному положению, становится заложником искусственных разговоров, поскольку каждый собеседник противоположного пола интересен только в той степени, в которой он может стать «идеальным» мужем или женой.

Во второй — мужчина и женщина могут говорить о чем угодно до тех пор, пока между ними не возникает чувства привязанности.

В первой системе тебе поджаривают ладонь в тостере за мастурбацию.

Во второй — отрезают губы за поцелуй.

В первой танцуют только вдвоем.

Во второй — только по одиночке.

Йоргос Лантимос рисует картину мира, в котором есть две возможности существовать, и ничего посередине.

Конфликт, соответственно, строится на помещении в социальное или/или человека, который находится где-то между.

В «отеле для одиноких» Дэвиду (Колин Фаррелл) с размером ноги 44,5 дают на выбор ботинки 44 и 45 размеров. Такова проблематика фильма.

Герой попадает в первую систему, убегает из неё, попадает во вторую систему, убегает из неё и — попадает в первую систему. Здесь он останавливается. Вопрос : каковы условия остановки? Что позволяет тому, чье место находится посередине, однажды остановить своё вращение между двумя полюсами?

* * *

Фильм «Клык», принесший Лантимосу в 2009 году сравнительную известность и множество наград, среди которых приз за «особый взгляд» на фестивале в Каннах, ставит те же самые вопросы. Внутренняя структура двух фильмов практически идентична. В «Клыке» в центре внимания ситуация, в которой институт семьи становится пенитенциарным. Трое взрослых молодых людей — две девушки и парень — никогда не выходят за пределы своего дома и прилегающей к нему территории, потому что отец сообщил им, что внешний мир полон опасностей, таких, как кровожадный монстр по имени кот, а также, что за пределы забора можно выехать только на машине и только когда ты повзрослел — то есть, когда у тебя выпал клык.

Мы уже указали, что в «Лобстере» система раздваивается, не меняя внутреннего содержания. Как системы «Лобстера» — полицейская и подпольная, — так и система «Клыка» — пенитенциарная — рассматривают человека как данность, рамки которой определяются некими раз и навсегда установленными законами. Стороннему наблюдателю эти законы кажутся нелепыми, но они отнюдь не являются таковыми для того, кто вырос в рамках этой системы и, соответственно, не может быть в ней сторонним наблюдателем.

Молодой человек в фильме «Клык» спрашивает у матери, что такое зомби, и она отвечает ему, что это маленькие желтые цветы. Он знает, что творческий период у мужчин — между 30 и 40 годами, а у женщин — между 20 и 30, потому что отец сказал ему об этом. Условия логики срастаются с условиями власти. Знание становится продуктом этой власти, то есть продуктом повторения.

Совершенно та же ситуация в «Лобстере». В полицейской системе тебя обязывают строить семью, в подпольной — запрещают. Но герой внезапно обнаруживает, что есть нечто между, и что это «нечто» является угрозой как для первой системы, так и для второй. И чтобы избавится от угрозы, исходящей от этого «нечто», первая система пытается формализовать его в институт семьи, а вторая — в некую философию «одиночки» (что логично : полицейская система прикрывается институтами, подпольная — псевдофилософией.). Очевидно, таким образом, что это «нечто» должно находиться в самом сердце как понятия «семья» в первом случае, так и понятия « одинокая жизнь» во втором, и в обоих случаях оно должно быть извращено, искалечено страхом.

«Нечто» и начинает происходить между героями Колина Фаррелла и Рэйчел Вайс.

С тем же самым откровением сталкивается старшая дочь (Аггелики Папоулья) в фильме «Клык». «Одинокое» и «семейное» состояние в этом фильме приобретают чисто пространственные характеристики. Внутри дома — хорошо, здесь семья, достаток и спокойствие, здесь родители, братья и сестры, которые тебя любят. Снаружи — страшно, таинственно и бродят кошки. И героиня попадает в ту же ситуацию обнаружения общего условия, обнаружения чего-то между, обнаружения чего-то непонятного, действительности, которую оболгали ложным делением, ложными определениями.

Мераб Мамардашвили говорил, что замкнутый на себе мир мифа разрушается с появлением представления о непонятном. Именно это и открывает для себя девушка, когда ей в руки случайно попадает кассета с фильмом «Рокки».

Заповедь, на которой держатся закрытые системы обоих фильмов, остается одной и той же. В «Клыке» её произносит одна из сестер : «Тебя разоблачат, если ты мошенничаешь». В «Лобстере» она звучит иначе : «Отношения нельзя построить на лжи».

И оба фильма находят своё разрешение в нарушении этих заповедей. Герой останавливается, прекращает своё бессознательное колебание в среде, к которой он не принадлежит, только когда он обманывает её изнутри, то есть мошенничает.

Таков момент взросления, который является предметом и кульминацией обоих фильмов. Момент, когда герой открывает нечто, о чем нельзя спросить, но что можно увидеть.