Чувство необходимости национального освобождения на просторах Российской Федерации оседлало многие умы. При том довольно часто это чувство операционализируется в дискурсе на уровне «демократия — это власть демократов», оставляя серьезные лакуны в самом фундаменте риторической позиции «освободителей», и это требует хорошего обстоятельного разговора на тему свободы в обществе.

I

Рассмотрим сначала персональный аспект понятия «свобода»[1]. Я думаю, что каждый имеет опыт актуализации проблематики свободы в личном плане, когда его/ее «воление»[2] наталкивалось на волюнтаристски полагаемое кем-то препятствие. Эмоции, возникающие в момент такого «конфликта», вполне можно определить как «эмоции несвободы». Четкость различения индивидом подобного рода эмоций показывает, во-первых, что феномен свободы дается человеку через свое обратное — через несвободу, и во-вторых, что социальный феномен свободы имеет «биологические корни». Можно было бы предположить, что снижение уровня «ощущения несвободы» именно что сигнализирует об увеличении зоны свободы индивида, его/ее персональном освобождении[3], если б не хорошо известные факты того, что людей можно «забить», то есть довести их до такого состояния, когда «чувство несвободы» индивида вдруг перестает подавать сигналы, в то время как сам индивид с очевидностью находится в очень стесненных обстоятельствах[4]. Такой релятивизм в отношении индивида со свободой с необходимостью требует «внешних костылей» для определения уровня его свободы в социальном и географическом месте его нахождения, каким-то образом проведенной объективизации его степени освобождения. Типовым ответом на данную необходимость стали списки — перечни того, что должно быть точно можно делать людям, за что они точно не должны получать никаких санкций «со стороны». Одним из самых знаменитых таких списков является «Всеобщая декларация прав человека», принятая резолюцией 217 А (III) Генеральной Ассамблеи ООН от 10 декабря 1948 года[5]. Проблематика, возникающая из такой разметки «пространства свободы», обычно обозначается словами «свобода от», или «негативная свобода» (И. Берлин)[6]. Обычно данная проблематика дополняется тем, что обычно называют «позитивной свободой»[7], или «свободой для», — проблематикой определения «разрешенных активностей» человека, и соответствующего его ресурсообеспечения. «Свобода для» особенно интересна в части, когда человек «подходит к пределу», переносит свою активность к самой границе дозволенного.

Переход из перспективы «один действующий агент в среде» в классическую ситуацию «раба и господина» порождает дополнительные измерения в проблематике свободы. В теорию эмансипации данный круг проблем дает вклад прежде всего в виде «неоримской теории» (К. Скиннер)[8]. Для понимания данной теории предположим, что есть очень хороший господин, который создал своим рабам такие условия жизни, что при рассмотрении с точки зрения «свободы от» и «свободы для» к качеству жизни рабов никаких претензий не возникает. Свободны ли эти рабы? Понятно, что при таком вопрошании мы получаем дополнительные измерения к пониманию феномена свободы, те измерения, которые при рассмотрении в плане «свободы от / для» обычно остаются в тени. При этом подобное «отсутствие владетельного иного» оказывается актуальным и для отдельного индивида, и для сообщества индивидов, причем во втором случае наличествует существенная взаимосвязь с концепцией суверенитета.

Еще один аспект свободы и межличностного взаимодействия — «цель или средство» (Аристотель)[9] — заключается в том, насколько индивид / сообщество в своем бытии вольны быть для себя своею собственною целью и не служить притом пассивно кому-то орудием / средством для использования тем его / их в своих целях. При рассмотрении персональных качеств раба и господина, а также личностных аспектов освобождения очень интересна теоретическая линия (Гегель–Ницше–Кожев–Лакан)[10]. Схематично данная линия может быть представлена следующим образом:

1. Все люди начинают свой жизненный путь из положения «раба»[11].
2. Каждый когда-то пытается «уйти из рабства», самоопределиться как свободная автономная личность. Первый шаг в самоопределении — это сделать над собой усилие и стать себе целью — хотя бы лишь только в своем представлении. Начать набирать навыки и умения «вести себя автономно».
3. Когда-то процесс самоопределения выводит человека «на край», на границу «рабского состояния», и это положение характеризуется индивидуальной перцепцией большого риска для жизни[12].
4. В данной ситуации индивид либо сдается, откатываясь назад и «утрясая» себя с этим своим вновь обретенным опытом, либо совершает прорыв.
5. Если человек не спасовал и прошел испытание — он вступает в борьбу на новом для себя уровне с уже наличествующими «господами» за свое признание в этом новом обретенном собой статусе. Данная схема индивидуального освобождения человека может быть дополнена социальным аспектом: человек может попытаться «совершить побег из рабства» в составе группы. Такой вариант отнюдь не избавляет человека от индивидуальной работы, но на этом пути могут оказаться существенно ниже социальные барьеры освобождения[13] — особенно если скрепляющая группу коллективная идентичность будет на необходимом для того уровне.

Еще более «богатым» феномен свободы становится при переносе «точки зрения» с персонального уровня на социальный. Главное, что тут возникает — это «парадокс свободы», который «может быть сформулирован следующим образом: неограниченная свобода ведет к своей противоположности, поскольку без защиты и ограничения со стороны закона / общественных институтов свобода необходимо приводит к тирании сильных над слабыми. Этот парадокс… был разрешен Кантом, который потребовал, чтобы свобода каждого человека была ограничена, но не далее тех пределов, которые необходимы для обеспечения равной степени свободы для всех» (К. Поппер)[14]. «Метод Канта» освобождения людей прекрасно понимаем в уже предлагавшейся перспективе — в перспективе «от обратного», задаваемой рассмотрением вопросов освобождения людей «из несвободы». Действительно, если ввести уровень несвободы общества через сумму несвобод всех его участников, то даже значительное ограничение свободы единиц в пользу пусть совсем малого уменьшения степени несвободы миллионов может оказаться очень продуктивной в общесоциальном плане практикой освобождения общества, уменьшающей его суммарную несвободу.

Следующий из предыдущего метод эмансипации через установление ограничивающих институтов[15] / табу для произвола «сильных» — оказался основным методом освобождения в обозримое историческое время — до недавних пор. В этот класс попадают и борьба общин за ограничение и регламентацию насилия, и усилия людей, направленные на ограничение экономического диктата — через создание систем социального страхования. Наряду со способом «ограничение могущественных меньшинств в пользу большинства» в последнее время появился и набрал силу способ социальной эмансипации «ограничение большинства в пользу меньшинств». Обычно результат тут достигается через переформатирование индивидуальных картин мира людей с тем, чтобы облегчить бремя, на которое обречены различные меньшинства, живущие в среде, порождаемой традициями большинства[16]. Данный результат тоже достигается путем изменения социальных институтов.

II

В части операционализации феномена социальной свободы, преобразования всего сказанного в предыдущем разделе в формат «конкретности и измеримости», можно предложить следующий подход. Возьмем в рассмотрение «стандартное социальное место» обывателя в обществе с определенным социальным порядком и положим, что социальный порядок имеет меру свободы ноль, если данное социальное место изоморфно тому, что имеет овца в кошаре при пастухах[17]. Далее, любое право, дающее качественное отличие от социального порядка меры ноль, добавляет к мере свободы единицу. Любое ущемление в правах — вычитает единицу. По итогам получаем меру свободы данного социального порядка[18].

В качестве примера рассмотрим РСФСР / РФ. В соответствии с предлагаемой мерой советский социальный порядок на территории России имел отрицательную меру свободы минус два, поскольку у советского обывателя по сравнению с «обычной овцой» было два изъятия:

1. Обыватель был «девитализирован», ему по жизни не позволялось никакого «взбрыка», от него требовалось быть именно что «овцой-автоматом», «овцой-роботом» (знаменитое: «шаг влево — шаг вправо…»).
2. Обыватель обязан был гордиться своей «кошарой», всячески славословить ее, «искренне» считать «все это» высшим достижением и своей жизни, и человечества.

Следующий пример — постсоветская Российская Федерация. В РФ в общем-то ликвидированы оба советских изъятия и по факту добавлены два качественно новых права[19], которых не бывает «у овец в кошарах»:

1. Уехать из страны.
2. Совершить дауншифтинг, «уйти в никуда».

Итого, мера свободы социального порядка в РФ — плюс два.

Забегая вперед, рассмотрим ситуацию, как можно было бы эмансипировать наличествующий социальный порядок, не затрагивая особо политический режим, т. е. оставив за кадром авторитарность наличествующего режима и основные «правила» «вертикали» РФ. На мой взгляд, от текущего режима вполне можно было бы добиться следующих дополнительных прав:

1. Право обывателя на самозащиту — особенно в части изменения правоприменения по случаям так называемого «превышения необходимой самообороны».
2. Право обывателя на самостоятельную защиту своей собственности.
3. Безусловность права на извлечение и систематизацию любой информации из открытых источников; право на обнародование своего мнения[20]. Автоматическое открытие архивов за пределами разумного фиксированного срока их «изоляции от общества».
4. Право на публичные собрания[21].
5. Право на агору. РФ унаследовало от СССР устроение центральных площадей населенных пунктов в стиле плаца (как и другие элементы «девитализации» городской среды). В то же время людям архетипически требуется в этом месте храм, торговые ряды, кафе / рестораны / пивные, которые бы создавали условия для гласного публичного общения жителей коммуны.
6. Право на объединение в политические организации[22].
7. Право на создания эффективных «нормальных» самоуправляющихся коммун. Важным здесь будет право на остракизм и право на долю в налогах, покрывающую какой-то стандартный уровень расходов коммуны.
8. Право на «изгнание» территориального начальника, например, по результатам местного референдума по доверию.

Данный список создает повестку, в рамках которой вполне можно было бы увеличить меру свободы социального порядка РФ с плюс двух до плюс десяти без особых проблем для сложившегося политического режима, даже не затрагивая святая его святых — сменяемость Президента и/или переформатирование способа его институционального устроения с «сверху вниз» на «снизу вверх»[23].

(Статья была опубликована: Крупкин П.Л. «Свобода и РФ» // Вопросы национализма. М: 2017. № 29. С. 20-24.)

Ссылки и комментарии

[1] Детальную модель персональных аффектов, связанных с понятием «свобода», можно найти в статье Крупкин П.Л. «Пора говорить о свободе по-русски» // сайт "Полярная Звезда".  М.: 13 сентября 2008.  и книге: Крупкин П.Л. Россия и Современность: Проблемы совмещения: Опыт рационального осмысления. М.: Флинта: Наука, 2010. С. 189–194.

[2] Я здесь буду называть «волением» такое желание человека, которое в его личном представлении является вполне реализуемым и к реализации которого он уже приступил.

[3] Актуализация ценности чего-либо в моменты нехватки / дефицита / «редкости» презентует это самое нечто в виде ресурса. И по зрелому размышлению можно действительно признать, что свобода вполне может трактоваться как ресурс, необходимый человеку для сотворения своей биографии.

[4] В этом месте уместно вспомнить пресловутый тезис: «Свобода — это познание необходимости», который обеспечивал молчание «чувства несвободы» людей, например, в советском ГУЛАГе.

[5] Текст Декларации можно найти на сайте ООН по ссылке.

[6] См., например, эссе Исайи Берлина «Две концепции свободы»: Berlin I. «Two Concepts of Liberty» // Berlin I. Four Essays on Liberty. London: Oxford Univ. Press: 1969.

[7] Там же.

[8] См., например, книгу: Скиннер К. Свобода до либерализма. СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2006. С. 120с.

[9] Аристотель «Политика» // Аристотель. Сочинения: в 4 т. М.: Мысль: 1983. Т. 4. С. 380–386.

[10] См., например, изложение в работе: Немцев М.Ю. О диалектике господства и рабства в процессах самоопределения, Antropolog.ru, 25 января 2008. Проверено 15.04.2023. (in ru)

[11] Этот тезис нетрудно признать, если вспомнить, что все мы выходим из детства.

[12] В общем-то, за редкими исключениями, из положения «со стороны», данное состояние скорее определяется как содержащее лишь риск для судьбы индивида, для его биографии. Но в восприятии самого индивида ситуация как правило именно что экзистенциальна. При этом выше сказанное не отрицает возможности попадания индивида в реальные ситуации с действительно высоким риском для жизни.

[13] Не будем забывать, что при индивидуальном освобождении изменение статуса человека происходит и в обществе, и в его близком окружении. При групповом же освобождении человеку уже не требуется приучать к своему новому статусу свой ближний круг.

[14] Цитата из книги: Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 2: Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. М.: Культурная инициатива, 1992. С. 528 с. С.56.

[15] «Институтами… обычно называют всю совокупность правил и норм, которые определяют поведение человека, как формальных (конституции, законы, стандарты, нормы), так и неформальных (обычаи, привычки, “понятия”, традиции, внутренние системы мотивации людей)» (Крупкин П.Л. Россия и Современность: Проблемы совмещения: Опыт рационального осмысления. М.: Флинта: Наука, 2010. С. 189–194.

[16] Рассмотренные два класса эмансипационных практик различаются и по своим социальным последствиям. Если ограничение могущественных меньшинств обычно сопровождалось ликвидацией законодательно определенных привилегированных сословий в обществе, то решения по ограничению большинства и так называемой «положительной дискриминации» меньшинств связываются с фиксацией данных меньшинств в законодательстве с наделением так образованных «сословий» различными привилегиями.

[17] Нетрудно увидеть, что предлагаемое модельное социальное место совпадает с тем, что предложил Платон «стражам» и «обывателям» в описании своей модели идеального государства. См.: Платон Государство. М.: Наука, 2005. 586с.

[18] Заметим, что в предлагаемую меру свободы входят только отличия, влияющие на социальный порядок качественно. Количественные же улучшения (например, увеличение нормы «прокорма» или увеличение нормы «жилплощади») вклада в предлагаемую меру не дают, хотя они, без всякого сомнения, тоже важны в части общей эмансипации.

[19] В данном анализе я беру не «презентационные права», написанные в каких-то текстах и никого ни к чему не обязывающие, а действительные институты, действенность которых засчитывается по фактам случившихся наказаний людей в РФ.

[20] В действительности РФ имеем довольно регулярные дела «ученых-шпионов» и наказания для «борцов с коррупцией».

[21] В РФ данное конституционное право практически ликвидировано существующим правоприменением.

[22] Наличествующее правоприменение при регистрации партий и других политических организаций в РФ, увы, не позволяет считать, что обыватель РФ имеет данное право.

[23] См. детали по способам устроения социальных порядков в работе: Крупкин П.Л. «О контроле за изменением институтов в социорах различного типа» // Российская государственность: философско-политическое осмысление и реальность. — Владимир: РАНХиГС: 2013. С. 71–93.