Donate
Psychology and Psychoanalysis

Мари Бонапарт. Заметки об аналитическом обнаружении первичной сцены (1945)

Daniil Lebedev25/05/24 06:52971

Комментарий переводчика

Перевод с английского. По всей видимости, текст был впервые опубликован в 1 номере журнала The Psychoanalytic Study of the Child за 1945 год на английском языке. Позже тот же текст был опубликован на французском в книге Scènes originaires (Paris, PUF, 1996), но в публикции значится переводчик Roger Perron, а языком оригинала также обозначен английский. Наверное, Мари Бонапарт писала этот текст в 1945 году специально для англоязычного журнала, и поэтому писала сразу на английском.

Женщина сорока двух лет проходит анализ. На четвертую неделю анализа как-то ночью пациентке снится, что она лежит в маленькой кроватке на травянистом склоне парка, недалеко от озера, и внимательно наблюдает за супружеской парой, которая лежит неподалеку в другой кровати. Аналитик предполагает, что, наверное, в детстве она наблюдала любовную сцену и что, возможно, посредством сна бессознательное напоминает ей об увиденном. Наверное, она не только слышала происходящее в темноте, как часто бывает с детьми, но и видела подобную сцену при дневном свете. Пациентка сперва не соглашается с этой интерпретацией и даже выражает ярый протест, но аналитик настаивает на своем предположении. Мать пациентки умерла при ее рождении, но пациентка помнила свою кормилицу, и аналитик выдвигает предположение, что она видела любовную сцену между кормилицей и ее партнером.

Теперь я приведу первое детское воспоминание пациентки:

Она сидит очень низко, на стульчике или коробочке, в детской. Кормилица стоит перед зеркалом над камином, в котором горит огонь; девочка внимательно на нее смотрит. Кормилица покрывает свои черные волосы помадой. Помада стоит в белом горшочке на мраморе камина; она черного цвета. Ребенок находит это мерзким. У кормилицы длинное желтоватое лицо, она похожа на лошадь.


По дому ходили слухи, о которых знала и пациентка, что у кормилицы есть любовник, отцовский конюх. Эти слухи подтверждались воспоминанием-экраном. Лицо кормилицы не напоминало лошадиное: напротив, на старой фотографии у нее круглое и приятное лицо. Так что, видимо, лошадиный вид выражал некоторую ее реальную функцию; на ней, как на лошади, скакал наездник. Личность ее партнера выдало это сравнение. А желтоватый оттенок кожи лица, видимо, был своеобразным отражением желтизны лошадиных зубов.

Огонь, в соответствии с расхожим сравнением, выражает огонь сексуальной любви. Камин — обобщенный символ клоаки. А черная помада — которую кормилица использовала — отражает анальный характер клоаки на тот момент, когда ребенок еще не делал различия между анусом и вагиной. Нет сомнения, что волосы в сновидении были перемещены с нижней на верхнюю часть тела. Перед нами процедура сгущения: лобковые волосы выступают в виде волос на голове. 

Кормилица оставалась с девочкой со дня ее рождения и вплоть до третьего года жизни. Так что воспоминание-экран может относиться к первым месяцам четвертого года жизни. Но визуальные воспоминания, которые оно закрывает, не могут относиться к периоду позже второго года, ведь любовники, пожалуй, не решились бы заниматься любовью при свете дня: ребенок, уже начавший овладевать речью, мог их выдать.

Когда в период около семи лет девочка научилась свободно писать, она начала писать небольшие книжки, пуская в процесс сочинения диких, фантастических рассказов всё богатство своего воображения. Она обнаружила эти маленькие книжки в бумагах своего отца после его смерти, незадолго до прихода в анализ. Их содержание поначалу показалось ей безумным, полным экстравагантной, садистической символики.

Книги были написаны на английском, хотя девочка была француженкой. Английский язык, который она начала учить в четыре года и на котором писала свои фантастические истории, несомненно выступал для нее “тайным” языком, на котором она могла выражать свои бессознательные “тайны”. Во время написания этих загадочных книжек она также вела дневник на французском. О записях в своем дневнике она никогда не забывала. Но она не помнила, что писала “тайные” книжки на английском, хотя почерк бесспорно подтверждает ее авторство. И даже когда в анализе обнаружилось их тайное, запретное значение, память об их написании так и не вернулась.

Эти рассказы были символическими репрезентациями того, что ребенок видел в свои первые годы. В них любовные сцены переданы особым языком, в котором многие из типичных символов замещают вытесненные бессознательные воспоминания.

Даже названия некоторых из этих рассказов намекают на их подоплеку: “Рот карандаш”, “Кролик без кожи”, “Ждущая капля”, “Плюющийся человек”, “Слеза из вельвета”, “Взрывающаяся женщина”, “Взрывающийся живот” и т. д.

Чтобы дать представление о том способе, которым происходила переработка бессознательных воспоминаний, я приведу один из наиболее характерных маленьких рассказов, написанных девочкой:

Курящая Deadimannishfon коза (объяснение козы)

Ками и Кама были двумя братьями ихни отец в умерани оставил им только касу они злилис решили резать козу на две части. ночью они пришли в стойло касы с рукоятью и разрезали ее на две части они сказали что каждый возьмет свою часть козы утром, а утром когда пришли в стойло коза снова соскрепилась и стала целой. и потому что они резали козу ножом которым они резали вонючий рокфор на козе вырос вонючий рокфор. они сделали избавиться от этого на козе и сделали чтобы она нервно курела трубку. и потому что она не примыкла курить она тошнилась и они они увидели на земле рокфор и его корни.

ночью коза поднялась по лестнице и плюнула в лицо Ками и Кама потом ее плевание сделало что пахло лицо двух братьев какапой. потом у них не было денег больше чтобы купать хлеб и они разрезали козу в другом нопровлении ножом для хлеба и резали на две части.

потом утром коза была как до разрезания и тошноты они сделали что пришел Карно и он ее изличивал.

Таково “объяснение козы”. Оно, конечно, написано под воздействием библейского мифа: суд Соломона, две матери, отстаивающие одного ребенка, и решение царя для прекращения спора каждой дать по половине ребенка.

Сперва обратим внимание на образ козы. Девочка родилась в деревенском домике в пригороде Парижа, где и жила до трех лет, почти всё время, что при ней была кормилица. Там она играла в траве на песке вместе с кормилицей, которая, как кажется, была добротной кормилицей и кормила девочку грудью чуть ли не до полутора лет! Часто она пила хорошее теплое молоко из груди кормилицы в тени летнего сада. Позже отец девочки переехал жить в Париж, но дом не продали, и ее продолжали возить туда каждое лето в теплые дни, чтобы она могла поиграть в том самом саду. В саду на фруктовых деревьях росли фрукты, курицы сносили яйца в курятнике, но самым впечатляющим в этом саду было чудесное животное, принадлежавшее садовнику и его жене. Белоснежное сказочное животное, привязанное длинной веревкой, паслось на лужайке и глядело на городских гостей своими золотыми глазами, а когда девочка приближалась к нему, ей говорили: “Осторожней с рогами!” Коза склоняла свою длинную голову, увенчанную двумя изогнутыми рогами, и грозилась напасть на всех, кто подходил близко. Только жена садовника могла подходить и доить ее. Дергая за длинное обвисшее вымя, она наполняла белым парным молоком большую миску и предлагала его, еще теплое, маленькой девочке. Какой необычный вкус у козьего молока! В нем тоже было что-то сказочное, так оно отличалось от скучного, безвкусного и обыденного коровьего молока.

Это молоко добывалось и пилось в том самом саду, где за несколько лет до этого  кормилица так щедро кормила девочку грудью! В сознании девочки образовалась двойная ассоциативная связь между кормилицей и козой: обе давали молоко, обе делали это в саду.

Так получилось, что deadimannishfon коза стала выражением женщины, которая вырастила девочку.

Теперь перейдем к Ками и Кама. Предположительный любовник кормилицы, конюх, кроме того был сводным братом ее отца — незаконнорожденным дядей. Таким образом девочка прошла через два последовательных эдиповых комплекса — один, включающий конюха и кормилицу, и другой, включающий ее отца и ее мертвую мать. Ками и Кама, два брата в ее рассказе, несомненно выражают этот факт. Оба они оказываются садистичными мужчинами, что согласуется с классической инфантильной садистичной концепцией коитуса. Они дурно обходятся с козой. Они хватают ее, оба хотят часть от нее, они режут ее пополам.

Но то, что они с ней делают, в действительности является воспроизведением того, что видела девочка, — того, что конюх делал с кормилицей. Братья разрезали козу на две части ножом, “которым они резали вонючий рокфор”. Нож легко идентифицировать — это фаллический символ. Дурной запах связан с детской теорией клоаки, куда по предположению ребенка пенис проникает во время полового акта. И поскольку козу “резали” таким фаллическим ножом, на следующее утро она “соскрепилась”. То же самое происходит с женщиной после коитуса: она снова оказывается “целой”.

Что касается рокфора, который “вырос на козе”. По всей видимости, это необходимо перевести как “вырос в козе”. Коитус может привести к беременности. Здесь за образом кормилицы проявляется образ истинной матери. Эта мать может забеременеть. И, более того, она умирает при родах. Так она стала deadimannish козой. Хотя это и весело (fun), это и серьезно. В этом своеобразный мрачный юмор рассказа.

Коза, нужно отметить, пытается избежать своей участи. Поэтому она и курит. Курение здесь появляется как способ прервать беременность: у человека, не привыкшего курить, курение может вызвать приступ тошноты. Беременных женщин также тошнит. Маленькая девочка видела, как тошнило ее беременную тетю. И она интерпретировала эту тошноту как способ “избавиться” от опасного, смертоносного плода. Более того, кормилица, случись ей забеременеть, неизменно захотела бы, чтобы ее “стошнило” плодом, ведь ее муж был далеко и она бы потеряла работу. В процессе прокрутки подобных мыслей в бессознательном и появилась коза, которая стала “курящей deadimannishfon козой”.

Так или иначе садистическим братьям все-таки удалось разрезать козу пополам: они разрезали ее “в другом нопровлении”. Здесь на ум приходит известная история про барона Мюнхаузена, который во французском переводе стал месье де Крак. Этот месье де Крак как-то раз в лесу, желая разрезать кусок хлеба на обед большим ножом, так поторопился, что вместо этого одним ударом разрезал и самого себя, и дерево, к которому прислонился. У девочки была книжка, где была картинка, изображающая сцену, где верхняя часть тела месье де Крака летает в воздухе. Месье де Крак был очень тощий, на картинке его талия настолько тонкая, что в те времена стянутых корсетов ей позавидовали бы и самые элегантные дамы. Об этих дамах иногда говорили: “У нее такая тонкая талия, будто ее разрезали пополам!” Такова и коза в рассказе — она утонченно, мазохистски женственна!

На этот раз коза не только кажется разрезанной. Она в самом деле разрезана на две части и остается такой до следующего утра. Нельзя ли предположить, что в этом месте снова появляется настоящая мать, которая умерла в результате коитуса, при родах? Мать умерла, и ее смерть сделала ее мужа богатым: она была богатой наследницей, и мужу отошла значительная часть ее состояния. Возможно, поэтому после плевков козы лица ее палачей пахнут “какапой”: экскременты — классические символы золота и иной собственности. Именно потому, что у них “не было денег больше чтобы купать хлеб”, мужчины разрезали козу “ножом для хлеба”. Им нужны деньги, нужно разбогатеть, нужно ее наследство.

Хотя девочка и упивалась этими садистическими фантазиями, у нее было доброе сердце. Она хотела, чтобы рассказ закончился хорошо. Поэтому она обращается к высшему земному отцу, которым в то время для нее был президент Франции Сади Карно. Он появляется как настоящий deus ex machina и исцеляет козу от ее любовной тошноты и разделенности на две части; Карно спасает козу от смерти.

Ко времени прохождения анализа кормилица пациентки уже давно скончалась во французской провинции. Но старый конюх и по совместительству сводный брат ее отца был еще жив. Ему было восемьдесят два года, это был энергичный, крепкий пожилой мужчина. Будучи по происхождению крестьянином и имея свойственные своему классу “клановые” наклонности, он остался предан маленькой девочке, с которой играл много лет назад. Пациентка поехала его навестить, что она делала время от времени, поскольку он всё еще получал от ее отца пенсию. Тем вечером она решила спросить у него разные вещи про ее семью — про их семью, можно сказать, — и про ее детство. Она спросила его и про кормилицу. Он с воодушевлением говорил об этой красивой деревенской женщине. Тогда пациентка решилась на прямой вопрос: “В доме поговаривали, что вы были ее любовником. Это правда?” Старик ответил: “Клевета! Да разве мог я так обмануть доверие твоих родителей! Твоя кормилица! Я и думать об этом не смел!” И старик объяснил, как мать девочки, еще до того как окончательно слегла, вверила девочку ему на попечение… Поэтому он так часто наведывался в детскую — жил он не в их доме — и оставался приглядывать за девочкой в ее кроватке.

Пациентка не стала дальше расспрашивать мужчину. Но через несколько месяцев она пригласила его к себе в гости. Теперь, будучи у себя дома, она упрекнула его в том, что он не сказал ей правду. “Вы были любовником моей кормилицы и отрицали это. Я знаю, что это так… И я скажу вам, откуда я это знаю. В последнее время я училась понимать свои сны. И в моих снах я обнаружила смутное воспоминание о том, что я в детстве видела, как взрослые занимаются любовью… и одним из двух взрослых были вы. Кроме того, когда я была маленькой, в семь-девять лет я писала книжки; в них есть фантастические рассказы, которые тоже нельзя понять иначе. Вот откуда я знаю это. Я вас ни в чём не обвиняю, совершенно напротив, мне стоит быть вам благодарной. Любопытно, что есть данные, которые говорят, что склонность к наблюдению и интеллектуальному развитию зачастую подстегивается такими ранними впечатлениями сексуального характера. Так что я благодарна вам, как бы это странно ни звучало, за те интеллектуальные способности, которыми я, возможно, обладаю… Но прошу вас, скажите правду, я не стану дурно о вас думать, и, кроме того, это может обладать научным интересом. Скажите мне правду…”

Тогда мужчина, боязливо поглядывая на женщину, сказал: “Не скажу да…, но не скажу и нет. Это всё, что я могу сказать”. Пациентка продолжала настаивать и, поколебавшись,  старик добавил: “Это она хотела меня… Это она за мной бегала. И я исполнил свой мужской долг…”

Затем старик подробно рассказал о том половом акте, который произошел днем, когда девочке было около двух лет; о различных сексуальных утехах, которым они с кормилицей предавались впоследствии, включая оральные, к которым отсылал рассказ “Рот карандаш”; и о продолжении этой связи после второго года жизни девочки и до того момента, когда кормилица покинула службу. Но в этот второй период всё происходило ночью, что подтверждалось другими историями из ее книжек, где уши и слух выступали на первый план.

Значимость этого случая заключается в удачном совпадении внутреннего и внешнего свидетельств, касающихся аналитической реконструкции. Несколько факторов должны были сработать вместе, чтобы был достигнут результат: во-первых, один из участников первичной сцены был еще жив; во-вторых, это был не какой-то закрепощенный отец — объект поклонения, а незаконнорожденный, но преданный дядя с простыми и честными наклонностями, способный, не испытав непереносимого стыда, признаться в прежних инстинктивных поступках; наконец, в-третьих, был необходим научный, почти компульсивно-предприимчивый, исследовательский дух пациентки, отчасти проявившийся в результате этих ранних наблюдений, которые он, в свою очередь, и позволил обнаружить.

Author

Alexander Gunin
Elwir Łybedź
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About