Российское вторжение в Украину усилило среди части оппозиции интерес к деколонизации и обсуждению возможного распада страны. Как анархист, я испытываю симпатию к лозунгам революционной деколонизации, ведь она подразумевает освобождение народов от имперского гнёта. Однако, в отличие от многих её сторонников, мы, анархисты и анархистки, отвергаем саму концепцию государственности и искусственных границ, которые не объединяют, а разъединяют человечество. Для нас важно не просто разрушение империи, но и создание общества, основанного на самоорганизации, солидарности и свободном сотрудничестве.

Обо всём этом можно говорить долго, но сейчас я хочу сосредоточиться на более конкретном вопросе: является ли распад России положительным сценарием? Если нет — что должно прийти на смену нынешней политической системе, чтобы избежать нового витка угнетения, насилия и империализма в других формах?

Исторические примеры

Начну с того, что я полностью поддерживаю национальное освобождение народов России, если оно происходит в рамках существующей западной либеральной модели. Однако важный вопрос — что придёт на смену нынешнему государственному устройству? Освобождение от империализма и национального угнетения не означает автоматического перехода к свободному и справедливому обществу. История показывает, что после разрушения старого порядка могут возникнуть новые формы авторитаризма, национализма или экономического неравенства. Поэтому важно не только деколонизировать Россию, но и предложить альтернативу её будущему устройству.

Россия уже не раз переживала распад. Это касается как Российской империи, так и более недавнего распада СССР. Оба этих процесса развивались схожим образом: распад начинался с окраин. Это вполне логично, так как национальные республики, находящиеся на периферии, имели более тесные контакты с соседними государствами и могли быстрее интегрироваться в новую политическую и экономическую реальность.

После революции 1917 года национальные окраины, такие как Польша, Финляндия, Прибалтика и Закавказье, первыми отделились от Российской империи. Это произошло не только благодаря их исторической борьбе за независимость, но и из-за географического положения: близость к уже сформировавшимся европейским и ближневосточным государствам давала им политическую поддержку и экономические перспективы. Однако в центральной России и на большей части территории бывшей империи попытки самоопределения часто наталкивались на насилие со стороны новых властей — сначала белых армий, затем большевиков, которые восстановили государство в форме СССР.

Похожая ситуация наблюдалась при распаде Советского Союза. Наиболее успешными в построении независимости оказались прибалтийские страны, Украина, Грузия и другие республики, имевшие доступ к альтернативным рынкам и политическим союзникам. В то же время в самой России и на Северном Кавказе происходили ожесточённые конфликты, а попытки некоторых регионов (например, Татарстана и Чечни) добиться большей автономии столкнулись с жёсткими репрессиями.

Этот исторический опыт показывает, что деколонизация и дезинтеграция крупных империй — неизбежный процесс, но его последствия зависят от того, какие силы придут к власти после крушения старого режима. Развал СССР не привёл к созданию по-настоящему свободного общества в России, а лишь породил новый авторитаризм. Поэтому важно не просто поддерживать дезинтеграцию России, но и задуматься о том, какие принципы должны лежать в основе нового общественного устройства, чтобы избежать повторения прошлого.

Сложность деколонизации России

Проблема России и её деколонизации заключается в одной важной особенности: в отличие от классических европейских империй, Россия не просто управляла удалёнными колониями, а присоединяла завоёванные территории, делая их частью собственного государства. Это означало, что, хотя многие народы формально становились «равноправными» подданными империи, на практике они подвергались принудительной ассимиляции, подавлению культуры и политическому контролю.

При этом на начальном этапе некоторые завоёванные территории сохраняли автономию — например, казахские жузы или финляндское княжество. Однако со временем даже такие полуавтономные образования утрачивали свою самостоятельность и становились неотъемлемой частью российского государства. Этот процесс был особенно жёстким в отношении народов, чья идентичность противоречила централизаторской политике России.

В результате, деколонизация России сегодня — более сложный процесс, чем, например, деколонизация Франции или Великобритании, где бывшие колонии находились за пределами метрополии и могли сравнительно легко обрести независимость. В российском же случае границы метрополии и колонизированных территорий размыты, что создаёт дополнительные сложности для деколонизационного движения.

Меня особенно удивляет, когда российские деколонизаторы, рисуя карты распада России, механически делят её на уже существующие административные субъекты, не учитывая реальное этническое и культурное разнообразие регионов. Такой подход повторяет логику тех же имперских границ, которые создавались не по принципу самоопределения народов, а в угоду централизованному управлению.

Современное административное деление России — это продукт советской национальной политики, в которой границы автономий часто проводились искусственно, без учёта исторических связей между народами. В результате многие этносы оказались либо разделены между разными регионами, либо, напротив, включены в состав субъектов, где они не составляли большинства.

Если говорить о деколонизации, то её логика должна основываться не на механическом воспроизведении существующих границ, а на подлинном праве народов на самоопределение. Это означает, что ключевым вопросом должно стать не просто дробление России, а создание условий, при которых местные сообщества смогут сами решать свою политическую и экономическую судьбу без давления со стороны новых центров власти.

Хорошим теоретическим примером для решения национального вопроса может служить неонародническая концепция, предложенная эсерами в 1917 году. На III и IV съездах Партии социалистов-революционеров был принят проект, предусматривавший создание в России федеративной демократической республики с территориально-национальной автономией. Согласно этому проекту, границы автономий должны были определяться не произвольно, а по принципу этнографического расселения народов, что позволило бы избежать искусственного разобщения или, наоборот, насильственного объединения этносов.

Важным элементом этой концепции было также обеспечение прав национальных меньшинств в регионах со смешанным населением. Основные законы страны должны были гарантировать публичные права для всех языков, на которых говорят трудящиеся массы России. Это означало, что даже в тех регионах, где определённый народ не составлял большинства, он всё равно получал бы институциональную защиту своей культуры и языка.

Отдельное внимание уделялось народам, не имеющим чётко выраженной территориальной компактности. Для них предлагалось создать экстерриториальные персонально-автономные союзы со своими представительными органами на местном и общегосударственном уровне. Этот принцип позволял бы таким народам сохранять и развивать свою идентичность, не привязываясь к определённой территории, что особенно актуально для кочевых и диаспорных сообществ.

Подобный подход выглядит более справедливым и реалистичным, чем механическое разделение России по существующим административным границам. Он учитывает как территориальный, так и культурно-этнический фактор, а также стремится защитить права всех народов, независимо от их численности и географического положения. В этом смысле опыт эсеров 1917 года мог бы послужить полезной основой для современного обсуждения деколонизации и будущего устройства построссийского пространства.

Ещё одной причиной, по которой распад России не приведёт к радикальным изменениям при сохранении глобального капитализма, являются экономические связи. Мы справедливо критикуем Россию за её неоколониальное влияние на республики бывшего СССР, но оно во многом сохраняется из-за старых экономических зависимостей, сложившихся ещё в советский период. В рамках СССР РСФСР выступала экономическим центром, и после его распада эта структура не исчезла, а лишь трансформировалась, создав новые формы зависимости.

Если Россия распадётся, то крупные национальные республики, обладающие значительными ресурсами или развитой экономикой, займут место нынешнего центра, начав эксплуатировать более слабые регионы. Это уже происходит внутри нынешней России: крупные субъекты, такие как Татарстан, Башкортостан или Якутия, обладают большей автономией и экономической мощью по сравнению с малыми народами и регионами, зависимыми от них. В случае распада страны эти диспропорции никуда не исчезнут, а лишь перейдут на новый уровень, воспроизводя знакомые неоколониальные отношения, но в другом масштабе.

Таким образом, если деколонизация России ограничится только политическим расчленением государства без пересмотра самой экономической системы, то угнетение и эксплуатация просто примут новые формы. Поэтому ключевым вопросом должно быть не только разрушение централизованной имперской структуры, но и создание экономической модели, исключающей зависимость одних регионов от других, а также обеспечивающей равенство в доступе к ресурсам и средствам производства.

Но давайте вернёмся к главному — как нам обустроить Россию

Если исходить из анархистской позиции, то обустройство построссийского пространства должно базироваться не на создании новых государственных образований, а на принципах федерализма, самоорганизации и экономической децентрализации. Важно не просто разрушить централизованное государство, но и предотвратить появление новых форм угнетения — будь то национализм, региональный империализм или экономическая эксплуатация.

Россия, как империя, всегда была централизованным государством, где власть сконцентрирована в руках федерального центра, а регионы и народности подчиняются верховной власти, зачастую через насилие и репрессии. Это состояние закрепилось ещё в Российской империи, а затем продолжилось в Советском Союзе. Вопрос заключается не в том, чтобы просто расчленить Россию на новые национальные государства, а в том, чтобы выстроить структуру, которая исключала бы возможность повторения этого централизованного угнетения.

Конфедерализм — это принцип, который позволяет регионам и народам сохранять свою автономию, но при этом сотрудничать и поддерживать взаимодействие на основе равноправия. В этом случае нет центральной власти, которая навязывает свою волю. Вместо этого создаётся сеть взаимопомощи, основанная на прямой демократии и самоорганизации. На уровне общин и местных сообществ, а также на уровне регионов, должны быть организованы общие собрания и советы, где каждое решение принимается на основе консенсуса, а не диктата.

Важным аспектом конфедерализма является возможность для различных этнических и культурных групп создавать свои автономные территории, где они могут развивать свою культуру, язык и традиции. Это важное отличие от модельных подходов, предполагающих разделение по уже существующим административным границам, которые, как мы видели, могут быть искусственными и не учитывать реальное культурное и этническое разнообразие.

Национальный вопрос — это один из самых острых вопросов в контексте постимперского устройства. Важно понимать, что решение национальных проблем не сводится к образованию новых государственных границ, так как это может привести к новой форме угнетения, только на другом уровне. Важно создать условия, при которых разные этнические и культурные группы смогут свободно развивать свою идентичность, но без дискриминации других народов.

Основные принципы, которые должны лежать в основе решения национального вопроса в построссийском пространстве: культурная автономия народов. Каждый народ имеет право на сохранение и развитие своей культуры, языка и традиций, но это право должно быть защищено на уровне самоуправляемых территорий, а не на уровне центрального государства. Важно, чтобы никакая власть не навязывала этническим меньшинствам своей идентичности.

Экстерриториальные персонально-автономные союзы для народов, которые не имеют чётко выраженной территории, как предлагалось в 1917 году в рамках проекта эсеров. Такие союзы могут быть основаны на добровольном сотрудничестве, а не на территориальных привязках. Например, кочевые народы или диаспоры могут сформировать собственные автономные структуры, которые будут представлять их интересы как в местной, так и в общегосударственной политике.

Отказ от границ, создающих разделение, и переход к органам, основанным на принципах региона и культуры, а не на этнической принадлежности. Это позволило бы избежать конфликтов и насилия, характерных для попыток насильственного формирования национальных государств.

Реализация этого проекта: примеры в других уголках мира

Представим себе мир, в котором Россия распалась, но вместо новых, полных государств, появилось бы сети взаимопомощи и кооперации. Вместо жесткой централизации власти, страны и регионы выстроили бы отношения на основе взаимных соглашений, где политические и экономические решения принимаются на уровне самоуправляемых территорий. Это мир, в котором народные советы и кооперативы — а не государственные структуры — управляют землёй, производством и ресурсами. В такой системе важнейшей задачей становится не подчинение и эксплуатация, а равенство, свобода и справедливость для всех.

Звучит красиво, не так ли? Но, конечно, мне возразят: где примеры? Ведь я снова рисую анархистскую утопию, как любят говорить некоторые. Однако пример есть — это Рожава.

Рожава, автономная область на севере Сирии, которая, несмотря на свой маленький размер и ограниченные ресурсы, сумела создать уникальную модель управления, основанную на принципах демократического конфедерализма. Эта модель может служить вдохновением для создания альтернативы существующему централизованному государству, даже на таких масштабах, как Россия, и для решения множества проблем, связанных с угнетением народов и неоколониальной зависимостью.

Рожава — это курдская автономная зона, в которой была реализована система управления, базирующаяся на идеях демократического конфедерализма, разработанных курдским лидером Абдуллой Оджаланом. Эта модель отвергает классическую форму государственного управления, основанную на централизованной власти, и предлагает альтернативу, где власть разделена между различными уровнями: от местных общин до региональных советов.

В Рожаве действуют общинные советы, которые включают всех членов местных общин, где принимаются важнейшие решения о жизни общины. В отличие от традиционного государства, где решения принимаются сверху вниз, в Рожаве все решения исходят от местных жителей, которые напрямую участвуют в их принятии. Это — принцип прямой демократии, где в каждом совете представители всех слоёв общества имеют равное право на участие и голосование.

Одной из сильных сторон Рожавы является её способность интегрировать различные этнические и религиозные группы в единую систему управления, не подавляя их культурную идентичность. Рожава — это территория, где проживают не только курды, но и арабы, ассирийцы, туркмены и другие этнические группы. Важной частью системы является культурная автономия для всех народов региона, где каждый имеет право на сохранение своей культуры, языка и традиций. Здесь активно поддерживается принцип многоязычия: все этнические группы могут использовать свой язык в административных и образовательных процессах, а культурные мероприятия и обычаи каждой общины получают поддержку.

Эта модель позволяет избежать большинства конфликтов, которые часто возникают в многоэтнических странах из-за политической или культурной ассимиляции. В Рожаве понимание, что все этнические и религиозные группы имеют право на собственную идентичность и культурное выражение, становится основой для мирного сосуществования.

Рожава является реальным примером того, как можно построить систему, основанную на демократическом конфедерализме, где народ участвует в управлении, а экономика построена на кооперации и социальной справедливости. В условиях глобального капитализма и жесткой централизации власти, как это происходит в России, такой подход может служить вдохновением для построения альтернативной системы, где централизация не будет источником угнетения и эксплуатации, а наоборот — станет основанием для равенства и свободы всех народов.

В отличие от Рожавы, Россия имеет свои уникальные особенности, которые необходимо учитывать при переносе опыта. Во-первых, Россия — это многонациональное государство с длинной историей централизованного управления. Однако это не делает опыт Рожавы менее важным. Переход к конфедералистской системе в России мог бы означать не только развал огромной империи, но и создание условий для настоящего самоопределения народов, для борьбы с экономическим угнетением и для защиты культурных и политических прав меньшинств.

Как и в Рожаве, важно будет поддерживать культурную автономию народов, но на основе принципов прямой демократии и равенства. Разделение на конфедерации, где каждый регион может самоуправляться и решать свои экономические и культурные вопросы, позволит избежать создания новых форм угнетения. В условиях России, где многие регионы, такие как Кавказ, Сибирь или Дальний Восток, имеют сильную этническую идентичность, модель Рожавы могла бы быть применена, создав вместо государства сложную сеть автономий, свободных от централизованного контроля.

Кроме того, важной составляющей является создание кооперативной экономики, которая обеспечит равенство в доступе к ресурсам и устранит эксплуатацию одних регионов другими. Учитывая богатство природных ресурсов в России, построение кооперативных экономик в каждом регионе стало бы эффективной альтернативой нынешней капиталистической модели, где крупные корпорации и олигархи контролируют основные ресурсы страны.
Для России опыт Рожавы может стать важным ориентиром. Возможно, что в будущем, когда Россия начнёт свою трансформацию, децентрализация, культурная автономия и кооперативная экономика станут основными принципами её нового устройства. Этот путь не будет лёгким, однако, вдохновлённый примером Рожавы, он даёт надежду на возможное создание справедливого и свободного общества, где каждый народ, каждый регион и каждый человек будут иметь возможность развиваться и жить в условиях равенства и взаимной поддержки.