Фрагмент книги британского журналиста Пола Мейсона «Ясное светлое будущее. Радикальная защита человека» (2019). Основная идея книги — только повестка радикального гуманизма может спасти человечество от власти рынков, машин и ультраправых антиутопий.

В 1977 социолог Мишель Фуко предпринял полусерьезную попытку написать этический кодекс постмодернистской эпохи. Он назвал его «Введением в нефашистскую жизнь». Тот фашизм, которому необходимо сопротивляться, писал Фуко, это не просто фашизм крайне правых. Это фашизм, «который во всех нас, который преследует наши умы и наше повседневное поведение, — фашизм, который заставляет нас любить власть, желать именно то, что господствует над нами и эксплуатирует нас». В подражание семи христианским заповедям Фуко предложил семь правил. Не стремитесь к власти. Не пытайтесь решать всеобъемлющие политические задачи. Отвергайте иерархии. Отбросьте идею, что негативность способна быть политически эффективной. Политическому активисту не обязательно быть печальным. Не обосновывайте политическую практику претензией на истину. И не стройте политику на правах человека, тем более на правах индивида. «Группа», писал Фуко, «должна быть не органической связью, которая объединяет выстроенных в иерархию индивидов, а постоянным генератором "деиндивидуализации"».

Хотя мало кто читал этот текст, не ошибусь, если скажу, что заповеди Фуко оказались широко усвоены теми, кто сопротивлялся глобализации, изменению климата и репрессивным властям, используя горизонтальные методы. Целое поколение активистов пыталось растворить власть в сетевом активизме, переходя от одной борьбы к другой и используя стратегию «одно Нет, много Да».

Логическая проблема, стоявшая перед Фуко, заключалась в следующем: зачем писать этическую систему для индивидов, если ты выступаешь за то, чтоб они рассеивали и растворяли свои отдельные «я»? Если «человек» это недавнее изобретение, которое вот-вот исчезнет, зачем изобретать для него какие-то правила?

Впрочем, упомянутая проблема не помешала Фуко и дальше двигаться в сторону этой формы этики добродетели в последние годы жизни. В интервью 1984 года он объясняет, как этическая практика древнегреческих и древнеримских рабовладельцев оказалась сфокусирована на «заботе о себе», так что они превращали свои жизни в произведения искусства, и, ограничивая себя в желаниях, прекращали угнетать других (свободных) людей.

Очевидно, что «забота о себе» наряду с «превращением своей жизни в произведение искусства» стала настоящей новой религией среди среднего класса в развитом мире. Из спортзала на коврик для йоги, потом на операционный стол пластического хирурга: вокруг «заботы о себе» сформировались целые индустрии. Проблема в том, что это не искоренило неравенство и несправедливость. А если еще конкретнее, это не остановило подъем современного фашизма.

Если вы хотите посмотреть на сегодняшние аналоги греческих аристократов, поднаторевших в «заботе о себе», можно начать с миллионера-альтрайта Майло Яннопулоса. Или с Марин Ле Пен. Или с опрятненьких хипстеров — идентитаристов, которые патрулируют с флагами австрийскую границу, сигнализируя, что они, как спартанцы, собираются дать отпор темнокожим захватчикам. Или с Дональда Трампа.

Фуко был прав, утверждая, что революционная волна 1968 сошла на нет, а ее провал был провалом иерархической политики, основанной на власти: профсоюзы с мужским руководством, сталинизм, обреченные движения городской герильи типа Черных пантер или Красных бригад. Он также был прав в том, что левый тоталитаризм в 20 веке во многом черпал силу в старых христианских заветах «самоотречения».

Но его техники «нефашистской жизни» не решают проблем, стоящих перед нами сегодня. Нам нужна рискованная борьба за конвенциональную политическую власть. Нам нужно вступать в контакт с государством — каким бы милитаризированным и репрессивным оно ни было — и с электоральной системой, иначе силы либерального центризма сойдут на нет, уступив место авторитарному национализму.

Во время гражданской войны в Испании Джордж Оруэлл познакомился с итальянским анархистом, воевавшим в ополчении крайне левой партии ПОУМ. Кристофано Сальвини родился в 1895 в Касоле-д’Эльза, старинном городке к юго-западу от Флоренции, где работал каменщиком. В 1920, на следующий год после того, как Итальянская Соцпартия стала крупнейшей силой в парламенте, он был избран членом городского совета от социалистов. На следующий год он вошел в группу, отколовшуюся от социалистов, из нее в результате родилась Компартия Италии. В 1923 он бежал от фашистского правительства Муссолини во Францию, где вступил в одну из многочисленных троцкистских групп. В августе 1936, когда состоялся первый призыв добровольцев, Сальвини поехал в Испанию, и в составе группы из пятидесяти человек под названием Интернациональная ленинская колонна был немедленно брошен на передовую в Хуэске. В мае 1937, когда испанские коммунисты начали подавлять анархистские и леворадикальные группы в Барселоне, Сальвини исчез, считалось, что он погиб. На самом деле он примнул к анархистскому отряду, воевавшему на другом фронте. После гражданской войны бежал во Францию и был интернирован в трудовой лагерь. В 1940 был схвачен немцами в Дюнкерке и репатриирован в Италию, где получил 5 лет тюрьмы. В итоге был выпущен на волю левыми партизанами, освободившими Тоскану в 1943, вернулся к своей работе каменщика в Касоле-д’Эльза и умер в 1953.

Он делал все то, чего Фуко советует нам избегать. Верил в правду, боролся за тотализирующий проект и очень мало заботился о «себе». Но он жил антифашистской жизнью.

Что заставило каменщика из городка, состоящего из одной средневековой улицы, провести всю жизнь за политической оргработой и марксистской теорией в стремлении уничтожить капитализм?

Ответ: жизнь двух поколений. В 1892 разрозненные группы итальянского рабочего движения объединились и сформировали соцпартию. После Первой мировой, когда Италия переживала бурную индустриализацию, рабочие начали захватывать фабрики и пытались управлять ими с помощью рабочего контроля. В 1921 году правящий класс отошел от своей приверженности либерализму и поддержал фашистское правительство под руководством бывшего социалиста Бенито Муссолини. Вот воспоминание о том, как фашисты действовали в местах наподобие Касоле-д’Эльза:

 «В маленьких городках, где все знали друг друга, фашисты подвергали своих врагов ритуальному унижению — мощная стратегия террора, понятная всем. Чернорубашечники заставляли своих оппонентов пить касторку и прочее слабительное, после чего отпускали их домой, корчащихся от боли, покрытых собственными испражнениями. …Они также нападали на своих оппонентов в публичных местах, раздевали их, били, приковывали к столбам на площадях и у больших дорог».

Жертвами насилия становились не члены каких-то нелегальных террористических групп, а простые городские депутаты вроде каменщика Сальвини, на которых держалась целая сеть левых клубов, партий, профсоюзов и культурных центров. Эти учреждения в итоге были закрыты, и итальянское рабочее движение оказалось вырвано с корнем. Такова реальность фашизма.

Почему итальянскому правящему классу, этой модернистской, технологически подкованной либеральной элите, вдруг потребовалась подобная трансформация? Потому что за три десятилетия итальянский рабочий класс прошел путь от идентификации в качестве общественной силы и от самозащиты к способности добиться желаемого — заменить капитализм социализмом. Люди нашли друг друга, стали действовать, а потом определили финальную цель своих действий.  

Поколению, которое впитало этические принципы Фуко, пора преодолеть их. Конечно, возможно жить «нефашистской жизнью» где-нибудь в Аризоне, где полицейские рыщут по улицам за мигрантами, где нечеловеческие условия содержания в тюрьмах пропагандируются как способ устрашения, где республиканскую повестку отстаивают белые расисты. Можно перемещаться из одного пузыря в другой, из спортзала к психоаналитику, посещать антитрампистские протесты в Вашингтоне и донатить демократам. Но действуя таким образом, невозможно добиться власти. Вместо этого мы должны заново учиться тому, что значит жить антифашистской жизнью.

На определенном уровне шаг от горизонтального активизма к национальным политическим партиям вроде британских лейбористов или американских демократов — этап эволюции от сетевого индивидуализма к общему проекту освобождения. Но чтобы подняться на следующий уровень, недостаточно просто изменить организационные формы — от протеста к захвату партий. Следуюший шаг должен связывать индивидуальный отказ и неповиновение с политическим проектом: покончить с рыночной логикой, развивать вместо нее логику человечности и защиты окружающей среды.

Философ Аласдер Макинтайр, когда еще был марксистом, писал, что поскольку классовое общество подавляет человеческий потенциал, то «человеческое развитие происходит с помощью весьма непредсказуемых скачков. Возможно, мы никогда не знаем, насколько близок следующий рывок». Я считаю, что вся злоба, исходящая повсеместно от мизогинов, этнических националистов и авторитариев, свидетельство того, что они тоже чувствуют, насколько мы близки к тому самому «следующему рывку».

Жить антифашистской жизнью значит в том числе помещать свое тело туда, где оно может в самом деле остановить фашизм, а сделав это, удерживать крошечный кусочек освобожденного пространства, чтобы другие могли его найти, поселиться и жить в нем. Радикальная защита человека начинается с тебя.

Перевод К. Медведева