Create post
Society and Politics

Эрик Хобсбаум, «социальный бандитизм» и абрек Зелимхан

Vladimir Akhimov
***
Alexandr Zamyatin
+1

В издательстве Университета Дмитрия Пожарского вышел перевод одной из первых работ Эрика Хобсбаума, книги «Бандиты», заложившей основы изучения такого феномена как «социальный бандитизм», в классическом виде представленного легендами о Робин Гуде. Но не только в Шервудском лесу появлялись «бандиты», бросавшие вызов иерархической властной системе, защитники бедняков и народные мстители, неуловимые благодаря поддержке сообществ и стремительно обрастающие мифами и легендами. Практически с фатальной неизбежностью такие герои обнаруживаются на всех континентах и во всех уголках мира, в определенных исторических условиях. Ниже опубликовано предисловие научного редактора книги Константина Харитонова.

Эрик Хобсбаум (1917–2012), один из виднейших британских и мировых историков, хорошо известен российским читателям. Многолетний член Коммунистической партии Великобритании (КПВ) и один из лидеров Исторической группы КПВ, к сожалению не издавался в СССР, так как был слишком неортодоксален для советского официоза, хотя его книги выходили, например, в Венгрии и Югославии. Только в 1991 году увидела свет на русском языке его работа «Эхо Марсельезы» (М.: Интер-Версо), представляющая масштабную картину трансформации прочтений Французской революции на протяжении последовавших за ней двух веков. В 1998 году на русском языке была издана книга «Нации и национализм после 1780 года» (СПб.: Алетейа), давно ставшая, наравне с книгой Бенедикта Андерсона «Воображаемые сообщества», классической для конструктивистского направления исследований национализма, отрицающего мифическую «древность» наций и национальных традиций и сосредоточенного на вскрытии механизмов их формирования в Новое время. В 2017 году на русском языке была опубликована уже посмертная книга (английское издание вышло в 2013 году) «Разломанное время» (М.: Corpus), посвященная вопросам культуры XX века, смерти культуры века девятнадцатого и прогнозам в этой области на XXI век. Главный труд Эрика Хобсбаума, принесший ему действительно мировую известность, совмещающий кропотливый анализ и художественное мастерство, увидел свет на русском языке в 1999 году (перевод, к сожалению, крайне низкого качества). Это фундаментальный трехтомник, посвященный долгому XIX веку: «Век революции (1789–1848)», «Век капитала (1848–1875)» и «Век Империи (1875–1914)» (Ростов-на-Дону: Феникс). А уже в 2004 году вышел примыкающий к ним том «Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991)» (М.: Независимая газета).

В работе о XX веке, по всеобщему признанию обязательной для чтения любому, кто начинает изучение этого периода и хочет понимать проходившие в это время масштабные процессы, Хобсбаум выступает не только как исследователь, но и как свидетель, коим он, конечно же, и был не только хронологически, но и благодаря глубокой вовлеченности в политическую жизнь этого непростого и трагичного периода тотальных войн, всплесков и трансформаций демократий, установления диктатур, крушения империй, массовых движений, народных фронтов, надежд и поражений.

Родившийся в Александрии в еврейской семье, безуспешно пытавшейся заниматься там бизнесом (отец — мелкий лондонский торговец из польской диаспоры, мать из австрийской семьи среднего класса; семья была крайне небогатой), Хобсбаум учился в школе в Вене, этом некогда блестящем центре европейской культуры, ставшем на тот момент осколком Австро-Венгерской империи, а после скоропостижной смерти родителей его взяла на воспитание родная тетя, и юноша продолжил обучение в берлинской гимназии, проучившись там с 1931 по 1933 год, — время, трагичное для Германии и во многом определившее развитие страны, да и мира, на десятилетия вперед. Именно там он присоединился к студенческому коммунистическому движению — в расколотой стране молодому интересующемуся жизнью человеку необходимо было сделать выбор, и для него это однозначно был марксизм и коммунизм. 25 января 1933 года Хобсбаум принял участие в массовой, стотридцатитысячной (но последней) коммунистической демонстрации в Берлине, когда красные знамена уже были не в состоянии ни разогнать серость нависших облаков, ни оживить серость бетонных зданий, ни затмить тяжелое ожидание нависшей катастрофы. Через 5 дней, 30 января, Адольф Гитлер был назначен рейхсканцлером.

После прихода к власти в Германии нацистов Хобсбаум, еврей и коммунист, эмигрировал в Великобританию, где вскоре поступил в Кембриджский университет и официально вступил в Коммунистическую партию. Левые идеи были популярны в этой среде, он даже получил намек на возможность присоединиться к тем, кто впоследствии стал знаменитой «Кембриджской пятеркой», осуществлявшей разведывательную деятельность в интересах СССР, но отказался от этого предложения. Колоссальное впечатление оказало на него посещение Парижа и участие в воодушевляющих демонстрациях Народного фронта, на всю жизнь он сохранил приверженность этой стратегии единства всех прогрессивных сил в противовес узкопролетарскому изоляционизму коммунистического движения. В годы Второй мировой войны Хобсбаум был зачислен в инженерные войска, где занимался общеобразовательной подготовкой солдат и, как настоящий марксист, приступил к ведению коммунистической пропаганды среди «саперов-пролетариев». В 2014 году, через два года после смерти историка, британская спецслужба МИ5 рассекретила досье на Хобсбаума, которое он и сам давно хотел увидеть, справедливо предполагая что ему, как марксисту и коммунисту, ставятся внешние препятствия в академической (впрочем блестяще сложившейся) карьере и общественной деятельности. В этом деле, рассекреченном не полностью, только до 1963 года и с изъятием целого ряда страниц и документов, Хобсбаум фигурирует как «закоренелый» марксист «категории А». Именно в военные годы МИ5 и заинтересовалась сержантом-инструктором Хобсбаумом.

Эрик Хобсбаум оставался членом Коммунистической партии Великобритании вплоть до ее самороспуска в 1991 году, не занимая в ней никаких постов, но работая как историк, теоретик и интеллектуал. Пламенный партиец, прошедший первичную политизацию в яростной и опасной обстановке Германии начала тридцатых годов, некоторое время он безусловно одобрял и поддерживал все зигзаги сталинского руководства, включая, например, пакт Молотова — Риббентропа. Важным и трагичным событием для Хобсбаума, как и для многих его товарищей, стало подавление советскими танками Венгерского восстания 1956 года, что обрушило надежды на возможность практической реализации демократического социализма — он подписал письмо протеста, но партию не покинул, как и после подавления Пражской весны 1968 года. Эрик Хобсбаум оставался верен не руководству КПВ и не СССР (и даже не рекомендовал одному из своих студентов вступать в партию, ведь там ему пришлось бы вести непрерывную борьбу со сталинизмом), но самой возможности другого, некапиталистического мира, мира свободы и реализации творческого потенциала, не видя при этом действенной альтернативы массовому коммунистическому движению. Еще одной причиной, по собственному признанию, было нежелание предать память тех, с кем он начинал политическую борьбу, немецких коммунистов, многие из которых погибли в нацистских тюрьмах и лагерях.

Будучи крайне далеким от советского догматического марксизма, Эрик Хобсбаум поддерживал еврокоммунистическое течение внутри КПВ, группировавшееся вокруг партийного интеллектуального журнала Marxism Today, взаимодействуя с левым (но не радикально-левым) крылом Лейбористской партии и особенно с Коммунистической партией Италии. Связь эта осуществлялась не только через личные связи и конференции, не только через глубокое уважение и пристальное внимание к идеям Антонио Грамши, но в первую очередь через действенную поддержку «итальянского пути к социализму» как возможности и необходимости для рабочего движения быть представителем и объединить в общей борьбе самые широкие слои населения. Даже после коллапса Советского Союза, самороспуска КПВ и «исторического самоубийства» Коммунистической партии Италии, некогда крупнейшей компартии Западной Европы, пришедшей к краху в момент, когда, казалось бы, у нее появился исторический шанс прийти к власти (ведь такой же крах в тот момент потерпели все системные партии страны), Хобсбаум остался верен своим социалистическим идеалам и во всех вопросах конца XX — начала XXI века оставался на стороне угнетенных против угнетателей, критикуя неолиберализм и «войну с терроризмом», продолжая поиск возможностей для более справедливого и свободного мира. Признавая все чудовищные жертвы сталинского социализма, и в конце жизни он не думал раскаиваться в своих убеждениях и утверждал, что стремление к утопии того стоило.

Вышедшие на русском языке книги Эрика Хобсбаума, при всей их важности, не охватывают всего спектра научных интересов историка, стремившегося к системному и широкому охвату исторической реальности. В тени до сих пор остаются его работы, посвященные истории развития промышленности и рабочего класса, английской Промышленной революции; методологии исторической науки; и сколь бы странным не показался такой интерес для историка — рецензии на джазовые произведения. Издание книги «Бандиты» призвано пролить свет на еще одну важную область научных интересов Хобсбаума — «социальный бандитизм». Собственно, именно этому вопросу была посвящена его первая книга «Примитивные повстанцы», вышедшая в 1959 году, и не будет преувеличением сказать, что именно Хобсбаум заложил методологические и теоретические основы для изучения этого феномена. Сегодня практически ни один текст, посвященный данному вопросу, не обходится без упоминания историка-марксиста, вне зависимости от того, соглашается автор с его позицией или нет. Вышедшая в 1969 году книга «Бандиты» сразу же вызвала плодотворную теоретическую дискуссию, и ряд глав впоследствии Хобсбаумом был переписан, от некоторых тезисов он отказался, а собственный метод анализа подкорректировал: подробнее об этом он пишет в собственном послесловии. Так что настоящее издание является не только важным для историографии артефактом, но результатом длительной работы, дискуссий и уточнений, остающимся актуальным и в наши дни.

Феномен «социального бандитизма» возникает раз за разом в самых разных частях света, и чем больше историки собирают данных, тем ярче подтверждается данный тезис и тем очевиднее становится тезис Хобсбаума о том, что «социальный бандитизм» является одним из самых универсальных социальных явлений человеческой истории. Конечно, не любой бандит становится «социальным», хотя граница его с «антисоциальным бандитизмом» довольно пластична в конкретных проявлениях, но и «социальные бандиты» не нуждаются в идеализации, важно отделять легенды от порождающей их реальности. Этот феномен характерен для аграрных обществ, в момент их разрушений под влиянием внутренних и внешних факторов, когда часть крестьян выдавливается из привычной жизни и обращается к неспокойной и дерзкой жизни бандита, становясь людьми «вне закона», но сохраняя при этом связи со своим традиционным сообществом, рассматривающим такого бандита как героя, мстителя и борца за справедливость. Бандиты по самой своей природе бросают вызов сложившемуся порядку классового общества и политических ролей, а при совпадении ряда факторов, могут даже вступить в поле политики и сыграть свою роль в малопонятных крестьянам процессах, становясь реальной исторической силой, ведущей к часто непредсказуемым последствиям, даже противоположным ожиданиям самих бандитов. Понимание того, как и почему возникает и развивается «социальный бандитизм», каковы механизмы функционирования этого явления, кто и по каким причинам становятся «социальными бандитами» и что они впоследствии начинают символизировать для родивших их сообществ весьма важно для лучшего понимания острейших проблем и прошлого и даже отчасти настоящего.

В конце этого небольшого предисловия, лишь в общих чертах описывающего жизнь и творчество великого историка, будет уместно рассказать о типичном «социальном бандите», действовавшем на территории Российской Империи в начале XX века, вскользь упоминаемого и самим Хобсбаумом.

Речь идет о знаменитом чеченском абреке Зелимхане.

Рассказывают о нем следующую историю. Родился Зелимхан Гушмазукаев в 1872 году в селе Харачой Грозненского округа Терской области (Веденский район). Был семейным обеспеченным человеком и не помышлял о бандитской судьбе. Но царская судебная система, вмешавшаяся в конфликт, основанный на традиционном для горского сообщества институте кровной мести, уже после примирения семей, несправедливо, в результате взятки, приговорила его в 1901 году к трем с половиной годам исправительных работ в Оренбургской области. Даже начало истории типично для большинства «социальных бандитов», не понимающих и не принимающих законов модерного государства, противопоставленных традиционному укладу, вдобавок к чему присутствует и очевидная несправедливость.

В целом решение было не очень удачным. Зелимхан бежал из грозненской тюрьмы, вернулся в родной горный район и приступил к противоправным действиям, мстя за унижение: убийства царских чиновников и офицеров, ограбления банков, казенных учреждений, поездов и т.д. Но он не стремился к личному обогащению, и добытые деньги и ценности нередко распределялись среди бедных крестьян. О стремительно прославившемся абреке начали слагать песни, а в горных селениях Чечни Зелимхан получил прозвище Наместник гор, в противовес наместнику Его Императорского Величества на Кавказе.

Большого размаха его деятельность приобрела во время революции 1905–1907 годов, когда поднялась волна крестьянских выступлений, направленных на изгнание чуждых чиновников, захват земель и отказ платить налоги и повинности. В октябре 1905 года в отместку за 17 расстрелянных войсками на Грозненском базаре мирных жителей он расстрелял такое же количество пассажиров-офицеров из остановленного поезда. В апреле 1906 года убил начальника Грозненского округа, в 1908 году — начальника Веденского округа, за попытки осуществить антикрестьянские проекты по землеустройству. В январе 1910 года совершил налет на Грозненский вокзал и увез из кассы 18 000 рублей. Одним из самых громких дел Зелимхана стало нападение в 1910 году на Кизляр — переодевшись казаками, его отряд экспроприировал Кизлярский банк. При этом Зелимхан заблаговременно предупредил власти о предстоящем нападении и сообщил о месте и времени планируемой операции.

В 1911 г. на чеченского социального бандита вышли студенты-анархисты из Ростова-на-Дону. От них он узнал что «царь не только чеченцам зло делает», а также и о борьбе рабочих и крестьян по всей России. Зелимхан с пониманием отнесся к гостям, анархисты вручили ему красно-черный флаг, несколько бомб и печать, на которой было написано: «Группа кавказских горных террористов-анархистов. Атаман Зелимхан». С этого момента Зелимхан скреплял свои послания и ультиматумы этой печатью.

По легендам, он всегда сочувственно относился к бедноте, невзирая на национальность и вероисповедание, оказывал всяческое содействие, покровительствовал и защищал их. Был жесток по отношению к царским офицерам и представителям власти, выбирая в качестве объектов мести наиболее ненавистных простым людям, но предельно великодушен по отношению к храброму врагу. Был честен, справедлив, дерзок и бесстрашен.

Существует история, что во время гастролей по Северному Кавказу в заложники к Зелимхану попал знаменитый певец Федор Шаляпин. Когда абрек узнал, кто оказался у него в руки, то только попросил его спеть, а затем растроганный до слез, отпустил на свободу.

Зелимхан пользовался колоссальной поддержкой внутри горского сообщества, находившегося в тяжелом материальном положении, недовольного и растерянного наступлением модернизации и контролем русской царской администрации при непрекращающихся конфликтах с терским казачеством. О Зелимхане слагали песни и рассказывали вероятные и невероятные истории. На его поимку были направлены регулярные войска, проводились карательные экспедиции, аулы облагались штрафами, а за голову была установлена награда 18 000 рублей, но на протяжении 13 лет он оставался неуловим. Из самых трудных ситуаций ему удавалось выходить невредимым.

Даже смерть в историях о Землихане пришла к нему как бы по всем канонам легенд о «социальных бандитах». Окруженный и тяжелобольной, выданный предателем, он смело в одиночку вступил в сражение с отрядом казаков и как будто благодаря магии или чуду сражался и сражал в бою врагов, несмотря на попадавшие в его тело пули.

Зелимхан получил признание не только в период своей бурной деятельности в горах Кавказа, память о нем сохранилась и после Российской революции. В 1926 году Олег Фрелих снял про него немое кино, в 1930 году вышла биографическая повесть Дзахо Атуева, а в 1968 году — биографический роман Магомета Мамокаева; один из героев романа Ивана Ефремова «Лезвие бритвы» является внучатым племянником Зелимхана.

Сын Зелимхана, Умар-Али Зелимханов, стал главой Веденского НКВД и погиб в стычке во время зачистки чеченцев, уклонявшихся от депортации. Новый всплеск интереса к его фигуре произошел в Чечне в начале 1990-х годов в связи с известными трагичными событиями, и судя по всему, и сегодня истории об этом честном и справедливом бандите, заступавшемся за бедных и мстившего богатым и представителям власти, остаются популярными.

Очевидно, что этот образ абрека относится к области историй и легенд, а действительно научное исследование жизни и деятельности Зелимхана, как и многих подобных ему в российской истории, еще ждет своей очереди. Работа Эрика Хобсбаума про «социальный бандитизм» делает такое исследование возможным, включая его в широкий контекст и предлагая влиятельную методологию, давая возможность в том числе отделить приятные многим легенды, от противоречивой исторической действительности.

Константин Харитонов

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Vladimir Akhimov
***
Alexandr Zamyatin
+1

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About