Так называлось мероприятие в Facebook — зрительская премьера одноименного фильма о жизни и гибели Осипа Мандельштама. Известие о таком событии не может не вызвать интереса у культурного человека. Но кинематографические высказывания последнего времени приучили нас быть настороже. Словосочетание «фильм о писателе» воскрешает в памяти «что-то, о чем теперь не стоит вспоминать».

Тем приятнее ошибиться. «Сохрани мою речь навсегда» — это удача. Его создателям удалось избежать бестактности. В фильме нет обывательских мифов, обвивающих писательские биографии липкой паутинкой. Нет самодовольного невежества. Есть, зато, уважение к герою и сострадание.

Предубежденному зрителю хочется придраться. Я вслушивалась в полифонию этого фильма с пристрастием. Мне поначалу не нравилось, что на стихи Мандельштама накладываются посторонние звуки. Не нравилось до тех пор, пока я не поняла, что режиссер использует этот прием для того, чтобы передать «шум времени». И поняв я ему поверила, в том самом станиславском смысле слова.

Я была уверена, что актерское чтение подведет. Когда же оно не подводило? Но чтение Виктора Сухорукова, по-моему, безупречно. Он не просто читает стихи, он голосом создает образ поэта.

Когда-то, в начале двухтысячных, голоса писателей начала прошлого века собрал на диске знаменитый звукоархивист и блестящий literary speaker Лев Алексеевич Шилов. Диск назывался «Голоса, зазвучавшие вновь». Шилов этой своей работой очень гордился и хотел, чтобы о ней узнало как можно больше людей. Его изданию предшествовала трудоемкая реставрация записей. Голоса извлекались буквально из небытия, восстанавливались со стершихся валиков и истлевших пленок. К счастью, диск дошел до слушателя, и записи с него, благодарю интернету, разлетелись повсюду. Была на нем и запись авторского чтения Мандельштама. Не сомневаюсь, что Виктор Сухоруков эту запись слышал. В его чтении можно уловить эхо Мандельштама.

В этом фильме стихи несутся воздушным потоком над всеми унижениями и тяготами жизни. И всякий раз возвышают Мандельштама над его мучителями.

Тема полета, впрочем, сопутствует не только образу поэзии, но и образу поэта. Одно движение кисти художника и фигурка Мандельштама вспархивает птахой к верхнему пределу экрана. Или вдруг бурка, прикрывающая плечи кукольному Мандельштаму, начинает казаться оперением потерявшейся в непогоде птицы. Это верно, что горделивого юношу с фотографий десятых годов, можно назвать щеголеватым. Как верно и то, что с годами, по мере приближения к последнему полету, птичья сущность Мандельштама все сильнее выступала на его лице. Но здесь обыгрывается не только внешность. Птица символизирует одновременно небесную свободу и земную беззащитность.

Актеры присутствуют в фильме только как голоса. Виктор Сухоруков — Мандельштам, Чулпан Хаматова и Инна Чурикова исполняют женские роли. А визуальные образы поэта, его окружения и семьи воплощают куклы и анимированные фотографии. Это очень точная, художественно-чуткая находка режиссера. Вполне может быть, что в образе Гаврилы Державина мы приняли бы сейчас любого подходящего актера. Но с насельниками двадцатого века все обстоит иначе. Сходство кажется окарикатуриванием, несходство раздражает. Это происходит, должно быть, оттого, что связь с этим временем пока не потеряна. Любой актер, изображающий фигуру двадцатого века, обращается к какому-то тайному нашему знанию, которое начинает расти и ершится, едва мы чувствуем фальшь.

У режиссёра Романа Либерова есть чувство времени. Нутряное, как это принято называть. Не только потому, что в его стиле новаторство, смелое сочетание жанров. Не только потому что он использует легкие символы, там, где многие пустились бы в буквализм. Его язык созвучен нашему времени, где идеи зачастую рождаются из разнородных и разноценных осколков сказанного когда-то и кем-то. Времени, где восприятие человека обрело такую детскость, что требует каждую мысль сопровождать яркой картинкой. Вряд ли это хорошо, но для кино — хорошо. Фильм Романа Либерова может понять и знаток, и случайный прохожий, и ребенок.

Он снял историю о том, что поэзия выживает, когда гибнет поэт, но как бы там ни было с поэзией, а поэт гибнуть не должен. А наше дело простое — помнить — донести немного живой воды до идущих нам вслед поколений.