Видеть, как с рассвета до темна сходит за окном её с ума
сломанный ветер
видеть, как танцует на песке тот, кто от тоски на волоске
пойманный в сети.

Ветер Бора- холодный резкий ветер, дующий с гор на побережье или долину. Он резок и холоден. Дует з Олимпа на прометевских людей. Иногда он может остаться на равнине: ибо она простор и поле для его экспрессии: неосуждаемой. Но рано или поздно лавры самолюбования и чесание холки загривка зовут Бора обратно: он убегает от многочисленных возлюбленных.

Многие знают, Мэри Джейн, что ты целуешь много и многих. Они знают и жаждут твоего поцелуя. Так целуют Боги. Так целуют даже не Боги: таких поцелуев себе люди жаждут от самих себя. А ты… Ты просто знаешь, как каждому нужно отдать его поцелуй. Что должен говорить это поцелуй и какое невозвратимое послевкусие он оставит.

Мэри Джейн, как нужно целовать тебя? О каком поцелуе ты желаешь? Поцелуй на фоне багрового заката, где ты так близко подошла к краю-границе, где ничего нет. Ты жаждешь поцелуя сквозь отвращение. Ты требуешь глобального признания Другого миру: вожделение красоты сквозь уродство.

Но мертвые Боги тебе не помогут. Мертвые могли бы внять твоей молитве. А живым нет до этого дела. Мэри Джейн не найти поцелуй. Её глаза играют детской живостью и той непосредственностью, что она непредсказуемость. Её нельзя предугадать до остатка: она живёт импульсом самой себя и своего чувства. На него хватает 20 секунд. Она приемлет правила, пока они её не наскучат: и тогда она либо блефует, либо выходит из игры, либо вызывает фурор нарушением.

Поцелуй для Мэри должен быть искренним: она должна поверить в то, что ты искренне хочешь её поцеловать, не думая с лукавством, что жаждешь её поцелуя.

Феномен нельзя использовать, а значит о нём нужно забыть. Так сказал её Капитан. Он испугался, это было заметно. Испуг, опасность и угроза: это триптих дохлой крысы. Гармоние и спуск без сопротивления горному течению кажуться не верными. Но они забывают, что противиться силе можно через покорность, когда она является накоплением силы: стать титаном, медным щитом и прикрыть Лете берега.

Глаза Дженни играют живостью, покоем, трауром. А может ничем вовсе. Они живы и изменчивы. И никогда не лгут. Никогда. Она пытаться может солгать словами. Но её глаза: не верь её словам. Она и себя, и тебя обманет. Я её знаю: делай, что возжелаешь, и сумей понять, что будет.

О капитан, мой Капитан… Так много я проплыла сквозь сомнения к свету твоей лодки. Я зашла в гавань. Там ты остановился. Ты танцуешь на песке от тоски на волоске, пойманным в сети. Ты глубоко спишь.

ТЫ ПЛЕННИК! Не Синбад. Не мореход. Не картограф. Не первооткрыватель нового мира человеческими путями. Амплуа дикой смелости и фривольности тебе не к лицу. “Чудак, что чистит трико бензином и пахнет псиной”, — таким может быть гнусным описание каждого из нас: пока тошнотную особенность мы не культивируем до высшего Аллилуйя. Ты жаждешь покойной стабильности, забывая свою суть: порыв, лёд, ветер. Можно, ли их закрыть? Да, возможно. А что из этого выйдет.

Мэри думала очень много, понимая, что может быть не права. Но в его глазах читался холод обо всём, что он говорил ей, кроме буддизма. Все термины, взаимодействия с миром, хитросплетения мыслей- все было блеклым. И было для формуляра. Один его друг стал саманой, а он- хотел, но… Это суть его выбора и ответственности. И негация любых видов чего-нибудь в этом мире.

СИМУЛЯКР- “КОПИЯ”, НЕ ИМЕЮЩАЯ ОРИГИНАЛА В РЕАЛЬНОСТИ.