Create post
Jaromír Hladík press

«Книга должна быть тяжела»

настя былинкина

В конце сентября Издательство Яромира Хладика выпустит повесть Дмитрия Гаричева «Мальчики». В этой повести Дмитрий Гаричев подвергает мифологему «республики ученых» своего рода голдинговскому эксперименту, наблюдая за существованием высокого и при этом неизбежно детского сознания в условиях посткатастрофического гуманитарного таксиса — мира, которым правят, в котором живут и борются друг с другом интеллектуалы. «Сюжет» и «язык» этой небольшой повести все время находятся в состоянии тревожного иронического снятия, что заставляет искать нечто третье, какую-то подлинную сущность, какое-то дикое, ловкое существо этой прозы, постоянно мелькающее на периферии читательского зрения и в конце концов превращающее читателя в «волшебного стрелка». По просьбе издательства критик Валерий Отяковский задал Дмитрию Гаричеву несколько вопросов.

Поток речи, в котором рождены «Мальчики» — результат вдохновения или кропотливой стилизации? Расскажите о работе над текстом.

«Мальчики» — моя вторая попытка прозы после «Реки Лажи» (Октябрь, 3/2016), которая была всевозможно орнаментована, и мне было нужно выдумать какой-то новый метод, сообразный с тем, что я, собственно, собираюсь сказать в этот раз. В зародыше эта книжка задумывалась как повесть о тотальном «мужском мире», энергия которого направлена главным образом на маскировку собственной фатальной неполноценности, поэтому я пытался конструировать текст, притворяющийся монолитом, но внутри полный мелких подвывихов и трещин. В общем говоря, мне хотелось написать некрасивую книгу (как Ханеке хотелось снять «непристойный фильм»), и я в первую очередь старался вытоптать в ней то, что называется образностью; это была довольно плотная, но очень увлекательная работа.

Отзывы критиков о повести (кстати, не слишком малочисленные) постоянно подчеркивают сложность языка, неясность стиля. Каким же вы видите своего читателя, если вообще думали об этом?

Покойный Лимонов как-то сказал, что все книги, которые он хотел прочесть, ему пришлось написать самому; я полагаю, что мной движет то же самое чувство. То есть, мой читатель — это человек, которому слегка не по себе от того, что авторы, скажем, его поколения пишут приблизительно так, как будто к 2020 году в русской прозе ещё ничего не произошло. Условное «лёгкое чтение» кажется ему стыдным занятием, а купить новую книжку в магазине с наскока, просто заглянув в середину, у него не получается просто никогда (почему-то я уверен, что эта проблема знакома многим). Розанов писал, что «книга должна быть дорога»: будем считать, что я решил для себя, что книга должна быть тяжела (в этом нет ничего нового — «чтоб читалось неудобнее смазных сапог или грузовика в гостиной», требовал ещё Кручёных в 1913 году; просто стоит помнить, что расслабляться не нужно никогда).

Повесть насыщена обломками советского прошлого, явно имеет фундамент в виде соцреалистических повестей о Гражданской войне, которая здесь названа Противоречием. Но эти обломки специфичны, «Мальчики» как будто рождены именно из подростковой литературы типа Гайдара или Крапивина с присущей им гиперболизацией конфликта детей и взрослых. Это — естественная часть вашего бэкграунда или вам приходилось что-то специально начитывать для работы над книгой?

Всё было несколько проще: по большей части эта вещь отталкивалась от медийной истории «народных республик» (отсюда, как легко догадаться, все эти несуразные гуманитарные позывные вместо Моторол и т.п.), но вот ключевые персонажи этой самой истории — особенно в отечественном пропагандистском изводе — действительно как будто бы сошли с гайдаровских страниц (да и сам я в детстве был ранен «Сказкой о военной тайне», и если меня разбудить среди ночи с вопросом, за красных я или за белых, ответ будет дан без раздумий).

Опять же, если для своей первой прозы я использовал много чужого материала, то здесь была ровно обратная ситуация (впрочем, гадание с забиванием гвоздей я нашёл во французском Dictionnaire Infernal, но, по-моему, это единственное «неявное» заимствование во всем тексте). С «Мальчиками» я оглядывался ещё на некоторые книги по истории русского сектантства, но это был скорее такой «атмосферный» вопрос.

Другой жанр, который явно перепрочитывается, остраняется в вашей повести — постапокалипсис, ну или дистопия. В любом случае удивительно, что археология советского сталкивается с топосом будущего. Как вам кажется, в каких отношениях с историей находится ваш текст: это хонтология, предостережение или же вовсе что-то третье?

Кажется, у меня вообще плохо развито чувство истории: я с трудом верю в прошлое и практически не воспринимаю модальность будущего, мы с ним как будто бы не существуем друг для друга. Для меня эта книжка (как, в общем-то, практически всё, что я успел написать) — комментарий к тому, что происходит здесь и сейчас: мы находимся в бинарном мире, что само по себе огромная проблема («их двое, и мир для них»), и вдобавок тяготеем к абсолютному стиранию Другого и всякой памяти о нём, но стирая Другого, неизбежно, по школьной диалектике, стираем сами себя. История моей выдуманной по новостным мотивам республики — это больше повод, площадка для того, чтобы поднять на ней эти вопросы. В этом смысле, пожалуй, можно говорить о некоем предостережении, впрочем, вполне себе вневременном.

И в стихах, и в вашей прозе речь постоянно идет о войне — в стихах этот разговор подкрепляется конкретными политическими аллюзиями, в «Мальчиках» таких прямых параллелей, кажется, нет, но и в них точка пересечения соцпрошлого и антибудущего находится где-то в проблемах и конфликтах нашего времени. Почему именно война лучше всего описывает русский XXI век и между кем она ведется?

Я думаю, что наше главное противостояние всё равно совершается в нас самих: бить жену или нет, бросать кирпичи в ОМОН или нет, оставаться здесь или уехать, — в конце концов, решаешь ты сам, Путин не может решить всё это за тебя. Но да, мы живём в государстве, уже столько лет тратящем огромные деньги на прямую пропаганду ненависти, и в таком контексте война кажется нам (и мне, видимо, тоже) наиболее естественным образом человеческого существования, а мирный труд, семейные хлопоты и походы в театр так или иначе отдают каким-то фальшаком: всё это не может длиться вечно, в конце обязательно должна быть война. Похоже, что её обаяние заключено для нас в обещании снятия той самой бинарной оппозиции, но это обещание заведомо ложно вне зависимости от того, с кем мы планируем воевать. И вместе с тем нам бесконечно трудно представить, что всё может быть решено и исправлено каким-то иным способом, кроме истребления/подчинения Другого. Конечно, это не специфически русская проблема, но так сложилось, что перед тем поколением русских, к которому принадлежу я, она вставала с патологической частотой с самого детства и никуда не делась по сегодняшний день.

Предзаказ на книгу открыт на сайте Издательства Яромира Хладика.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
настя былинкина

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About