Donate
Ccru Writings// Письмена Ccru

Ccru: Writings. Клуб Ктулху

Ccru art.
Ccru art.

Раздел 2

Клуб Ктулху

Происхождение неолемуризма.

Лемурийская Война Времени

Приведенный ниже отчет рассказывает о причастности Уильяма Берроуза к оккультной войне времени, а в своем содержании выходит за рамки всех общепринятых представлений о социальных и исторических закономерностях. Он основан на “конфиденциальной информации”, полученной сотрудниками Ccru от разведывательного источника, названного нами Уильям Кей (William Kaye) [1]. Содержание отчета было частично дополнено и беллетризировано в целях защиты личности указанного человека.

Сам Кей отмечает, что пережитый им опыт сделал его расположенным к “параноидально-хрономаниакальным галлюцинациям”, а коллектив Ccru находит значительную часть его истории крайне неправдоподобной [2]. Тем не менее, подозревая, что его сообщения были серьезно скомпрометированы сомнительными выводами, шумом и дезинформацией, мы все больше убеждаемся, что он действительно, в каком-то смысле, “проник в некую организацию”, даже если эта организация по своей сути и была искусным розыгрышем или коллективной галлюцинацией. Кей называл эту организацию “Орденом”, или — вслед за Берроузом — “Правлением”.

Если свести все к открытой провокации, то утверждение Кея звучало так: Духи Мадагаскарских Лемуров [3] — что он также называл Некрономиконом Берроуза — текст, датируемый 1987 годом и оказавший конкретное и решающее влияние на магическую и военную карьеру некоего Капитана Миссии (Captain Mission), тремя веками ранее. В исторических документах Миссия упоминается как печально известный пират, действовавший в период около 1700 года после Рождества Христова. Он стал известен как основатель анархистской колонии Либертатии, основанной на острове Мадагаскар. Кей утверждал, что большую часть своей жизни проработал в частной библиотеке Петра Выспарова (Peter Vysparov), и что в ней он лично столкнулся с явными свидетельствами “влияния на Миссию” со стороны Берроуза. Коллекция Выспарова, прилежно обслуживаемая Кеем, содержала иллюстрированные расшифровки Духов Мадагаскарских Лемуров, тщательно начертанные рукой самого Миссии [4].

Кей заверил нас, что Правление считает описанный им “очевидный разрыв во времени” “предметом серьезнейших опасений”. Он объяснил нам, что эта организация возникла как ответная реакция на распадающийся и — в точности повторяя его слова — выходящий по спирали из–под контроля кошмар времени. Для Правления спирали были особенно отвратительными символами несовершенства и непостоянства. В отличии от завершенных циклов, спирали всегда лишены конца. Это позволяет им распространяться, что влечет за собой их заразность и непредсказуемость. Правление возлагало надежды на Кея и рассчитывало на его помощь в сдерживании сложившейся ситуации. Ему было поручено завершить работу над возведением спирального храма [5].

Гиперверия

Выспаров искал встречи с Берроузом из–за очевидности их общего интереса к практикам слияния колдовства, сновидений и вымысла. В ранние послевоенные годы Выспаров созвал т.н. Клуб Ктулху, чьей целью стало расследование связей между литературой Г.Ф. Лавкрафта и мифологией, наукой, магией [6]; также этот фамильярный русский находился в процессе оформления конституции Мискатонического Виртуального Института (MVU), свободной группы нестандартных теоретиков, чьи работы, скажем, имели “Лавкрафтианские” коннотации. Причиной такого всепроникающего интереса к литературе Лавкрафта была ее иллюстративная насыщенность практиками гиперверий — концепта, разработанного и остро обсуждавшегося в среде Клуба Ктулху с самого его возникновения. В широком смысле, идея описывает “вымыслы, делающие себя реальными”.

Кей обратил внимание Ccru на то, как Берроуз описывает вирусы в Ах-Пуч здесь: «Так что такое вирусы? Возможно, просто серии изображений, как египетские глифы, графические знаки, которые сами себя делают реальными» (AP 102). Материалы, предоставленные Кеем для Ccru, включали в себя данную страницу текста Ах-Пуч, на которой процитированные предложения были исписаны пометками и жирно исчерчены. Для Кея эти отголоски речей Выспарова являлись «двусмысленным свидетельством» российского влияния на работы Берроуза начиная с 1958 года. Так или иначе — это прецедент и подобные отрывки указывают на то, что Берроуз, как и Выспаров, был увлечен такого рода «гиперверными» отношениями между письмом, знаком и реальностью.

В модели гиперверий Кей отмечал, что вымысел не противоположен реальности. Скорее даже, что реальность сконструирована из вымыслов — последовательных семиотических ландшафтов, обуславливающих перцептивные, аффективные и поведенческие реакции. Кей рассматривал работы Берроуза как «образцовые практики гиперверий», в которых он работал с письмом — да и искусством в целом — не эстетически, но функционально, — если не сказать магически, определяя при этом магию как практику использования знаков в качестве инструмента изменения реальности. Кей утверждал, что почти исключительная распространенность негативных аспектов уподобления Берроузом реальности и вымысла «совсем не случайна», и форма, которую эти аспекты приняли — то есть некая вариация «постмодернистского» онтологического скептицизма — оказалась предпочтительней позитивному значению идеи, определяемому как исследование магической силы заклинания и манифестации: действенности виртуального. Для Кея ассимиляция Берроуза текстуалистким постмодернизмом представляла собой преднамеренный акт «интерпретативистского саботажа», нацеленный на то, чтобы лишить функциональности и обезвредить работы Берроуза, преподнося их как эстетские упражнения в стилистике. Далекое от того, чтобы подорвать основания репрезентативного реализма, постмодернистское прославление текста без референта всего лишь завершает тот процесс, который репрезентативный реализм и начал. Это процесс отрезания письма от любой активной функции, отведения ему роли пассивной рефлексии, не вмешивающейся в мир. Это короткий путь к измерению чистой текстуальности, в котором существование мира отрицается в принципе, вне зависимости от дискурса.

По словам Кея, метафизика «откровенно гиперверной» литературы Берроуза может ярко контрастировать с метафизикой постмодернизма. Для постмодернистов различие между реальным и нереальным несущественно, или вовсе не имеет значения, тогда как для практикующих гиперверия дифференциация между «степенями реализации» имеет центральное место. Гиперверный процесс сущностей, «делающих себя реальными», это именно переход, трансформация, в которой потенциалы — уже-активные виртуальности — реализуют себя. Процесс письма, таким образом, осуществляется не как пассивная репрезентация, а, наоборот, как активный агент трансформации и шлюз, через который сущности могут проявиться. «Создавая в своем произведении вселенную, писатель делает ее возможной» (WV 321).

При этом, данные операции проходят не на нейтральной территории, спешил заметить Кей. Берроуз рассматривает все условия существования как следствия космических конфликтов между противоборствующими агентами. Становясь реальными, сущности (вынуждено) еще и производят реалии под собой: реалии, чьи возможности часто зависят от оцепенения, подчиненности, порабощенности популяции, и одним своим существованием конфликтуют с другими «программами реальности». Литература Берроуза намеренно отвергает статус доверительной репрезентации реального в пользу прямого воздействия на этот фронт магической войны. Там, где реализм просто воспроизводит ныне доминирующие программы реальности изнутри, никогда не распознавая существование программы как таковой, Берроуз стремится выйти за пределы кодов контроля для того, чтобы разобрать и пересобрать их. Каждый акт письма — это колдовство, партизанское сопротивление в войне, где несчетными множествами действительных событий руководят силы иллюзии… (WV 253-4). Даже репрезентативный реализм участвует — хоть и не отдавая себе в этом отчет — в магической войне, вставая на сторону доминирующей системы контроля посредством невысказанного одобрения ее притязаний на статус единственно-возможной действительности.

С точки зрения контроллеров, говорит Кей, «совершенно необходимо чтобы Берроуз воспринимался всего лишь как писатель-фантаст. Вот почему они зашли так далеко в том, чтобы загнать его в гетто литературных экспериментов».

Вселенная Единого Бога

Берроуз называет доминирующую программу контроля Вселенной Единого Бога (One God Universe), или просто OGU. Он ведет войну против вымысла OGU, покрывающего своей монополистической властью магические силы Мира: код и иллюзию. OGU достроила реальность вымыслом, действующим на самом ее губительном уровне, на котором вопросы биологического предназначения и бессмертия уже решены. «Всякая религия — оружие» (WL 202).

Для эффективного воздействия на реальность OGU в первую очередь требуется отречься от существования магической войны как таковой. Существует только одна действительность: ее собственная. Когда Берроуз пишет о магической войне, он уже, таким образом, инициирует военное сопротивление OGU, обращая соперничество в «изначальное единство». OGU также способна объединять все враждующие вымыслы в свою собственную историю (Всеохватывающий метанарратив), сводя альтернативные системы реальности до компонентов с отрицательным значением внутри своего мифа: иные системы реальности становятся Злом, связанным с силами обмана и заблуждений. Силы OGU проявляются в тех вымыслах, которые отрицают свой собственный вымышленный статус: в так называемых антификшн и нонфикшн жанрах. «И это как раз то», говорит Кей, «почему литература и вымысел могут стать оружием в борьбе против Контроля».

Вымысел в OGU надежно уложен в метафизические «рамки», не дающую осуществляться контактам между содержимым и тем, что лежит вне этих «рамок». Магические функции слов и знаков были осуждены как зло и объявлены ложными, что повлекло за собой усиление монополии OGU на магические силы языка (что сама OGU, естественно, отрицает, заявляя, что ее мифы не оказывают никакого магического воздействия, а являются лишь репрезентацией Истины). Но уверения OGU в том, что вымысел был аккуратно уложен и скрыт, означают также, что противники OGU могут использовать этот вымысел в качестве тайной линии коммуникации и секретного оружия: «он скрывает и тайно раскрывает знание в форме вымысла».

Таковой, для Кея, была «формула практики гиперверий». Диаграммы, карты, наборы абстрактных отношений, тактические приемы, все это настолько же реально в фикции о фикции о фикции, насколько и повсеместно в сырой действительности, но подвергание такой семиотической контрабанды многочисленным встраиваниям позволяет торговать материалами для расшифровки господствующей реальности, которые в противном случае были бы запрещены. Действуя не как трансцендентальный экран, блокирующий любые контакты между собой и миром, фикция больше похожа на Китайскую коробку — контейнер для колдовских вмешательств в мир. Рамка одновременно в действии (для сокрытия) и сломана (=вызванные вымыслом изменения в реальности).

В то время как гиперверная агитация производит «положительное неверие» — условность любой рамки реальности во имя прагматического участия, а не эпистемологических колебаний — OGU прорастает на вере. Для того, чтобы работать, нарративу, управляющему реальностью, необходимы те, кто в него верит, при этом же о существовании системы контроля, руководящей реальностью, не должен подозревать никто, а тем более верить в нее. Легковерность на лице мета-нарратива OGU неизбежно сопровождается отказом в признании того, что такие сущности как Контроль имеют свое субстанциональное воплощение. Вот почему для выхода из OGU обязательным условием является отказ от всех убеждений. «Только тот, кто способен оставить позади все, во что он когда-либо верил, имеет шанс вырваться» (WL 116). Техники неверия зависят от способности постигнуть неверие мага-ассасина Хасан-ибн-Саббаха: ничто не истина, все дозволено. Кей еще раз предупреждает нас о том, что это следует тщательно отличать от «постмодернистского релятивизма». Саббахо-Берроузовское «ничто не истина» не может сопоставляться с постмодернистским «ничто не реально». Как раз наоборот: ничто не истина, потому что нет никакой единственной, правомерной версии действительности — вместо этого мы имеем избыток льющихся за край реальностей. «План игры Противника состоит в том, чтобы убедить вас, что его не существует» (WL 12).

Эпизод

История Кея началась летом 1958 года, когда его работодатель Петр Выспаров встретился с Уильямом Берроузом во время проведения оккультных расследований в Париже [7]. Благодаря этой встрече Кею выпала честь самому быть представленным Берроузу — это произошло 23 декабря того же года в частной библиотеке Выспарова в Нью-Йорке.

Если верить общедоступным документам, то мы видим, что в то время Берроуз находился преимущественно в Париже и Лондоне. Ccru не нашли каких-либо свидетельств этой поездки в США, хотя существующая биография писателя не столь исчерпывающая, чтобы с уверенностью исключать посещение им Нью-Йорка в тот год. Как бы там ни было, не подлежит сомнению то, что вскоре по окончании зимы 1958 в бумагах Берроуза появляются загадочные описания видений, «паранормальных явлений», встреч со своими двойниками и опыты с техниками нарезок [8].

Изучая беспрецедентную коллекцию редких оккультных трудов библиотеки Выспарова, Берроуз совершил открытие, вовлекшее его в фундаментальную, по всей видимости, недоступную пониманию сознания путаницу времени и идентичности. Толчком ко всему этому стала его встреча с текстом, который ему только предстояло сочинить: «старая иллюстрированная книга, с литографиями, обрамленными позолотой, луковая бумага покрывала каждое изображение, Духи Мадагаскарских Лемуров в золотом переплете» (GLM 30). Тогда он еще не мог знать, что тремя веками ранее Капитан Миссия использовал тот же самый том в качестве путеводителя в своих плаваниях (уже при этом называя его «старинным»).

Перелистывая страницы, Берроуз на мгновение впал в состояние кататонического транса. Когда приступ закончился, он оказался в состоянии полной дезориентации, едва способным стоять. Но, несмотря на растерянность, он со странной сардонической отстраненностью был уже готов описать этот загадочный эпизод [9]. Должно было пройти двадцать девять лет, прежде чем Кей смог понять что же тогда случилось.

Берроуз рассказал Кею, что во время транса ему казалось, будто в безмолвном общении с духом нечеловеческого проводника он переместился в свою старость, на несколько десятилетий вперед. Раздавленный «сокрушительным ощущением неминуемой судьбы, будто осколки застывшего пространства-времени ниспадали в его сознание», он «вспомнил», как написал Духов Мадагаскарских Лемуров, «хотя это и не было письмом в полном смысле», и его письменные принадлежности были архаичны, принадлежали кому-то совершенно иному, в ином месте и времени.

Даже после своего восстановления чувство раздавленности так и сопровождало его, будто «новое измерение гравитации». Видение наделило его «ужасающим пониманием тюремного разума Единого Бога». Он был убежден, что это знание «опасно», и что «могущественные силы сговорились против него», что «невидимые братья вторгаются в наше время» (WL 220). Тот странный эпизод обострил у него и без того сильное ощущение, будто человеческое животное насильно заперто во времени внеземными силами. Вспоминая об этом позже, он напишет: «Время — человеческая скорбь; не человеческое изобретение, а тюрьма» (GC 16-17).

Несмотря на то, что нет прямых свидетельств, подтверждающих описанные Кеем события, период сразу после «эпизода» 1958 года дает убедительные симптоматические доказательства трансформации стратегий и приоритетов Берроуза. Именно тогда его творчество претерпело радикальный сдвиг в сторону внедрения экспериментальных техник, единственной целью которых было снять оковы уже-написанного, наметить бегство от судьбы. Роль Гайсина в открытии методов нарезок и вкладок хорошо известна, но история Кея объясняет ту особую срочность, с которой Берроуз обратился к этим методам в конце 1958 года. Нарезки и вкладки были «инновационными техниками ведения войны времени», функция которых заключалась в том, чтобы подорвать основы преднаписанной вселенной [10]. «Режьте Строки выкидными ножами или ножницами, как вам угодно… Линии Слов удерживают вас во времени…» (WV 270).

Усвоение Берроузом этих техник стало, по словам Кея, «одним из первых последствий (если об этом вообще можно говорить таким развязным манером) временной-травмы». Само-собой, Кей приписывает сильнейшую антипатию Берроуза к предначертанному — постоянную тему его произведений после Голого Завтрака — к пережитому им в библиотеке Выспарова опыту. «Космическое откровение» пережитое Берроузом вызвало в нем «ужас настолько глубокий», что он посвятил остаток своей жизни планированию и распространению путей ускользания из «залов заседаний и пыточных ячеек времени» (NE 33). Много позже Берроуз опишет сокрушительное чувство неизбежности, жизни, предписанной нам злобными сущностями: «Хранители будущего собираются вместе. Хранители Настольных Книг: Меткуб, написано. И они не хотят, чтобы это изменилось» (GC 8).

Вследствие инцидента в библиотеке Выспарова у Берроуза незамедлительно появились первые признаки ни с чем не связанной привязанности к лемурам, значительные последствия которой проявились лишь спустя несколько десятилетий.

Берроуз не был уверен, кто им управляет, как «шпион в чужом теле, где никто не знает кто за кем шпионит» (WV xxviii). До конца своих дней он боролся с «Вещью внутри себя. Уродливым Духом» (GC 48), отмечая, что: «Я живу в постоянной угрозе одержимости и в неотступной нужде бежать от одержимости, от Контроля» (WV 94).

В побеге от Контроля

В мифологии Берроуза OGU возникает, когда MU (Магическая Вселенная) насильственно свергается силами монополии (WL 113). Магическая Вселенная населена множеством богов, вечно находящихся в конфликте друг с другом: в ней нет места единой Истине, пока сама природа этой реальности беспрерывно оспаривается разнородными сущностями, чьи интересы фундаментально несоизмеримы. Там, где монотеистический вымысел говорит о мятежном отделении от изначального Единства, Берроуз приписывает этому самому Единству развязывание войны против Множества: «Это были смутные времена. Тогда на небесах шла война, в которой Единый Бог попытался уничтожить или обезвредить Множество Богов и установить свою абсолютную власть. Жрецы становились то на одну, то на другую сторону. Революция поднималась вверх с Юга, двигаясь с Востока и Западных пустынь» (WL 101).

OGU является «антимагическим, авторитарным, драматичным, смертельным врагом тех, кто предан магической вселенной, всему спонтанному, непредсказуемому, живому. Вселенная, которую они навязывают, контролируема, предсказуема и мертва» (WL 59). Такая вселенная позволяет прорасти тоскливым парадоксам — столь знакомым монотеистической теологии — которые неизбежно сопровождают всемогущество и всеведение.

«Рассмотрим Вселенную Единого Бога: OGU. Дух в ужасе отшатывается от такого смертельного тупика. Он всемогущ и всезнающ. Потому что Он может все. Он не может ничего, поскольку любое действие требует противодействия. Он знает все, и поэтому нет ничего, что он мог бы узнать. Он не может никуда попасть, потому что Он уже, блять, везде, как коровье дерьмо в Калькутте… OGU это заранее записанная вселенная, в которой прописан Он» (WL 113).

Для Кея, превосходство берроузовского анализа власти — над «тривиальной» критикой идеологии — состоит в его повторяющемся акценте на взаимоотношениях контроля и темпоральности. Берроуз категоричен, навязчив: «Любое спонтанное и живое существо умирает [в]о Времени, как старая шутка» (WL 111). «Основное препятствие любой машины контроля состоит в следующем: Контролю необходимо время, в котором он мог бы осуществить контроль» (WV 339). Кодировки контроля OGU стоят намного выше идеологических манипуляций, сводясь к программированию космической реальности, потому что — в пределе — «Единый Бог это Время» (WL 111). Презумпция хронологического времени вписана в организм на самом его элементарном уровне, она программирует бессознательные мотивы поведения: «Время — это то, что заканчивается. Время — это ограниченное время, испытываемое разумным существом. Испытывать время — значит приспосабливаться ко времени с точки зрения того, что Коржибски назвал нервно-мышечной направленностью поведения в отношении окружающей среды в целом … Растение поворачивается к солнцу, ночное животное шевелится на закате … срать, мочиться, двигаться, питаться, трахаться, умирать. Почему Контролю нужны люди? Контролю нужно время. Контролю нужно человеческое время. Контролю нужно ваши дерьмо моча оргазм смерть» (AP 17).

Власть действует наиболее эффективно не посредством убеждения отдающего себе отчет сознания, а очерчивая заранее границы доступного переживанию опыта. Переводя самые основные биологические процессы в область темпорального, Контроль уверяет нас, что всякий человеческий опыт исходит из времени и находится в нем. Вот почему время — это тюрьма человека. «Человек рождается во времени. Он живет и умирает во времени. Куда бы он не пошел — время всегда с ним, беспрерывно накладывается на все, что он делает» (GC 17).

Определение человека, как «привязанного ко времени животного», данное Коржибским, имеет двоякий смысл для Берроуза. С одной стороны, люди привязывают время для себя: они «могут в целостности передавать информацию сквозь любой отрезок времени другим людям посредством письменности» (GC 66). С другой стороны, люди связывают себя временем и создают таким образом для себя все новые и новые тюрьмы, ограничивающие их (воз)действия и восприятие. «Слова Коржибски обрели для Берроуза новое ужасающее значение в библиотеке, — сказал Кей, — он увидел чем на самом деле являлось связывание временем, что все прежде написанное привязано ко времени навсегда».

Поскольку письмо обычно выступает в качестве основного средства «связывания временем», Берроуз пришел к выводу, что внедрение новых техник письма сможет разорвать эти путы, проделать дыру в предначертанном настоящем OGU и открыть Пространство. «Режьте Строки выкидными ножами или ножницами, как вам угодно… Линии Слов удерживают вас во времени… Вырезайте строки… Разъединяйте строки в Пространстве…» (WV 270). Пространство должно пониматься не как эмпирическая протяженность, и тем более не как трансцендентальная данность, а в самом абстрактном смысле, как зону несвязанных потенций, лежащую за пределами уже-написанного OGU.

«Вы могли заметить, что ставки в произведениях Берроуза предельно высоки», пишет Кей. «Это не отражение космической войны: это полноценное оружие в этой войне. Неудивительно, что силы, выступившие против него — множество сил, влияние которых на этой планете невозможно переоценить — стремились нейтрализовать это оружие. Было крайне необходимо классифицировать его работы фантазиями, экспериментальным дадаизмом, чем угодно, лишь бы не признавать их тем, чем они являются на самом деле: технологиями изменения реальности».

Разлом

На протяжении почти тридцати лет Берроуз искал способы избежать неизбежного. Однако, целый ряд сигналов указывает на то, что к концу 1980-х годов Комплекс Контроля был разрушен, вследствие чего курс бегства Берроуза был перенаправлен от пред-записанной судьбы в сторону бездны нерешенного, которую он стал называть «Разломом».

Кей не уставая утверждал, что любая попытка датировать встречу Берроуза с Разрывом связана с фундаментальным заблуждением. Тем не менее, его собственный отчет об этом «эпизоде» неоднократно подчеркивает важность 1987-го года — дата, ознаменовавшая период колоссального перехода: «глаз» «спирального храма». Именно тогда необъясненная травма, полученная им в библиотеке Выспарова, напомнила о себе в полную силу, заполонив сны и сочинения Берроуза видениями лемуров, духов из Страны Мертвых.

1987 — это был год, в который Берроуз посетил Центр Сохранения Лемуров при Университете Дьюка, укрепив свой союз с неантропоидными приматами, или полуобезьянами [11]. В Западных Землях — которые Берроуз писал в течении того года — он отметил следующее: «При виде черного лемура с его круглыми красными глазами и высунутым красным язычком писатель испытывал почти-что мучительное наслаждение» (WL 248). Что особенно важно, именно в 1987 году журнал Omni заказал и опубликовал рассказ Берроуза «Духи Мадагаскарских Лемуров», текст, перенесший все его существование в Разлом Лемурийских Войн Времени.

Немногим ранее подозрения Кея вызывала растущая навязчивость отношений Берроуза к своим кошкам. Его преданность Калико, Флетчу, Руски и Спунеру [12] проявляла глубокую биологическую реакцию, являвшуюся точной противоположностью его инстинктивному отвращению к многоножкам. Его либидинальное «превращение в человека-кошку» (WL 506) также вело и подталкивало к постоянно углубляющемуся разочарованию в функции человеческой сексуальности, зависимости от оргазма и венерианском заговоре.

«Кошки, возможно, последняя живая связь с вымирающими видами» (WV 506) — так Берроуз писал в своем эссе Кошка внутри. Для Кея было очевидным, что эта все усиливающаяся привязанность к домашним кошкам была лишь частью более основательного явления, наглядным примером которого было близкое знакомство с «кошачьим духом» или «существом», принадлежащем ко многим другим видам (включая енотов, харьков, … скунсов (CRN 244) и бесчисленные множества лемуров, такие как «кольцехвостые кошачьи лемуры» (GC3), «сифака лемур … мышиный лемур» (GC 4) и, в конце-концов, «нежный лемур-олень» (GC 18). В качестве инициирующих существ, медиумистических ознакомителей, или оккультных привратников, эти существа вернули Берроуза в затерянные лемурийские земли, а также к его двойнику, Капитану Миссии.

Кей крайне пренебрежительно относился ко всем критическим отзывам, в которых Миссия представлялся литературным аватаром, «как если бы Берроуз и был, в общем-то, просто экспериментальным писателем». Он утверждал, что отношения между Берроузом и Миссией были не простыми отношениями между автором и персонажем, а скорее отношениями «анахроничных современников» [13], связанных вместе узлом «определенных, но когнитивно отталкивающих фактов». Ни один из этих «фактов» не был настолько неприятен для обыденного человеческого мышления, как сама их взаимная связь, обусловленная текстом Духов Мадагаскарских Лемуров.

«Мы предлагаем убежище всем людям, страдающим от тирании правительств» (CRN 256), заявлял Миссия [14]. Этого заявления было достаточно, чтобы вызвать враждебный интерес сильных мира сего, хотя, с точки зрения Правления, даже пиратская карьера Миссии была относительно тривиальным проступком. Их главной заботой была «гораздо более значительная опасность»… нездоровая увлеченность капитана Миссии лемурами» (GLM 38).

«Миссия проводил все больше и больше времени в джунглях со своими лемурами» (GC 11) — призраками затерянного континента — соскальзывая в расходящиеся временные швы и спиральные паттерны. Лемуры стали его спутниками во снах и грезах. Благодаря этому вымершему и все еще вымирающему виду он обнаружил, что ключ к освобождению от контроля — это обретение инициативы — или пред-инициативы — путем установления связей с Древними.

«Народ лемуров старше Homo Sap, намного старше. Они существовали уже около ста шестидесяти миллионов лет назад, а их культура восходит к тем временам, когда Мадагаскар только отделился от материковой части Африки. Их можно назвать психическими амфибиями, то есть видимыми только в течении короткий моментов времени, когда они принимают твердую форму, чтобы дышать, хотя некоторые из них могут оставаться в невидимом состоянии годами. Их образ мысли и чувствование в корне отличаются от наших, они не привязаны ко времени, последовательности и причинности. Они находят эти концепции отталкивающими и трудными для понимания» (GLM 31).

Правление видело в общении Миссии с лемурами, его экспериментах с временной магией и их с Берроузом анахронической связи единую и нестерпимую угрозу. «В предзаписанной и, следовательно, полностью предсказуемой вселенной самым ужасным грехом является вмешательство в предварительную запись, которое может повлечь за собой изменения в предзаписанном будущем. В этом грехе был повинен капитан Миссия» (GLM 27).

«Появляется все больше лемуров, как в складывающемся пазле» (GC 15). Лемуры — обитатели Западных земель, «великого красного острова» (GC 116) Мадагаскара, который Миссия знал как Западную Лемурию [15], «землю народа Лемуров» (NE 98), Дикий Запад. Именно на Мадагаскаре Миссия обнаружил, что «слово “лемур» означает «дух/призрак” на местном языке» (GC 2) — ровно то же, что о лемурах, призраках и тенях мертвых говорили древние римляне [16].

Путешествуя по континенту-призраку Лемурии, сплетенные в тесные связи мифическими животными, Миссия и Берроуз находят «бессмертие» благодаря общению с коренными популяциями нежизни. Описывая этот процесс, Кей уделил особое внимание визиту Берроуза 1987 года в Центр лемуров при Университете Дьюка. Именно здешняя колония лемуров познакомила Берроуза с западно-лемурийским «карманом времени» (GC 15), тем же самым, что и открылся когда «капитан Миссия дрейфовал все быстрее и быстрее, попав в огромное течение времени. «Обратно и из, и из, и из» — голос в его голове повторял» (GC 17). Если путешествие во времени и происходит, то оно происходит всегда.

Он обнаруживает себя у ворот, внутри «древнего каменного строения» (GLM 28) с лемуром, являющимся «его собственным фантомом, его собственным Призраком» (GLM 29), сидящим за письменным столом «с чернильницей, пером, карандашами, пергаментом» (GLM 29). Он принимает местный наркотик, чтобы исследовать врата. Кто их построил? Когда вдруг к нему приходит Сказание, приходит во вневременном видении, переданном иероглифами. Он «выбирает перо» (GLM 29).

Трудно сказать откуда взялся этот текст, но вот он: «старая иллюстрированная книга, обрамленная позолотой, Духи Мадагаскарских Лемуров» (GLM 29); «старая иллюстрированная книга, литографии обведены в золотые рамки, луковая бумага на каждом изображении, Духи Мадагаскарских Лемуров в золотом переплете» (GLM 30).

Видение искажается и прерывается накладывающимися временными волнами там, где Берроуз и Миссия совпадают. Они переписывают зов, исходящий из сходящегося храма, предшествовавший разделению сознания и записи, уходящий обратно, «до появления человека на земле, до начала времен» (GC 15).

«Будучи соединенным с Африкой, Мадагаскар был огромным массивом суши, торчащим из материка, как бесформенная опухоль, прорезанная трещиной будущих контуров, длинной трещиной, похожей на обширную вмятину, расщелину, идущую вдоль человеческого тела» (GC 16). Они чувствуют себя переброшенными на 160 миллионов лет вперед, получившими доступ к Большой картине, сейсмическому сдвигу от геологического времени к трансцендентальной временной аномалии. Мадагаскар отделяется от материковой части Африки [17] — тогда же, в противоположной части времени — Западная Лемурия возвращается в настоящее. Лемурийский континент погружается в далекое будущее, сев на мель красного острова с его брошенными лемурами. «Что означают 160 миллионов лет без времени? И что означает время для кормящихся лемуров?» (GC 16-17).

Время кристаллизуется, когда концентрические сокращения охватывают спиральную массу. Из глубин веков медленной Паники [18] они видят «Людей Расщелины», созданных хаосом и ускоренным временем, проносящихся сквозь сто шестьдесят миллионов лет к Расколу. На чьей стороне ты? Теперь слишком поздно менять решение. Все разделено огненной завесой» (GLM 31).

Духи Мадагаскарских Лемуров открываются Разлому, «трещине между диким, вневременным, свободным и прирученным, связанным временем, ограниченным» (GC 13), потому что одна сторона «разлома дрейфует к чарующей и безвременной невинности», а другая «неумолимо стремиться к языку, времени, использованию инструментов, оружия, к эксплуатации и рабству» (GC 49).

На чьей стороне ты?

По мере того, как твердеет время, Правление приближается к шансу, давно упущенному, призраку шанса, уже мертвому шансу: «неудачники, имевшие один шанс на миллион и проигравшие» (GC 18).

Истребление животных. … «Миссия знает, что шанс, выпадающий раз в сто шестьдесят миллионов лет, был упущен навсегда» (GC 21) и Берроуз с криком пробуждается ото сна о «мертвых лемурах, разбросанных по деревне…» [19](GC 7).

По слова Кея, все «приближенные» знали о дурных снах и были убеждены, что они приходят из некоего реального места. В этом, как и во многом другом, сделанная Кеем реконструкция событий 1987 года опиралась на «Духов Мадагаскарских Лемуров», отчет, который он цитировал так, будто это была строго фактическая запись, даже священный текст. Он объяснил, что эта интерпретационная позиция была тщательно разработана Правлением, поскольку уважение реальности не-сущих-условий необходимо при ведении войны в глубоко виртуализированных средах: изобилующих влиятельными абстракциями и прочими призрачными объектами пространствах. Кей, например, считал Брэдли Мартина совершенно реальным. Он описывал его как узнаваемого современника — работающего агентом «Правления» — чья задача заключалась в том, чтобы запечатать «древнее строение», открывающее доступ к Разлому.

Правлению было давно известно, что в библиотеке Выспарова хранится старая копия Духов Мадагаскарских Лемуров, датированная словами «Сегодня, в 1987 году» (GLM 34). Она находилась здесь с 1789 года. Текст, по собственному признанию, был омерзением времени, требующим основательных исправлений. Он игнорировал основополагающие принципы последовательности и причинности, открыто приписывая себя народу лемуров.

То, что было так необходимо Правлению, было тупиком. Берроуз был очевидным выбором по ряду причин. Он был чувствителен к переключениям, склонен к мизогинии и млеко-шовинизму, социально маргинализирован и подконтролен при помощи опиатов. Они были уверены, вспоминал Кей, что предстоящая «история» 1987 года «затеряется среди самомаргинализирующих бредней разваливающегося джанки и педика».

Внешне это работало как прикрытие, но у Приближенных все еще была более насущная задача. Они унаследовали ответственность за соблюдение Закона Времени и OGU: защищать целостность временной шкалы. Эта Великая Работа заключалась в ужасающих компромиссах. Кей процитировал неприложную максиму: строгое соблюдение Закона извиняет прочие серьезные нарушения. «Они говорят о Белой Хрономансии» — объяснил он — «о запечатывании неуправляемых временных возмущений в замкнутые петли» [20]. То, что было освобождено Миссией, снова было связано Берроузом. Именно так казалось Правлению в 1987 году, когда круг явно замкнулся.

Уверенное в том, что трансцендентальное закрытие времени было достигнуто, Правление присвоило себе текст в качестве провидческой интуиции, пророчества, из которого можно было извлечь информацию. Он подтвердил их первичный императив и основную доктрину, предсказав окончательный триумф OGU и полное искоренение Лемурийского мятежа. Миссия хорошо это понимал: «Ни пощады, ни компромисса быть не может. Это война на истребление» (GC 9).

Кажется, Правление и предположить не могло, что Берроуз изменит концовку, что их «тупик» откроет дорогу в Западные земли [21]. То, что должно было бы завершиться, продолжало свое движение — как будто посмертное (post-mortem) совпадение или влияние нежизни вихрем ре-анимировали себя. Произошло странное раздвоение. Берроуз назвал его «Призраком случая», замаскировав возвращение Древних кажущимися безобидными словами: «Люди мира наконец возвращаются к своему духовному источнику, обратно к народцу лемуров …» (GC 54). Правление не имело сомнений — это было возвращение к истинному ужасу.

Кей, тем не менее, настаивал на том, что для тех, у кого есть глаза, Духи Мадагаскарских Лемуров провозгласили о способном затопить все Лемурийском назначении с самого начала, а их последние слова «затеряны под волнами» (GLM 34).

Последние слова Кея, обращенные к Ccru, написанные на клочке бумаги, который он наскоро исцарапал паучьим почерком, что уже указывало на приближающуюся волну безумия, по-прежнему согласуются с этими неудовлетворительными выводами: «Попадая в разлом времени, завершение смешивается с водоворотами скрытого спирального течения.»


Заметки


1. Ccru впервые встретили “Уильяма Кея” 20 го марта 1999 года. Во время нашей первой и последней личной встречи он заявил, что цель его контакта с нами заключена в том, чтобы удостовериться, что его история будет защищена “от разрушительного воздействия времени”. Ирония в этих словах проявилась не сразу.

2. Все наши комментарии, сомнения, а также некоторые детали его истории были выписаны нами в сноски к этому документу.

3. Эта история была заказана и издана журналом Omni Magazine в 1987 году. Единственное условие журнала заключалось в том, что в содержании не должно быть слишком много секса.

4. Кей был непреклонен в том, что существование этих двух текстов нельзя объяснить ни совпадением, ни плагиатом, однако временами его рассуждения становились неясными и менее чем убедительными для Ccru. Мы также не смогли отыскать примеры почерка Миссии, достаточные для того, чтобы идентифицировать рукопись, хотя Кей и уверял нас в том, что Британский Музей, Смитсоновский институт и несколько частных коллекций обладают соответствующими документами (несмотря на отрицание теми данного факта).

5. Концепция “спирального храма”, согласно которой строгий анализ всех временных аномалий выносит на поверхность спиральные структуры, полноценно разобрана в Мискатонических лекциях о трансцендентальных путешествиях во времени Р.Е. Темплтона (R.E. Templeton). Краткий обзор данного материала был опубликовал Ccru под названием The Templeton Episode, в тексте Digital Hyperstition, Abstract Culture volume 4.

6. Причастность Выспарова к ОТО Алистера Кроули и телемической магии очевидна из его трактата об атлантической черной магии “Atlantean Black Magic” (Kingsport Press, 1949). Его исследования связи между произведениями Кроули и Лавкрафта, по-видимому, предвосхитили аналогично направленные исследования Кеннета Гранта (Kenneth Grant), хотя нет никаких оснований полагать, что Грант каким-либо образом знало синтезе Клана Ктулху.

7. Приводя в подтверждение своих слов то, что об этом он говорить отказался, Кей настаивал на том, что эта встреча была не случайна, была каким-то образом срежиссирована Орденом.

8. Обратитесь к письмам Берроуза за январь 1959 года.

9. Кей отметил, что Выспаров и Берроуз обоюдо-откровенно рассказывали о пережитом ими опыте “мистико-трансцендентальной природы”. Хотя эта откровенность, казалось бы, противоречит герметическому духу оккультной науки, Кей описал ее как “на удивление распространенную среди магов”.

10. Берроуз описывал свои производственные методы — нарезки и вкладывания — как технологию перемещения во времени, закодированные в переход через десятичные величины: “Я беру первую страницу и вкладываю в сотую страницу — я кладу получившийся результат как десятую страницу — Когда читатель находится на десятой странице, он перемещается во времени вперед на сотую и назад во времени на первую” (WV 272).

11. Существует два подотряда приматов: антропоиды (состоящие из обезьян, человекообразных обезьян и людей) и полуобезьяны, включающие в себя мадагаскарских лемуров, азиатских лори, австралийских галго (или кустарниковых мальков) и долгопятов Филиппин и Индонезии. Полуобезьяны представляют собой отдельную от антропоидов ветвь эволюции и более древнюю, чем они. За пределами Мадагаскара конкуренция со стороны антропоидов привела всех полуобезьян к ночному образу жизни.

12. О степени привязанности Берроуза к своим кошачьим друзьям свидетельствуют его последние слова, оставленные в дневниках: “Нет ничего. Не существует предельной мудрости, опыта — да чего, блять, угодно. Нет Святого Грааля. Нет Окончательного Сатори, нет окончательного решения. Только конфликт. Единственное, что может разрешить этот конфликт — это любовь, вроде той, что я чувствовал к Флетчу и Раски, Спунеру и Калико. Настоящая любовь. Та, что я испытываю к свои кошкам, прошлым и нынешним” (LW 253).

13. Ccru никогда не были до конца уверены в точном значении этого заявления. Кей, казалось, предполагал, что Берроуз и Миссия были одним и тем же человеком, попавшим в водоворот таинственного “обмена личностями”, никак не разрешающегося с течением времени.

14. Берроуз пишет о Мадагаскаре, являющемся “огромным убежищем для лемуров и чувствительных духов, дышащих через них…” (GC 16). Это слияние экологического и политического убежища очаровало Кея, который не раз отмечал, что число Убежища, согласно тезаурусу Роже, ровно 666. Уместность данного пункта все еще ускользает от Ccru.

15. Загадочные совпадения между горными породами, окаменелостями и видами животных, обнаруженные в Южной Азии и Восточной Африке, привели палеонтологов и геологов 19-го века к предположении об утерянном массиве суши, некогда соединявшего два ныне разделенных региона. Эту теорию всеми силами поддерживал Э.Г. Геккель (1834-1919), который использовал ее для объяснения распространения родственных лемурам видов в Южной Ффрике, Южной и Юго-Восточной Азии. В связи с этим английский зоолог Филипп Л. Склейтер (1829-1913) назвал гипотетический континент Лемурией, или Землей лемуров. Лемуры стали чем-то вроде реликтов или биологических останков гипотетического континента: живыми призраками затерянного мира.

Однако теоретические инвестиции Геккеля в Лемурию пошли гораздо дальше. Он предположил, что изобретенный континент был возможной колыбелью человеческой расы, приписывая ему решение дарвиновской загадки “недостающего звена” (отсутствие непосредственно предчеловеческих видов в летописи окаменелостей). Для Геккеля Лемурия была изначальным домом человека, “истинным Эдемом”, все следы которого исчезли вместе с ним самим. Он считал, что биологическое единство человеческого вида с того момента было утрачено (распалось на двенадцать отдельных видов).

Как научное предположение, Лемурия была похоронена научным прогрессом. Мало того, что палеонтологи в значительной степени развеяли проблему недостающего звена с помощью дополнительных находок, учение о тектонических плитах также заменило понятие о “затонувших континентах” понятием дрейфа континентов.

Теперь оставленная традиционной рациональностью как научная фантастика или случайный миф, Лемурия снова погружается в темные глубины.

16. В конце 19 го века Лемурия была с энтузиазмом принята оккультистами, которые, как и их коллеги ученые, вплели ее в сложные эволюционные и расовые теории.

В “Секретной доктрине”, комментарии к Атлантической книге Дзаян, Е.П. Блаватская описывает Лемурию как третий в череде потерянных континентов. Ей предшествуют Полерея и Гиперборея, а за ней следует Атлантида (которая была построена из фрагментов Западной Лемурии). Атлантида непосредственно предшествует современному миру, и еще двум континентам лишь предстоит появиться. Согласно теософской ортодоксии, каждый такой “континент” является географическим аспектом духовной эпохи, обеспечивающим дом для серии из семи “Коренных Рас”. Название каждого потерянного континента. Название каждого потерянного континента используется двусмысленно для обозначения как основной территории доминирующей коренной расы той эпохи, так и для общего распределения земных массивов в тот период (в этом последнем отношении названия можно даже рассматривать как согласующиеся с данными о дрейфе континентов и, таким образом, как более развитые, чем первоначальная научная концепция).

Л. Спраг де Камп описывает третью коренную расу Блаватской: «обезьяноподобных, гермафродитных яйцекладущих лемурийцев, некоторые с четырьмя руками, а некоторые с глазом на затылке, падение которых было вызвано открытием ими секса». Оккультисты сходятся во мнении, что задний глаз лемурийцев рудиментарно сохранился как шишковидная железа человека.

У. Скотт Эллиот добавляет, что у лемурийцев были «огромные ступни, пятки которых торчали так далеко, что они могли так же легко ходить назад, как и вперед». По его словам, лемурийцы открыли секс в период четвертой подрасы, скрещиваясь со зверями и производя человекообразных обезьян. Такое поведение вызвало отвращение у трансцендентных духов, или «Лхас», которые должны были воплотиться в лемурийцев, но теперь отказались от этого. Венерианцы вызвались занять их место, и к тому же научили лемурийцев различным секретам (в том числе металлургии, ткачеству и земледелию).

Рудольф Штайнер также был очарован лемурийцами, отметив в своей книге «Атлантида и Лемурия», что: «Эта коренная раса в целом так и не развила память». «Лемурианец был прирожденным магом», тело которого было более мягким, пластичным и «неокрепшим».

Совсем недавно Лемурия все больше сливалась с затерянным тихоокеанским континентом Му полковника Джеймса Черчворда, неуклонно дрейфуя на восток, пока даже части современной Калифорнии не ассимилировались с ним.

Хотя Блаватская считает труды Склейтера источником названия Лемурии, ни она, ни ее коллеги-оккультисты не могли упустить из виду, что Лемурия была названием страны мертвых или Западных Земель. Слово «лемур» происходит от латинского lemure, что буквально означает «тень мертвых». Римляне считали лемуров призраками-вампирами, умилостивляемыми праздниками в мае. В этом ключе пишет Элифас Леви (в своей «Истории Магии») о «личинках и лемурах, призрачных образах тел, которые жили и которым еще предстоит появиться, исходя мириадами из этих паров…».

17. Согласно нынешнему научному консенсусу, цифра Берроуза в 160 миллионов лет преувеличена. Геологическая история в интерпретации Берроуза, тем не менее, является заметно современной и не имеет никакого отношения к тонущим континентам. Однако с исчезновением гипотезы о Лемурии само присутствие лемуров на Мадагаскаре становится загадочным. Лемурам всего 55 миллионов лет, в то время как сейчас считается, что Мадагаскар отделился от материковой части Африки 120 миллионов лет назад.

18. Берроуз замечает о Миссии: «Он сам был посланником Паники, знания, которого человек боится больше всего на свете: правды о своем происхождении» (GC 3).

19. Берроуз сходит с орбиты Белой Магии по мере того, как его приверженность к лемурам укрепляется — для Правления его поддержка дела сохранения лемуров (Фонд сохранения лемуров) должна была стать окончательной и непростительной провокацией.

20. Физическая концепция «замкнутых времяподобных кривых» вызывает причинность из будущего, чтобы сделать прошлое таким, какое оно есть. Они работают, чтобы все получилось так, как должно. Если это единственный тип путешествия во времени, «разрешенный» природой, то, очевидно, не должен требоваться закон для его поддержания (например, пресловутый «не убий бабулю»). Однако строгая временная политика Правления указывает на то, что проблема «соблюдения сроков» на самом деле гораздо сложнее.

21. «Дорога в Западные земли по определению является самой опасной дорогой в мире, поскольку это путешествие за пределы Смерти, за пределы основного Божьего стандарта Страха и Опасности. Это самая тщательно охраняемая дорога в мире, поскольку она дает доступ к дару, превосходящему все другие дары: бессмертию» (WL 124).


Цитируемые работы Берроуза


[AP] Ah Pook is Here.

[CR] Cities of the Red Night. Picador: New York. 1981

[DF] Dead Fingers Talk. Tandem: London. 1970

[GC] Ghost of Chance. High Risk Books: New York. 1991

[GLM] The Ghost Lemurs of Madagascar, Apr. 1987 [Omni]. Omni Visions One. Ed. Ellen Datlow. Omni Books: North Carolina. 1993

[LW] Last Words, The Final Journals of William S. Burroughs. Grove Press: New York. 2000

[LWB] Letters of William Buroughs. Viking: New York. 1993

[NE] Nova Express. Grove Press, inc.: New York.1965 …

[WL] The Western Lands. Penguin Books: New York. 1988

[WV] Word Virus: The William S Burroughs Reader. (eds. James Grauerholz and Ira Silverberg). Grove Press: New York. 1998

Никита Григорьев
Boris Ukrainskyi
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About