Статья из Опустошителя #21. Яды (март 2017).

Близнецы

Соединенные Штаты 1960-х…

В пантеон поп-идолов проникают близнецы Джон и Майкл, перебирающиеся из одного лечебного заведения в другое с постоянно меняющимися диагнозами от психоза и аутизма до тяжелой умственной отсталости. В больницах они — смирные идиоты, на публике — математические гении, молниеносно вычисляющие, на какой день недели выпадет та или иная дата в окрестности ближайших 40 000 лет.

Близнецы обладают редкой «документальной» памятью, они могут детально воспроизвести каждый день своей жизни, не испытывая при этом никаких эмоций. Все, что связывает Джона и Майкла с миром, это уникальная память, лишенная субъективного начала, и операции с числами, грандиозные арифметические вычисления, которые они мгновенно проделывают в голове.

Заподозрить близнецов в открытии собственных численных алгоритмов невозможно: коэффициент интеллекта у обоих около 60 (легкая форма умственной отсталости), они складывают и вычитают с ошибками, а умножение с делением и вовсе не понимают.

Получив известность, Джон и Майкл подверглись тщательному анализу экспертов, которые успокоили общественность хлесткими и совершенно поверхностными заключениями. Близнецов аттестовали банальными idiots savants, «учеными идиотами», чьи способности хоть и уникальны, но абсолютно предсказуемы.

В 1966 году с «великими счетчиками», как окрестил близнецов Стивен Смит, начал работать известный американский нейропсихолог Оливер Сакс. Легковесный приговор коллег оставил его равнодушным, ученый решил самостоятельно разобраться в интересном феномене.

Знаменитым близнецам посвящена глава замечательной книги Сакса «Человек, который принял жену за шляпу» (Science Press, 2005). Автор подробно описывает встречи с Джоном и Майклом, осторожные попытки проникнуть в их герметичный мир.

Так Оливер Сакс становится свидетелем любопытного эпизода. Со стола падает коробок спичек, спички рассыпаются. Близнецы мгновенно определяют их количество — 111 — и три раза повторяют одно и то же число:

— Тридцать семь… Тридцать семь… Тридцать семь…

Американский ученый считает спички и убеждается в правоте близнецов. Однако причем здесь 37? Он спрашивает у пациентов, но они не отвечают ничего вразумительного. То, что спичек на полу именно 111, они «увидели». Так, по крайней мере, говорят «великие счетчики».

Уже после Сакс догадался, что 111 это 37, взятое 3 раза. 37 и 3 — простые делители 111, то есть не имеющие иных делителей, кроме единицы и самих себя. Сакс предполагает, что близнецы обратили внимание на спички из–за их «элегантного» количества — 37, взятого 3 раза.

В лечебнице считалось, что, предоставленные сами себе, близнецы просто молча сидят, ничем не занимаясь. Однажды Сакс незаметно подобрался к Джону с Майклом и услышал, что они обмениваются друг с другом шестизначными числами. Нейропсихолог записал числа в блокнот и, обратившись к справочникам, сверил со «специальными» числами. Оказалось, что это были простые числа.

Сакс выписал из справочника простые числа до десятого порядка (еще длиннее он не нашел) и, снова подобравшись к Джону с Майклом, вклинился в их игру, назвав восьмизначное простое число. «Счетчики» несколько минут оценивали число доктора и, поняв, что оно подходит, приняли его в свою игру.

Некоторое время Сакс называл числа, незаметно подсматривая в блокнот, но скоро их порядок дошел до двенадцатого, и он вынужден был капитулировать. Близнецы же продолжили смаковать игру, все глубже погружаясь в скрытую от непосвященных математическую вселенную.

В главе, которая так и называется — «Близнецы», Оливер Сакс задается вопросом, как его пациенты определяли простые числа, не овладев как следует элементарными арифметическими операциями. Сакс предполагает, что его подопечные проникли в науку «теории чисел» каким-то собственным путем, неизвестным, а, возможно, и недоступным обычным людям. Близнецы свели свое общение с миром и друг другом к громоздким вычислениям, которые они запросто проделывали в уме.

Американский нейропсихолог сравнивает своих пациентов с пифагорейцами, древнегреческими философами, наделившими числа космологическим содержанием. Пифагорейцы стремились вычленить из человеческой жизни все лишнее, чтобы подобраться к самому важному, о чем удается говорить лишь на языке математики.

Выздоровление

Каково же было изумление Оливера Сакса, когда он узнал о дальнейшей судьбе близнецов. Всесторонне изучив пациентов, эксперты посчитали, что для полноценной социализации их необходимо разлучить. В 1977 году Джона и Майкла перевели в разные пансионы, устроили на легкую неквалифицированную работу и в итоге добились того, что они стали (весьма приблизительно) напоминать обычных людей.

Однако пропал их необычный талант. «Великие счетчики» научились пользоваться общественным транспортом, питаться в столовой, работать на фабрике по изготовлению картонных коробок, но лишились безграничной числовой вселенной, которая их новому воплощению стала глубоко безразлична.

Как заметил Найджел Денис в схожей ситуации, «У гения отняли гениальность, оставив только общую недоразвитость. Что нам думать о таком странном исцелении?» Недоступный остальным талант забрали в качестве умеренной платы за возвращение в лоно общества.

Таково выздоровление, выпавшее на долю «недоразвитых» счетчиков Джона и Майкла. Исцеление, перекроившее их уникальный мир, которым эксперты от медицины пренебрегли в пользу более значимой задачи соотнесения с окружением.

Однако случай близнецов, описанный Оливером Саксом, лишь вершина айсберга. Не только гении и умственно отсталые сталкиваются с репрессиями социализации, а почти каждый, позволивший своей индивидуальности вступить в противостояние с унифицированным миром.

У лишенных дееспособности близнецов не оставалось выбора — медицинская машина восприняла их как объект, исцелив в полном соответствии со своими представлениями. Зрители пресытились арифметическим фиглярством с угадыванием дней недели, поэтому Джона и Майкла отправили на изготовление картонных коробок. Причем для их же блага: лучше быть скромной шестеренкой в общественном механизме, нежели громоздкой, ни к чему не подходящей деталью.

В отличие от «великих счетчиков» у большинства граждан все–таки остается выбор, который, правда, они используют для слияния с окружением. В оптике массового общества яркое своеобразие личности воспринимается скорее как болезнь, требующая лечения.

Окружение формирует пространство ориентаций, которым крайне желательно соответствовать. Причем если вы не пациент закрытой лечебницы, потребность унификации должна родиться непосредственно у вас в голове, а не быть навязанной извне.

Адепты такой системы отношений объявляют ее свободной, эгалитарной и здоровой. А то, что ей не соответствует или противостоит — соответственно, несвободным, сектантским и злотворным.

Унификационный механизм завладевает любой областью. Самая нелепая и экстравагантная мода превращает людей в персонажей анекдотов, следующих абсурдным предписаниям в ущерб собственной привлекательности. Мириады неудачников платят психологам, чтобы те отучили их от недостатков, то есть превратили самобытную личность в универсальный «девайс» для общения. Язык упрощается, превращаясь в бессодержательный набор жаргонизмов и расхожих фраз, которые можно вставить в любой разговор.

И все это ради того, чтобы не выпасть из мира «сильных и независимых» людей, не превратиться в недоразвитых гениев вроде Джона и Майкла.

Личность в окружении индивидов

Удивительно, насколько непринужденно современному обществу удается сочетать противоречивые установки. Поколение, бегло цитирующее Оруэлловские предостережения из антиутопии «1984», совсем не замечает, как глубоко въелось «двоемыслие» в его сознание.

Современный индивид превращает знание в набор заклинаний. Ему кажется, достаточно произнести какие-то слова, чтобы стать свободным, достаточно прикрыться шмотками из рекламного ролика, чтобы стать красивым.

При той безнадежной нищете смысла, в которую упрятал себя стандартизированный человек, он еще и агрессивен. То, что не укладывается в нормы стандарта, должно быть выведено за границы. Желательно самим отщепенцем, в противном случае им займутся так называемые эксперты.

Рискну предположить, что никогда раньше здоровье не ценилось так высоко, как теперь. Здоровье в самом широком понимании, то есть растворение в общественных представлениях, врезания живого и оригинального в пошлый статичный шаблон.

Лояльность превращается в легкость расставания с любым внутреннем нюансом… Лишь бы он не выпирал штырем, о который могут пораниться окружающие. Исцеление вместо развития. То есть борьба со своеобразием личности вместо ее внутренней эволюции.

Под бессмысленный рефрен о свободе, независимости и здоровье человек превращается в индивида (от латинского individuum — неделимый; индивид — не уникальная личность, но предельный результат дробления социума, это антизеза личности).

Озабоченный исключительно здоровьем, то есть комфортной коммуникацией с остальными, человек утрачивает нечто более значимое. Герой фильма «Мне двадцать лет» (режиссер Марлен Хуциев, 1964), веселый и легкий в общении Николай, сталкиваясь с трудной ситуацией, кардинально меняется. Друзья замечают, что у него «испортился характер», на что Николай, решающий сложную экзистенциальную проблему, замечает, что время от времени характер должен портиться. Это не апология угрюмости, не призыв к мизантропии, а всего лишь сохранение человека в полном объеме, защита личности от изъятий и упрощений.

Режиссер не доводит линию Николая до развязки, мы не узнаем, чем завершились его терзания. Но хочется верить, что герой фильма отстоял свою сложность, право на «испорченный характер», и вышел из экзистенциальной схватки победителем.

В отличие от близнецов Джона и Майкла, чьи личности оказались без надобности американскому обществу. То немногое, чем они были ему интересны, быстро исчерпалось, и «великие счетчики» превратились в безвольных идиотов на попечении медперсонала. В обществе всеобщего благоденствия это называется гуманизмом.

Быть может, все не так страшно: подопечные Оливера Сакса и правда имели легкую форму умственной отсталости. Но не обольщайтесь. От всех остальных этому обществу нужно то же самое — существующее лишь в качестве общей меры с миром, то есть своими совпадениями с ним.

Забудьте свои способности, если они не универсальны — для массового общества они ничего не значат. Вернее, ваши отличия от окружающих — всего лишь симптомы болезни, которую нужно вылечить. В мире повального стандарта уникальности не существует, она — лишь признак болезни, исключительный дефект.

Личность больше не нуждается в самой себе. Она окружается индивидами и сама становится индивидом. То есть выздоравливает.