Марк Фелл пригласил Карла-Михаэля фон Хауссвольффа сделать проект для «Геометрии настоящего», где он представил свою работу «Красное пустое». Хауссвольфф известная фигура в электронной музыке и саунд-арте. Многие знают его по совместному проекту с Лейфом Элггреном, вместе с которым он основал Королевства Элгаланд-Варгаланд, а также как основателя звукового проекта freq_out. Интервью: Курт Лидварт

КЛ: Начну со своего фирменного первого вопроса. Когда ты начал заниматься музыкой и какие у тебя были проекты в самом начале?

КМХ: В 1976-м я начал играть в рок-группе и с тех пор вот занимаюсь музыкой. Я мог сыграть пару простых аккордов на гитаре и возился с MiniMoog’ом, взятом у друга. Еще мне хотелось выучить несколько песен, например, “Pablo Picasso” группы Modern Lovers или “Down By The River” Нила Янга.

КЛ: Потом у тебя произошел крутой поворот, когда ты издал свой альбом “Conductor”, в котором ты использовал свое тело как источник звука. В своей музыке ты пытаешься понять, что значит электричество, звук электричества, что объединяет тебя с Китом Роу.

КМХ: Да, я тоже хотел “понять”, что такое электричество с художественной, музыкальной точек зрения, а не только с физической.

КЛ: У тебя был лейбл Radium 226.05, на котором ты выпустил пару своих достаточно интересных альбомов. На лейбле вы выпускали совершенно разную музыку от готик-рока до экспериментальной электроники. Как вам удавалось так спокойно все это выпускать?

КМХ: Как правило, музыканты, композиторы, художники спокойно принимают возможность существования другого подхода в музыке и искусстве. Для нас Radium 226.05 был платформой, на которой мы могли делать все, что приходило в голову, поэтому мы выпускали пластинки музыкантов, живших по соседству, и мы организовывали выставки, фестивали компьютерной музыки и поэзии, выпускали журналы и так далее. Жанр никогда не был для нас проблемой. Например, Збигнев Карковски играл одновременно в рок-группе Texas Instruments и жесткую электроакустическую и компьютерную музыку.

КЛ: Потом ты основал Anckarström и выпустил только 11 релизов. План был выпустить только 11, не больше, только это число, равное сумме букв в фамилии убийцы короля?

КМХ: Да, с этого началась серия, потом вышла семидюймовка и 6-дисковый бокс-сет с буквами “GUSTAV”, это имя убитого короля Густава III.

КЛ: Ты часто ссылался на Уилльяма Берроуза, в том числе в первом журнале Radium вышел его рассказ. Чем он был так важен для тебя?

КМХ: Я считаю, что Берроуз важен как писатель, художник и мыслитель для многих писателей, музыкантов, художников, философов, он оказал влияние на многие поколения, если не на все. “Голый завтрак” важная книга для меня в 1970-х, в книге было заложено большое количество радикальных идей. Мой коллега по Radium Ульрих Хиллебранд дружил с Берроузом, как и со многими другими битниками и представителями контркультуры: Гинзбергом, Хофманном и, главное, с Брайоном Гайсиным. Я взял многое из него, его манеру работы в разных медиумах: поэзии, литературе, живописи, саунд-арте. Он был человеком нового ренессанса.

КЛ: Что тебя привлекает в работе с феноменом электронного голоса? Как появился твой проект с Майклом Эспосито?

КМХ: Использовать его я начал во время совместного проекта с Эндрю МакКензи из The Haflter Trio в 1991-м, большей частью мы пользовалось прибором, называвшимся Spiricom. Потом я понял, что в разных методиках экспериментирования с феноменом электронного голоса использовались разные технические приемы, а технические приемы были привязаны к использованию электронных устройств. Так я пришел к использованию этих устройств как музыкальных инструментов и где-то в 1996-м стал придумывать свои методики их использования. А с Майклом Эспосито я познакомился, когда он в начале нулевых прислал мне имейл, и началась наша совместная работа.

КЛ: Твой проект freq_out называется “звуковой инсталляцией”, хотя при этом вы играли несколько концертов, практически находясь на ничейной территорией между саунд-артом и музыкой. Откуда появилась идея этого проекта?

КМХ: Меня пригласили в Копенгаген сделать воркшоп по звуку, поэтому я решил сделать его в виде выставки. Мне хотелось показать, что возможно одновременно продемонстрировать двенадцать разных звуковых работ. У меня была определенная нужда после участия в нескольких неудачных звуковых выставках, в которых кураторы не представляли себе, как работает звук. За это время мы сделали 13 выставок и несколько раз сыграли живьем как freq_out Orchestra.

КЛ: Как ты познакомился с Лейфом Элггреном?

КМХ: Мы познакомились в 1978-м, когда играли в группе Dom Gröna Dolmarna. Мы отыграли один концерт на небольшом фестивале, где каждый из нас еще выступил сольно. В 1980-м мы уже стали плотнее вместе работать.

КЛ: В 1987-м ты участвовал в перформансе Vaktombyte, сейчас в России опасно сделать нечто похожее, правительство не терпит никакой критики. Что вам хотелось им сказать и были проблемы с полицией?

КМХ: Нам хотелось проверить, как работает концепция изменения. Поэтому мы решили, что взвалим на себя ответственность за охрану королевских регалий Швеции в казначейской палате в королевском дворце в Стокгольме. Нас выперли охранники и люди, ответственные за регалии в дворце. И из–за этой реакции мы поняли, что захватили на короткое время власть.

КЛ: Думаю, многие знают тебя как основателя и одного из королей Королевств Элгаланд-Варгаланд. Как к вам с Лейфом пришло в голову сделать такой проект? И что изменилось за прошедшие с основания 25 лет?

КМХ: Мы с Лейфом Элггреном занимались проблематикой разных форм иерархии и монархии и в 1991-м я предложил основать государство, чтобы детальнее изучить, как функционирует власть и может быть даже понять все это с практической точки зрения. Начали мы сразу с написания конституции и в 1992-м провозгласили основание Королевств Элгаланд-Варгаланд как единого государства. Главной нашей идей было, да и до сих пор остается, показать, что никто не имеет права диктовать другому, как нужно жить, все мы проживаем наши жизни исходя из нашего выбора. Еще нам хотелось показать, что государства не управляются народом или правительствами, а капиталистами, транснациональными корпорациями, и до сих пор ничего не поменялось к лучшему. Даже к худшему, когда обращаешь внимание на капиталистов-эгоцентриков вроде Владимира Путина и Дональда Трама. Но мы не оставим работу над нашим проектом ради лучшего будущего.

КЛ: Твоя музыка всегда линейна, статична, ты как будто избавляешься от любого движения. Некоторые твои треки напоминают алхимическую трансмутацию, после которой остается только суть. Расскажи о своих эстетических принципах.

КМХ: На меня с первых дней в музыке сильно повлияли мощная простота, или может быть для кого-то она сложная, при этом репетитивная, гитарных соло Нила Янга, Криса Спеддинга и Роберта Фриппа, и бесстрашие звуковых работ Брайана Ино, Петера Брецманна и Карлхайнца Штокхаузена. Все это вместе с новаторским искусством перформанса Флюксус заставило меня уйти еще дальше в своих поисках в медитативность простого тона. Так я узнал Ла Монте Янга, Тони Конрада, Терри Райли и многих других. Мне показалось достаточно любопытно продолжить их поиски, узнать, что находится дальше, попытаться найти музыку в архитектуре, теле, синусоидальной волне, феномене электронного голоса.

КЛ: Какое у тебя отношение к неадекватной реакции на использование праха жертв холокоста в твоих картинах? Ты на самом деле его использовал или это было просто провокативным заявлением, чтобы посмотреть на реакцию людей?

КМХ: Самая неадкватная реакция была от фундаменталистких еврейских сообществ. Я не жалую любые формы фундаментализма, будь они христианские, мусульманские, какие угодно, все это для меня просто наивно и глупо. Да, я думал, что у каждого должно быть мнение о моих работах, вот только мало кто их видел. Совершенно очевидно, что я делал свои работы с полной симпатией и состраданием к жертвам холокоста, и не стремился запятнать их память. Эти работы с прахом связаны с моими работами с феноменом электронного голоса. Да, прах был реальным, я редко когда иду на провокации просто так.

КЛ: Кто сейчас по твоему мнению находится на экспериментальном рубеже саунд-арта и музыки?

КМХ: Думаю, что сейчас большая часть музыки занимается освоением экспериментов, найденных за последние сто лет, поэтому нет по-настоящему новых экспериментальных работ, но все же есть поиск новых возможностей в уже найденном. А новое искусство и музыка появятся очень скоро.

КЛ: Ты правда в этом уверен? Мне кажется, что авангард продукт совершенно прогрессивистского мышления XIX века.

КМХ: Я думаю, что все развивается волнами и циклами. Не нужно останавливаться и может быть скоро появится кто-то с новым мышлением. Мы не можем этого знать. Но я уверен, что появится группа художников и музыкантов, которые расшевелят закостеневшие ярмарки искусства и традиционные клубы.

КЛ: Я думаю, что сейчас музыка потеряла все возможности противостояния капитализму и полностью оказалась рекуперированной. Даже шумовые музыканты ведут себя в этом духе: выпускают больше товара, больше релизов, играют больше концертов, становясь сами товаром на бесконечных полках общественного супермаркета.

КМХ: Да, капитализм мощная система и у нас не так много времени и сил, чтобы попытаться понять, как с ним бороться, и рискнуть реализовать новые мировоззрения. Цена жизни стала слишком высока и иногда кажется, что только у богачей осталась возможность заниматься искусством и музыкой. Все переменится, когда упадут доллар, евро, рубль или еще раньше. Музыкантам и художникам нужно просто найти, где можно дешевле жить.

КЛ: Какие у тебя выходят в ближайшее время релизы?

КМХ: Одна пластинка с легендарным Хансом-Йоахимом Ределиусом, называется она “Nordlicht”, и еще одна под названием “Still Life — Requiem”, где используется звук праха, о котором мы только что говорили. Для этого я использовал технику под названием эмиссионная спектроскопия.

КЛ: Что ты приготовил для “Геометрии настоящего”?

КМХ: У меня будет световая инсталляция “Red Empty (Moscow 2017)” с подсветкой фасада одного старого здания.

КЛ: Так это инсталляция в твоей красной серии. Она связана с твоими исследованиями пространства и звука? Некоторые названия твоих треков очень критично относятся к некоторым архитектурным решениям.

КМХ: Они появляются, когда я гуляю и вижу разные места, они кажутся мне очень грустными, как будто все решили о них забыть. А потом мне хочется увидеть определенные вещи как монохромную живопись, совершенно формально. Абстрактное искусство в последние годы стало товаром, делающим жизнь просто комфортной, а мне хочется это изменить. Да, мне нравится абстрактное и формальное искусство, но мне не нравится, что оно смешивается с другими объектами дизайна интерьера и становится просто объектом, висящим над моим дорогим диваном.