Donate
Art

Елена Никоноле: "ART IS NOT ENOUGH". Как медиаискусство может быть политическим?

kultrab03/02/24 09:503.1K🔥
Helena Nikonole
Helena Nikonole

Лена, ты медиахудожница. Расскажи, что такое медиаискусство, и в чем его сверхзадача?

— Медиаискусство — это искусство, которое использует новые технологии в качестве художественного средства, как основу своего языка. А по поводу сверхзадачи… Если ее не рассматривать как цель, которую перед собой ставит художник, но скорее как некий предел, к которому он стремится, то сверхзадача — раскрыть агентность технологии путем ее использования в новом контексте, который даже создатели этой технологии не предполагали. Интересно, что таким образом медиа-арт выходит за пределы художественности и становится исследовательской практикой.

Я всегда привожу мой любимый пример: Дуглас Дэвис и его The World’s First Collaborative Sentence. Это пионер нет-арта, который на заре появления World Wide Web, проявил через свою работу свойство интернета быть способом коммуникации по принципу «многие-ко-многим». Он сделал сайт с формой, где любой человек мог что-то написать и опубликовать и, таким образом, получалась бесконечная, постоянно пополняемая веб-страница, такой анонимный форум. Сейчас может показаться, ничего особенного, правда? Но в 1994 году это было нечто невероятное. Все массмедиа, которые были до интернета — телевидение, радио, печатные медиа — это медиа «один-ко-многим», и Дуглас Дэвис был первым человеком, вскрывшим свойство интернета быть медиа по типу «многие-ко-многим». Еще до форумов, чатов, соцсетей и всего остального, через что эта агентность впоследствии манифестировалась, представляешь? Мне кажется это и есть сверхзадача медиаискусства — проявлять скрытые свойства и архитектуру технологии. Что часто происходит через ошибки, сбои, неожиданное или намеренно неправильное использование.

The World’s First Collaborative Sentence
The World’s First Collaborative Sentence

Почему ты выбрала именно этот путь, когда тебе стало интересно использовать технологии?

— Нет, ну я не буду сейчас весь свой путь в медиаискусстве тебе описывать, приберегу эти байки для мемуаров. Могу рассказать про свою практику в целом. Я себя часто называю трикстером. Это мой тотемный архетип. И в искусстве тоже себя ощущаю как трикстерша: и художница, и кураторка. Мне нравится в медиаискусстве, что в каждом проекте решаешь новую задачу, работаешь с разными технологиями и каждый раз челленджи перед собой ставишь.

Но привилегия художника быть трикстером, в том числе, в плане взгляда на технологии. Можно сегодня рассматривать их с футуристической точки зрения и думать о постгуманистическом будущем, завтра — заниматься искусством и инновациями в более прикладном контексте, а послезавтра — исследовать совершенно другую перспективу: критический подход к технологиям, или их использование для киберсопротивления.

А еще я обожаю коллабы, как способ чуть-чуть потерять себя. Потому что иногда кажется будто я сама от себя устала. Я, с одной стороны, как мой друг как-то сказал, «the most opinionated person», а с другой — именно поэтому мне нравятся коллаборации. Как возможность изучения и проживания перспективы Другого через процесс совместной работы.

Почти все мои совместные проекты, как художественные, так и кураторские, это счастье и удача, если честно, я часто словно немного влюбляюсь в коллег, и в этом особенная магия коллабораций, когда проект получает многомерность за счет совмещения разных взглядов и вы в синергии создаете вместе то, что никогда бы не сделали по отдельности.

Но ты согласна с тем, что современное искусство это про контекст и время, и что художни: цы не могут игнорировать состояние общества, социальные проблемы в своей практике?

— Конечно. Контекст влияет не только на процесс создания работы, но и на ее понимание. Может быть иллюзия, будто медиаискусство по дефолту является актуальным, потому что работает с новыми технологиями. Но помимо их использования как медиа, в лучших своих проявлениях, оно все-таки отражает влияние технологий на общество и резонирует с современным политическим контекстом.

Окей. Хорошо. А как медиаискусство может быть политическим? 

— Да легко. Но его, кстати, часто критикуют за аполитичность, особенно люди, которые не очень разбираются в вопросе. Так иногда думают из-за его медиальности, то есть погруженности в проблематику самой технологии. Или из-за сфокусированности на глубоко научном контексте. Но есть много форм политического медиаискусства, начиная с проектов, исследующих политические темы, и заканчивая примерами, когда медиа-арт становится фундаментально политическим. DIY-практики в технологическом искусстве политические по определению: заниматься наукой, условно, у себя на кухне, или разрабатывать open source подходы к синтезу гормонов, — как в проекте Open Source Estrogen Мэри Мэджик, — это политический стейтмент. Или же разрабатывать партизанские способы коммуникации в ситуации, когда все медиа контролируются корпорациями и государством — если это не политический жест, то что?

Подобные проекты могут не содержать прямого политического высказывания, а вместо этого создавать свободную зону, возможность для распространения альтернативных политических идей.
Housewives Making Drugs Mary Maggic
Housewives Making Drugs Mary Maggic

А в чем отличие и сходство между политическим медиаискусством  и киберактивизмом?

— Основная разница именно в целях. Политическое медиаискусство не обязательно содержит призыв к какому-то действию — это больше характерно для киберактивизма, использующего цифровые технологии в активистских целях. Но, на мой взгляд, лучшие примеры политического медиа-арта — это разработка подходов, которые, в конечном итоге, могут быть использованы в киберактивизме.

А что такое хактивизм?

— Хактивизм — это продвижение политических идей через захват каналов распространения информации с помощью взлома, подрывных практик или электронного гражданского неповиновения (electronic civil disobedience). Этот термин предложили пионеры медиа-арта и био-арта, теоретики, активисты и биопанки Ансамбль Критического Искусства (Critical Art Ensemble). Один из членов группы, Рикардо Домигез, в итоге стал сооснователем другого коллектива — Театра Электронных Помех (Electronic Disturbance Theater), организовавшего одну из первых в истории DDoS атак — FloodNet. Они атаковали сайт мексиканского президента в поддержку леворадикального движения Запатиста и назвали это “тактическая поэтика”.

Мне кажется очень вдохновляющим, что DDoS атака была придумана художниками.

Ладно, расскажи о своем проекте antiwar AI.

На самом деле antiwar AI — это антивоенный реэнактмент моей старой работы deus X mchn, которую я сделала в 2017 году. Это проект про взломы девайсов в Интернете вещей (IoT) — камер с динамиками, принтеров, медиасерверов. После взлома через эти устройства шла автоматическая рассылка сообщений, сгенерированных AI на основе датасета из религиозных текстов. Меня часто спрашивали, считаю ли я deus X mchn примером хактивизма. Конечно, я никогда так не считала. Для хактивизма проект слишком многоуровневый, его можно по-разному трактовать — там много слоев, подтекстов, важных деталей, например, как я инсталлировала работу в выставочном пространстве. Плюс она напичкана приколами, вроде того, что на каждой странице со сгенерированным AI текстом, которую печатал принтер на выставке — и в тот же момент на одном из 100 000 принтеров где-то в мире — была в конце текста добавлена фраза «Your printer has been connected to a distributed AI-network, please keep calm and follow further instructions» (Ваш принтер был подсоединен к распределенной AI-сети, пожалуйста, сохраняйте спокойствие и следуйте дальнейшим инструкциям). Несмотря на апроприацию пранк-эстетики, deus X mchn — проект, безусловно, политический: о биополитике, о том как через интернет вещей, искусственный интеллект и алгоритмическое управление проявляются системы власти и контроля. Но эту работу я никогда не считала киберактивизмом или хактивизмом.

Но как эта старая работа в итоге вдохновила хактивистский проект antiwar AI?

— Когда началась война (прим. полномасштабное вторжение России в Украину), я уехала из страны и, как и многие, долгое время находилась в абсолютной фрустрации. Я начала делать взломы камер наблюдения с динамиками по всей России и отправлять на них антивоенные сообщения в качестве, как я это называла, хак-терапии. А потом получилось достаточно случайно, что подруга делала в Берлине выставку, и вспомнила про мою антивоенную интервенцию 2014 года (прим. год аннексии Крыма и вторжения российских войск на территорию Украины). Меня тогда поразило отсутствие адекватной общественной реакции в России, да и в целом в мире. Я помню, в Никола-Ленивце проходил фестиваль «Ночь новых медиа», в то время как в Донбассе шли бои. Война, мясо, кровь, смерть, и одновременно в тысяче километрах в арт-парке проходит фестиваль искусства и технологий, приезжают мировые звезды, Mouse on Mars, огромный рейв, все бегают по лесу упоротые, художники делают какие-то работы технологические, новые медиа и все такое.

Я поехала и сделала интервенцию —  установила в лесу динамики со звуками автоматных очередей, чтобы людям на фесте напомнить, что идет война.

Ты понимаешь, да, это не какое-то глубокомысленное художественное высказывание, я эту интервенцию никогда не воспринимала как проект, сделала просто потому что не могла не сделать, на каком-то угаре. Но ретроспективно она иначе воспринимается… И вот через 9 лет подруга готовит выставку на Марксистском конгрессе в Берлине, вспоминает эту интервенцию, и предлагает сделать реэнактмент. И мне показалось максимально неуместным ставить динамики с автоматными очередями на улице в Берлине, потому что здесь как раз был важен контекст: это было сделано в четырнадцатом году, летом, в России, в лесу, на рейве, да. В России, а не в Берлине, в двадцать третьем, понимаешь?

Я рассказала про свои сомнения [повторить интервенции со звуками автоматных очередей в Берлине] другой подруге, и она предложила: «Смотри, ты же делаешь взломы камер, почему бы их не показать». И я отобрала видео из материалов хакерских интервенций, которые записывала, плюс что-то подсняла и сделала из этого документацию — ее я и показала на выставке.

antiwar AI это пример использования технологии неправильным образом. Зачем камерам наблюдения динамики? Для связи админа камеры — наблюдателя, с теми, кто находится на другом конце — наблюдаемыми. В ситуации, когда медиа контролируются государством или блокируются, я захватила этот канал передачи информации чтобы транслировать антивоенное сообщение с позиции наблюдателя — то есть того, кто находится в позиции власти.

Тебя удивили реакции людей?

— Меня покоробило поведение девушки в баре, которая передразнивала антивоенный текст. В основном же люди не понимали как реагировать, делали вид, что ничего особенного не происходит, некоторым, думаю, было страшно, кто-то в недоумении снимал говорящую камеру на телефон. А по кому-то было сразу понятно, что они против войны — меня такие моменты очень радовали, особенно когда в это время транслировался текст "Присоединяйтесь к нам, к большинству, которое хочет мира. Станьте частью нашего движения".

Расскажи про текст манифеста. Ты сама его написала?

Я пробовала сама писать, но это не работало. По этим антивоенным текстам понятно, что я так, при всем желании, не напишу. В итоге я попросила chat-GPT описать 10 способов манипуляции общественным сознанием и создания пропаганды, обладающей суггестивным воздействием, а потом на основе этих 10 способов сгенерировать антивоенные, антипутинские тексты. Получился текст, который в себе соединяет политический призыв, манифест, но с религиозным оттенком. Отсылает, внезапно, к deus X mchn, где я пыталась добиться безумного и uncanny сочетания религиозного текста, абсурда, поэзии и политического воззвания.

Сограждане, мои братья и сестры! Слушайте меня и слушайте внимательно! «Нет победы в войне». Помните эти слова, повторяйте их, день за днем, ночь за ночью, как молитву, как мантру мира. Война в Украине — это не просто конфликт. Это черное пятно на нашей истории, гнилой фрукт режима Путина, дерзко выдаваемый нам за сладкое яблоко победы. Но помните: «Нет победы в войне».

После проекта antiwar AI ты могла бы себя назвать активисткой?

Да нет, наверное, я бы себя не стала называть активисткой. Это очень громкое слово. Думаю, я все-таки медиахудожница.

— Изменилось ли что-то для тебя самой с точки зрения самоидентификации? Если да, то что изменилось и как ты это ощущаешь?

Наверное, нет. У меня в целом проблемы давно с самоидентификацией. Хаха. Я в перманентном кризисе самоидентификации, не могу сказать, что что-то в этом смысле изменилось. Трикстерство, кстати, отчасти помогает. И различные диссоциативные практики, когда осознаешь, что не обязательно себя как-то недвусмысленно идентифицировать, а можно идентифицироваться многосмысленно, понимаешь? Но я переосмысляю свою практику, наверное, последние лет пять, и один раз неожиданно для самой себя сформулировала прямо со сцены во время дискуссии на фестивале CTM: «Art is not enough». У меня давно было ощущение что мир медленно коллапсирует, а с 2022 года стало очевидно что процесс ускорился, и Россия в авангарде этого движения. Так что да, кризис самоидентификации связан с ощущением «art is not enough», и я хотела бы двигаться в другие области, более конструктивные.

Окей, а над чем ты сейчас работаешь? Расскажи, пожалуйста, о технологиях, которые вы проектируете в рамках воркшопов на trasmediale.

— Я работаю над несколькими проектами, как обычно. Один — большое исследование и продакшен, на которые я получила грант S+T+ARTS, про AI и влияние звука и, в том числе, шумового загрязнения на растения. В финале это будет многоканальная звуковая инсталляция с гидропоникой и вибрационными динамиками, улавливающая окружающие звуки и генерирующая шумовую композицию специально для растений. Такой нормальный постгуманистический Art & Science: в рамках научного эксперимента в лаборатории растения будут обучать AI тем звукам, которые им нравятся. Искусство и инновации, футуризм, пост-хьюман стафф.

Но я же трикстер, поэтому сегодня футуризм, а завтра киберсопротивление. Сегодня Acoustic Agriculture (так называется проект про растения), a завтра проект с Kultrab. 

— Давай пока не будем раскрывать подробности.

— Окей, тогда скажу только что разрабатываю подходы к созданию партизанских сетей на основе носимой электроники (wearables). Эти альтернативные средства коммуникации можно будет использовать в ситуациях, когда, как во время протестов, блокируется интернет или в зонах военных действий, при отсутствии других каналов связи.

На фестивале transmediale, в рамках воркшопа, который мы вели с художником Даней Васильевым и куратором Олегом Лутохиным, мы прототипировали и тестировали подобную сеть: собирали напечатанные на 3D-принтере значки на основе платы ESP32 — это такой крошечный чип размером в 2 см2 — и дальше эти устройства объединили в P2P сеть, чтобы они обменивались сообщениями.

Помимо этого, еще была часть, связанная с искусственным интеллектом— с 2017 года это моя основная область экспертизы, поэтому кроме использования носимой электроники в контексте киберсопротивления, мы поговорили про критический подход к искусственному интеллекту. Мне в последнее время стало супер-интересно исследовать нейросетевые предвзятости и искажения (biases) через генерацию абстрактных понятий, которые нейросеть репрезентирует через визуальный образ, на уровне контекста, ощущения, впечатления, соединяя порой казалось бы несочетаемые языки, и производя глитчи. Как AI в визуальном пытается выражать нечто принципиально не сводимое к визуальности. Мы эту область поисследовали с участниками воркшопа: сгенерировали объекты на основе абстрактных промптов и напечатали на 3D принтере кастомные части их значков.

Resilient Wearables: Designing decentralised guerrilla networks
Resilient Wearables: Designing decentralised guerrilla networks

С чего стоит начинать молодым медиахудожни: цам?

Знаешь, я люблю шутить, что среди художников процент бездарностей выше, чем среди представителей других профессий, потому что многие начинают заниматься искусством, руководствуясь амбициями, желанием славы, денег, статуса, вот этого всего. И еще, пожалуй, ради какого-то романтического ореола в стиле «я художник, я так вижу», желания поставить себя выше нормисов, и здесь опять все крутится вокруг эго. Хотя в медиа-арте таких людей гораздо меньше, чем в клэссик контемпорари — среди нас скорее гики, фрики, отбитые персоны с нишевыми интересами. Это достаточно небольшое коммьюнити, даже в рамках мира. И большинство занимается медиа-артом из-за пассионарности, интереса к технологиям и любви к экспериментам. Поэтому для начала молодой художни: це стоит понять, в чем ее реальная мотивация, страсть. Я всегда говорю своим студент: кам: важно докопаться до того, что вас на самом деле интересует. Это кстати, сложнее, чем кажется.

Расскажи, пожалуйста, еще о рисках, которые нужно учитывать при работе с политическим искусством

— О рисках?

— Да. О рисках.

— Ну, о рисках я не знаю, о рисках лучше не думать. Но знаешь, о чем я вдруг подумала? Ты спрашивала, изменилась ли моя самоидентификация. И я подумала, раз назвалась трикстером, то почему бы активистской не назваться? Так что отныне and on можешь считать меня активисткой.

Вторая часть интервью

Art & Science
Helena Nikonole
nikonole.com
Art & Science

Author

kultrab
kultrab
Максим Новиков
Ditter Fleese
comp1mov
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About